Холодов С. А.

История ОБХСС и экономическая преступность в России в XX веке

ПРЕДИСЛОВИЕ

Перед вами очерки истории экономической преступности в нашей стране в XX веке и тех органов, которые с ней боролись. Наша советская держава была благородной попыткой построить социалистическое государство, в котором каждый не только «за себя», но и «за всех», в котором деньги — не главное, а человек человеку брат. Эта попытка необходима исторически. Когда-нибудь мы еще отнесемся к советскому наследию более внимательно, чем сегодня. И получим пользу. Но это не означает, что в СССР не существовало изворотливой, опасной преступности. Она существовала и развивалась. Многие из тех, кто в социалистической системе считались преступниками, в другой реальности рассматривались бы как блестящие предприниматели. Но они мешали социалистическому строительству. И государство боролось с ними всеми силами. Это было справедливо.

Существовала в СССР и коррупция. Ее не сравнить с нынешней повальной. Но и с ней необходимо было бороться. О том, как боролись с коррупцией в Стране Советов, и повествует наш «краткий курс».

Особая страница нашей истории — кризис советского общества. Последние громкие дела — и экономическая преступность 1990-х. Кризисное десятилетие, завершившее XX век.

ДО И ПОСЛЕ УГАРА

Борьба с экономическими преступлениями началась не вчера и даже не позавчера. У каждой истории есть предыстория. Есть предыстория и у истории советской экономической преступности. Государство во все времена пыталось защитить интересы казны от посягательства мошенников и воров, а также от чиновничьих злоупотреблений. Пыталось защитить свою валютную политику, свои монополии… Без элементарной экономической безопасности невозможно ни функционирование государства, ни развитие общества. Но специальной службы, которая бы концентрировала свое внимание на экономических преступлениях, в стародавние времена не было. Монархи поручали расследование самых щекотливых дел доверенным лицам, тем вельможам, которых считали образцами честности. Известно, как боролся с тогдашними проявлениями коррупции первый министр юстиции Российской империи Гаврила Романович Державин. В своем ведомстве министр не допускал корыстных побуждений, строго контролировал работу подчиненных ревизиями, вникал в тонкости бесчисленных документов… Один из первых докладов министра юстиции Державина был посвящен сокращению канцелярского делопроизводства. Чиновных взяточников в те времена называли мздоимцами. История сохранила до нашего времени это меткое русское слово. Во времена императора Николая I, в 1826 году, императорским указом было создано Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии. Возглавил эту могущественную спецслужбу генерал Александр Бенкендорф — еще один теоретик и практик борьбы с коррупцией. Ведь Третье отделение занималось отнюдь не только борьбой с инакомыслящими и поиском шпионов. Сотрудники Бенкендорфа должны были бороться с фальшивомонетчиками и мошенниками, следить за растратчиками и взяточниками. Эти задачи не потеряли актуальность и после революционного 1917-го. Отношение к правосудию, к законности менялись, но к деловой чистоплотности большевики относились еще придирчивее, чем их предшественники. Так было. Выучки им не хватало, но интересы пролетарского государства лучшие из них соблюдали неукоснительно. А опыт государственной службы им заменил опыт нелегальной работы — тоже, между прочим, бесценный.

Первый чекист — Феликс Дзержинский — говаривал, что, если Советская власть не справится с взяткой, то взяточничество доконает Советскую власть. Мысль вполне резонная. По настоянию председателя Совнаркома Ленина в первый советский Уголовный кодекс (его приняли в 1922-м году) была введена в качестве наказания за получение и дачу взятки аж смертная казнь. Со времен царя Петра Великого таких строгостей на Руси не было! Правда, это мера продержалась только пять лет и к блистательным результатам не привела. В годы «нэпманского угара», когда балом правили мелкие частники, подрядчики и поставщики строили свои взаимоотношения с многочисленными чиновниками во многом — именно на денежных подношениях, а проще говоря — на взятках. И разоблачить их, как правило, не удавалось. И казненных взяточников насчитывалось не так много…

В 1980-е в ходу был слащавый миф о НЭПе как чуть ли не о золотом веке советской истории. Например, писатель Анатолий Рыбаков в свое время не принял гайдаровские реформы, но о Новой экономической политике вспоминал неизменно идиллически: «За два года всё неузнаваемо изменилось. За два года! Отменили продуктовые карточки. На Арбате открылись частные магазины. Было всё!.. Страна, разрушенная за семь лет войны белыми, красными, зелеными — какими хочешь, — оправилась в считанные месяцы, восстанавливалась, поднималась». Таковы его детские воспоминания о тех временах.

Но почему же слова «нэпман» и «нэпач» быстро превратились в ругательные? Неужели пропаганда расстаралась? Думаем, одной пропагандой в таком деле не обошлось.

Самые объективные участники событий тех лет к НЭПу подчас относились как к необходимому злу, но никогда — как к благу. НЭП не давал ходу тем, кто верил в идеалы социализма, кто готовил себя к бескорыстному труду, к самосовершенствованию, к подвигу. То есть — к самым честным рядовым солдатам революции.

НЭП вызывал эмоции, которые легче всего выразились в известном риторическом вопросе: «За что боролись?» Когда Леонид Утёсов пел: «За что же мы боролись, за что же мы страдали?.. Они же там жирують, они же там гуляють…», — все понимали, что это про нэпманов.

НЭП действительно быстро преобразил послереволюционный быт, возрождая соблазны «красивой жизни». Бандит Ленька Пантелеев, герой одноименного рассказа Льва Шейнина 1924 года, действовавший в Питере, ведет свою даму в знаменитый ресторан Донона — тот самый, «который вновь наконец открылся после нескольких лет революции и гражданской войны». А там всё почти как раньше, как в царские времена: «…из общего зала ресторана… донесся смешанный шум голосов, женского смеха, звуков настраиваемых инструментов. Мягко ударил в нос сложный, дразнящий запах дорогого ресторана: какая-то специфическая смесь духов, сигарного дыма, горячих блюд. Седовласый швейцар, похожий на библейского пророка, привычно распахнул матовую стеклянную дверь, за которой были несколько ступенек, ведших в зал… Ресторан был уже полон. За столиками сидели удачливые дельцы, нарядные женщины, трестовские воротилы, какие-то молодые люди с чрезмерно черными бровями и совсем еще юные, но уже очень развязные пижоны». Шейнин точно описал то время! Суд над Пантелеевым привлек самую разношерстную публику: «нэпманских сынков», «жуирующих пижонов с Невского», «мануфактурных королей из Гостиного», «содержательниц тайных домов свиданий», «карманников с Сенного рынка»… Все они расплодились почти мгновенно — после введения НЭПа.

При НЭПе в жизни страны ощущалась болезненная раздвоенность. В свое время жестокая реальность крепостного права дурно сочеталась с идеологией православного братства, и это привело к взрыву. Сталин допускал обман как средство борьбы, как средство пропаганды. Но он понимал, что большая ложь в политике недопустима, гибельна. Вряд ли фронт и тыл сплоченно встретили бы врага в 1941-м, если бы страна кишмя кишела хозяйчиками со своими частными интересами. Вот и пришлось с ними бороться не на жизнь, а на смерть.

В годы расцвета и упразднения НЭПа советский порядок прошел серьезную проверку на прочность. Оказалось, что большевистский режим может быть гибким, что он способен на прихотливые танцевальные па: прыжки, повороты, компромиссы. Как и «похабный» Брестский мир, НЭП был нужен для передышки, для перегруппировки сил.

Вспоминая свою юность, советский руководитель, фронтовик К. Т. Мазуров вспоминал: «НЭП принес процветание торговле и мелкому предпринимательству, получше стали жить крестьяне. А рабочим было по-прежнему очень тяжело. У них на столе часто не бывало хлеба. Росло их недовольство… Рабочие считали: пускай прижмут тех, кто прячет хлеб, и он у нас появится».

Противоречия обострялись. И снова предоставим слово писателю и следователю Льву Шейнину: «Удивительное это было время, и удивительной была та Москва… В комсомольских клубах пели «Мы — молодая гвардия рабочих и крестьян», изучали эсперанто на предмет максимального ускорения мировой революции путем создания единого языка для пролетариев всех стран, упорно грызли науки и люто ненавидели нэпманов, которых временно пришлось допустить… А в городе невесть откуда и черт его знает зачем повылезала изо всех щелей всяческая нечисть — профессиональные шулеры и надменные кокотки, спекулянты, бандиты и просто жулики всех оттенков, масштабов и разновидностей… Господа концессионеры, всевозможные Гаммеры, Петерсоны и Ван Берги, обосновывались в Москве прочно, обзаводились молоденькими содержанками, тайно скупали меха и валюту, рублевские иконы и вологодские кружева, драгоценные картины и хрусталь, и потихоньку сплавляли это за границу».

Организованная преступность приняла угрожающие масштабы. Как говорили в те дни, «заедает элемент». Один пример разгула банд привел Вячеслав Молотов в своей речи на XV съезде партии, рассказав о событиях в Борецкой волости Ряжского уезда Рязанской губернии, где «в течение пяти лет хозяйничала, как дома, шайка бандитов, разбойников и грабителей… Это хулиганье запугивало, застращивало, грабило и поджигало местных крестьян». Обращения местного населения к властям о защите ни к чему не приводили. «И теперь бандитизм еще не вывелся в Борецкой волости..». Про эту волость так и говорят до сих пор: «Борец — всем ворам отец», — в рифму сказал Молотов.

Неэффективность борьбы с бандитами в значительной степени объяснялась их связями с представителями властей. Молотов признавал, что у преступников «обнаружились связи не только в укоме и уисполкоме, но через каких-то людей они сумели влиять на отдельных членов губкома, губЧК и губсуда… Преступные элементы из Борецкой волости сумели найти слабые места даже среди отдельных работников губернского партийно-советского аппарата, где обнаружились у них некоторые ниточки связей…» Это и есть атмосфера НЭПа. Коррупционная.

Государство не могло бросить все силы на борьбу с преступностью. Сил не хватало. В своем выступлении от 13 апреля 1926 года Иосиф Виссарионович Сталин с иронией (он любил шутку!) отмечал: «Есть воровство стыдливое, скрытое, и есть воровство смелое, "веселое", как говорят об этом в печати. Недавно я читал в "Комсомольской правде" заметку о "веселом" воровстве. Был, оказывается, этакий фертик, молодой человек с усиками, который весело воровал в одном из наших учреждений, воровал он систематически, не покладая рук, и воровал всегда удачно. Заслуживает тут внимания не столько сам вор, сколько тот факт, что окружающая публика, зная о воре, не только не боролась с ним, а, напротив, не прочь была хлопать его по плечу и хвалить его за ловкость, ввиду чего вор стал в глазах публики своего рода героем… Когда ловят шпиона или изменника, негодование публики не знает границ, она требует расстрела. А когда вор орудует на глазах у всех, расхищая государственное добро, окружающая публика ограничивается смешками и похлопыванием по плечу. Между тем ясно, что вор, расхищающий народное добро и подкапывающийся под интересы народного хозяйства, есть тот же шпион и предатель, если не хуже… Таких воров у нас сотни и тысячи. Всех не изведешь с помощью ГПУ».

Сталин возмущался расточительством при расходовании государственных средств: «У нас царит теперь разгул, вакханалия всякого рода празднеств, торжественных собраний, юбилеев, открытий памятников и т. д. Десятки и сотни тысяч рублей ухлопываются на эти «дела».

При этом он замечал: «Знаменательнее всего то, что у беспартийных замечается иногда более бережное отношение к средствам нашего государства, чем у партийных. Коммунист действует в таких случаях смелее и решительнее… Объясняется это, пожалуй, тем, что коммунист иногда считает законы, государство и т. п. вещи делом семейным. Именно поэтому иному коммунисту не стоит большого труда перешагнуть, наподобие свиньи (извиняюсь, товарищи, за выражение), в огород государства и хапнуть там или показать свою щедрость за счет государства». Сталин призывал «вести систематическую борьбу с так называемым «веселым» воровством в органах нашего государства, в кооперации, в профсоюзах».

Но приходилось маневрировать. Окажись большевики непробиваемыми догматиками — и «первое в мире государство рабочих и крестьян» в мирное время не просуществовало бы и нескольких месяцев. Поэтому и экономическая, и карательная политика государства была переменчивой.

Советские червонцы

В конце сентября 1923 года председатель ОГПУ обратился в Политбюро с предложением выслать из Москвы злостных спекулянтов, особенно валютчиков, связанных с «черной биржей», которые, по его мнению, были виновны в росте цен. В ноябре Политбюро приняло это предложение. С конца ноября началась операция по административной высылке из Москвы, а потом и из других городов спекулянтов, контрабандистов и других социально опасных элементов. Операцию проводили в три этапа, на каждом из которых затрагивались определенные категории людей. На последнем этапе, начавшемся в середине декабря, репрессии обрушились на валютчиков и лиц, связанных с валютной биржей.

В период проведения операции в Ленинграде были арестованы все состоявшие на учете валютчики. В Ростове-на-Дону биржа была разогнана с кровавыми перестрелками. В Москве арестовали более 100 торговцев золотом. В некоторых городах преследование распространилось даже на агентов особой части Наркомфина, которые были направлены в провинцию для интервенции золотой монеты. 29 декабря 1923 года Дзержинский в своей записке в ЦК ВКП(б) просил для срочного сужения и урегулирования «черной биржи» в Москве назначить комиссию в составе Туманова (председателя), Дзержинского (с правом замены Кацнельсоном) и соответственно председателя Моссовета. В этот же день Политбюро утвердило эту просьбу.

В результате этих операций на «черной бирже» в январе 1924 года было продано золотых монет в два с половиной раза меньше, чем в ноябре 1923 года. Репрессии против валютчиков загоняли спрос на валютные ценности в подполье и затрудняли проведение денежной реформы. В начале марта 1924 года Политбюро по предложению Сокольникова дало указание ОГПУ прекратить репрессии против биржевиков в связи с тем, что они препятствовали проведению Наркомфином валютных операций на рынке. Продолжавшийся в связи с товарным голодом провоз контрабанды в СССР и нелегальный вывоз из СССР валютных ценностей, широкое развитие контрабанды, прикрытой легальными формами в виде посылок не для личного потребления, а для продажи, покупки и продажи автомашин, ввезенных без права продажи, вновь поставили перед органами ОГПУ задачу по усилению борьбы с контрабандой.

Постановление ЦИК СССР от 12 сентября 1924 года и изданная в его развитие инструкция говорят о нормах и порядке вывоза и перевода валютных ценностей за границу. Пункт 6-й гласил, что «вывоз за границу валютных ценностей с нарушением правил настоящего постановления карается в уголовном порядке. Незаконно провозимые валютные ценности конфискуются таможенными органами как контрабанда».

18 января 1926 года Сталин на заседании комиссии Политбюро высказал мысль о необходимости лишить спекулянтов возможности использовать денежную интервенцию в ущерб государству. Через пять дней после этого заседания 23 января начальник экономического управления ОГПУ Благонравов представил Дзержинскому докладную записку о валютной интервенции, в которой вновь предлагалось арестовать валютчиков, действующих как посредники на валютном рынке. Мотивировалось это предложение тем, что через «чернобиржевиков» государственные хозорганы приобретали валюту без разрешения особого валютного совещания Наркомфина, как того требовало законодательство. Конечный вывод записки состоял в том, что ликвидация деятельности валютных спекулянтов позволит сократить расходы на интервенцию и облегчит Наркомфину и Госбанку стабилизацию червонца. Была проведена первая операция в Москве на «Американке» (черная биржа на Ильинке, неподалеку от Кремля). В результате было арестовано 56 человек.

26 марта была проведена операция на Трубном рынке. За этими операциями последовало еще несколько. Всего в Москве было арестовано 186 человек.

В результате резко сократился спрос на валютные ценности. В Москве, например, 5 февраля было продано золотых монет Госбанком на 100 тысяч рублей, 6 февраля на 70 тысяч рублей, 8 февраля — на 51,5 тысяч рублей. В результате по стране было арестовано 1374 валютчика. Отобрано ценностей на 249731 руб. 50 коп. Наибольшее количество арестованных было в ПП ОГПУ Западного края — 306, ПП ОГПУ ЛВО — 215, ГПУ УССР — 201. По сводке от 10 апреля 1926 года, по СССР было арестовано 1824 человека, изъято ценностей на 543 975 рублей. 1 марта 1926 года Председателем ОГПУ был подписан приказ № 39, который предписывал принять решительные меры к прекращению контрабандного ввоза и вывоза товаров, привлекая к уголовной ответственности как «поносителей и продавцов, так и пособников, укрывателей и покупателей контрабанды». При этом необходимо было обратить особое внимание на беспощадную борьбу со скупкой в целях вывоза нелегальным путем и валютных ценностей. О принятых мерах железный Феликс настрого предписывал докладывать каждое 1-е и 15-е число.

И дело пошло. Через несколько дней после арестов биржевиков был повязан и управляющий особой части валютного управления Наркомфина Чепелевский, а 1 марта — и руководитель особой части Волин. Арестовывали и чиновников более мелкого калибра. 29 апреля дело Волина рассматривалось на заседании Политбюро, где было заслушано заявление заместителя председателя ОГПУ Генриха Ягоды. Коллегия ОГПУ вынесла приговор по делу Волина. В соответствии с которым он сам, Чепелевский и Рабинович были приговорены к расстрелу. Извещение ОГПУ обвиняло расстрелянных сотрудников Наркомфина в том, что они, «войдя в связь с отдельными частниками-биржевиками, использовали свое служебное положение для дезорганизации валютно-фондового рынка в целях личной наживы и обогащения связанных с ними биржевиков, чем нанесли советскому государству материальный ущерб».

Пресса гудела: «Московские события произвели на рынок потрясающее впечатление». В момент проведения репрессивной компании золотой рынок в Ленинграде перестал существовать. Валютный рынок был настолько дезорганизован, что достаточно было маленького усилия, чтобы ввести цены в паритетные условия котировок валют на бирже. На июльском 1926 года Пленуме ЦК глава правительства Алексей Рыков, высказываясь о прекращении валютной интервенции, говорил: «Черная биржа является детищем Сокольникова, он ее родил, он ее питал, он ее растил и кормил все время. И вот это детище Сокольникова, как я докладывал об этом Политбюро, мы уничтожили. И денег на это больше не тратим». Разумеется, политический подтекст акций состоял в борьбе с такими «вождями», как Сокольников — финансовый гений раннего СССР.

Между тем мошенники искали новые пути для обогащения. В 1928 году Одесский окротдел ГПУ УССР выявил метод выкачки валюты из СССР посредством продажи турецкими купцами друг другу червонцев. Тот или иной купец, не располагая советской валютой, должен был платить пошлину финотделу за покупку червонцев, что ему было не выгодно. В связи с этим проделывалась следующая операция. Лицо, приехавшее в СССР, покупает ниже номинала червонцы у посредника, временно проживавшего в СССР, с оплатой их в Константинополе. Продающему это тоже было выгодно, ибо он червонцы на черной бирже обращает в доллары, которые покупал в то время по 4 руб. 50 коп., а в Константинополе продавал по 5 руб. Рубли затем нелегально возвращал в СССР, и круг повторялся. Чем больше денег задействовано в этой операции и чем быстрее их оборот, тем больше прибыли. С целью передачи писем и денег использовались капитаны и члены экипажей судов, курсирующих между Одессой и Константинополем. В Одессу прибыли опытные чекисты из Москвы. И в результате многолюдной операции около сотни ловкачей оказались под следствием…

Вот она, коррупция!

Исследователь С. В. Богданов отмечает: «Взяточничество среди государственных служащих периода НЭПа являлось специфической формой приспособления к кардинально изменившимся социально-экономическим реалиям общества. Зарплата советских служащих, не входивших в номенклатурные списки, была весьма низкой, да и, с точки зрения социальной защищенности, их положение было незавидным. Соблазнов же поправить свое материальное положение за счет полулегальных сделок с нэпманами было очень много. К данному факту необходимо добавить многочисленные реорганизации аппарата государственного управления, которые перманентно шли на протяжении всего периода существования НЭПа и, безусловно, не только вносили неразбериху, но и порождали стремление отдельных чиновников обезопасить себя на случай внезапного увольнения». С этим трудно спорить.

Первым и самым простым методом нелегальной деятельности по созданию частного капитала было участие его соучастников и агентов в работе государственного аппарата. В составе государственных чиновников был не очень широкий, не очень многочисленный, измеряемый, может быть, всего несколькими десятками тысяч человек, круг лиц, которые использовали начало НЭПа в этом смысле. Сами служа в хозорганах, они в то же время организовывали различные предприятия или на имя своих родственников, компаньонов, или даже прямо на свое собственное. А затем перекачивали в эти частные предприятия находившиеся в их распоряжении государственные средства из государственных органов, где они служили. Совершив такую перекачку, они обычно увольнялись и «становились на собственные ноги». Так, что «концы в воду». Это явление было распространено чрезвычайно широко.

Но не менее распространенными в годы НЭПа были и самые примитивные способы обмана трудящихся. Элементарное уличное мошенничество в стиле «ищи дурака». Жертве, с которой подвыпивший мошенник заводил дружескую беседу, предлагалось сыграть во что-нибудь простенькое. Например, угадать, сколько бревен на барже, а когда жертва крутила у виска, мол, как же их сосчитаешь, тогда подзывался мальчик, продающий спички, совершенно «случайно» проходящий мимо с кучей коробков в коробе… и предлагалось угадать, четное число спичек в коробке или нет.

— Не боись, лапотник, всё без обмана. Сам выберешь коробок из лотка, сам же со своими друзьями и пересчитаешь спички в коробке — уверял крестьянина мошенник.

Крестьянин в надежде на удачу и выигрыш доставал завернутые в тряпицу деньги. А дальше механизм облапошивания срабатывал как дважды два четыре.

Если простодушный говорил «чет», мошенник извлекал из коробка две спички и клал их на стол.

— Вот, — говорил жулик, — чтобы потом сомнений не было, что ты сказал «ЧЕТ».

Ну, а если крестьянин говорил «нечет», нетрудно сообразить, что вынималась одна спичка, и в коробке со 100 % вероятностью оказывалось четное число спичек. Ибо во всех коробках лотка спички были заранее пересчитаны, а правила арифметики всесильны, потому что они верны… Но это всё, как говорится, игрушки. Нас, главным образом, интересуют более крупные дела.

Советский экономист, большевик с большим стажем, Юрий Ларин в 1927 году описал, как появился первоначальный капитал при НЭПе:

«Первым и самым простым методом нелегальной деятельности по созданию частного капитала было наличие его соучастников и агентов в государственном аппарате. Сами служа в хозор-ганах, они в то же время организовывали различные предприятия или на имя своих родственников, компаньонов, или даже прямо на свое собственное. А затем перекачивали в эти частные предприятия находившиеся в их распоряжении государственные средства из государственных органов, где они служили. Совершив такую перекачку, они обычно оставляли вовсе госорганы и «становились на собственные ноги».

Ларин сформулировал 12 основных путей нелегального обогащения при НЭПе: 1) агенты и соучастники частного капитала в госаппарате, 2) лжегосударственная форма деятельности частного капитала, 3) злостная контрагентура, 4) неликвидные фонды, 5) хищническая аренда, 6) нелегальная перекупка, 7) контрабанда, 8) государственный денежный кредит, 9) государственные займы, 10) валютные операции, 11) уклонение от налогов и 12) лжекооперативы.

Механика сравнительно простая, зато отлаженная. Ответственные и не очень ответственные деятели, коммерческие директора и другие деятели заводов, различных хозяйственных объединений, железных дорог, торговых организаций — государственных и кооперативных — организовывали параллельные лавки, параллельные магазины, параллельные общества, параллельные фирмы, которые и начинали якобы заниматься поставками и подрядами на государственные органы и всякими сделками с ними. Но все это выполняли путем прямой передачи в порядке злоупотреблений создаваемым ими частным учреждениям тех средств, которые находились в их распоряжении по службе в советских учреждениях.

Как тут не вспомнить главную книгу о том времени — «Золотой теленок»:

«— Я — Фунт, — повторил он с чувством. — Мне девяносто лет. Я всю жизнь сидел за других. Такая моя профессия — страдать за других.

— Ах, вы подставное лицо?

— Да, — сказал старик, с достоинством тряся головой. — Я — зицпредседатель Фунт. Я всегда сидел. При Александре Втором — Освободителе, когда Черноморск был еще вольным городом, при Александре Третьем — миротворце, при Николае втором — кровавом.

И старик медленно загибал пальцы, считая царей.

— При Керенском я сидел тоже. При военном коммунизме я, правда, совсем не сидел, исчезла чистая коммерция, не было работы. Но зато как я сидел при НЭПе! Как я сидел при НЭПе! Это были лучшие дни моей жизни!»

Ильф и Петров хорошо знали материал…

Нэповский быт состоял из больших и малых махинаций. Вот, например, служащие Ленинградского военного порта вошли в соглашение с организованной для этого частной конторой «Заводо-помощь» и украли из Ленинградского военного порта 200 тыс. пудов мазута, который и вывезли рядом поездов и цистерн и передали в распоряжение конторы. А «Заводопомощь» продала из них 50 тыс. пудов Ижорскому заводу и остальное — другим госорганам, нуждающимся в мазуте. У этой частной конторы не было при основании ни денег, ни каких-нибудь других средств, а было только помещение в проходной комнате, одна машинка и машинистка. Еще примеры: директор бывшего Франко-русского завода в Ленинграде Лопатин вошел в соглашение с частной конторой инженера Евзерова «Инж-бюро», которой и передал 35 тыс. пудов кровельного железа.

Служащие завода «Треугольник» организовали частную контору под названием «Контора Мартынова», у которой покупали кабель. Производилось это таким образом: с одной стороны, в одни ворота вывозился из завода на склады «Конторы Мартынова» краденый кабель, причем никакого платежа за это не производилось, так как все это делалось в порядке злоупотреблений, а в другие ворота на завод ввозился кабель из «Конторы Мартынова», хорошо оплачивавшийся «Треугольником».

Другой пример. Начальник отдела снабжения Октябрьской железной дороги поручает своему тестю Медовому поставку для дороги горелок, ламповых стекол и фитилей. У Медового нет ни горелок, ни денег — вся суть в наличности ответственного родственника на железной дороге. Тогда Медовый получает в Ленинградском едином потребительском обществе образцы горелок, представляет их в отдел снабжения, там составляют акт осмотра и платят Медовому за всю поставку.

Инженер Зак, начальник восстановительного подотдела НКПС, организовал частную техническую контору «Мосмет», которая должна была поставлять именно те материалы, какие нужны были восстановительному подотделу.

Заведующий коммерческим отделом Ленинградского отделения Трансмосторга (госорган) организует частную контору «Лакокраска» и сам переписывается с собой как с ее владельцем, совершая с ней различные сделки (особенно много выкачал из Трансмосторга ультрамарина, который потом поставлял через своего брата госорганам же в Москву).

Лаборанты Ленинграда в 1922 и 1923 гг. за взятки получали из Райспирта денатурированный спирт, который затем частные торговцы употребляли на парфюмерию. Имея, таким образом, материал дешевле ТЭЖЭ (треста «Жирность»), они били его на рынке, продавая свою парфюмерию на 15–20 % дешевле.

Служащие открыли два магазина, которые заполняли целиком из складов флота («включительно до щеток и фитилей»).

Только по этим процессам — а мы взяли фактуру только трех нэповских лет — удалось выявить передачу в руки частных лиц государственного имущества примерно на 54 млн рублей золотом.

Так как риск быть расстрелянным «за спекуляцию» был лишком велик, они должны были обеспечить себя документами, обеспечивающими возможность без проблем перемещаться по железной дороге. Например, распространенным явлением была организация потребительских кооперативов. Ряд граждан объединял свои средства для закупки товаров — в первую очередь, продовольственных — по оптовым расценкам и распределения их между собой. Излишек продавали в кооперативной лавке, принося пайщикам кооператива стабильный доход. Вскоре кооперативы стали злоупотреблять своим статусом, посылая своих представителей в деревни за хлебом. Такие мешочники имели на руках документы, выданные кооперативом. Нередко люди выбивали по месту работы справку о том, что у них большая семья, а возможность прокормить ее отсутствует. Такая справка нередко (не всегда!) спасала ее владельца от расстрела.

Но вообще-то мешочник — персонаж из еще более раннего времени, из эпохи военного коммунизма…

Деятельность мешочников выросла из стремления обнищавших горожан обеспечить себя продовольствием в ситуации, когда оно стало едва ли не проявлением роскоши. Многие недавние служащие и рабочие лишь по стечению обстоятельств влились в стройные ряды нелегалов-мешочников, открыто нарушавших закон. Но ведь и не нарушить часто было никак нельзя — ведь обычно отоварить продуктовые карточки легальным образом было просто невозможно.

Символом революционного предпринимательства стал Сухаревский рынок в Москве. Формально его не существовало — он был нелегальным. Однако абсолютно все знали о его существовании, и все ездили туда отовариваться. Как писал современник, «все мужчины, высуня язык, бегают по Сухаревке и закупают муку и пшено. Своим возлюбленным они тоже тащат муку и пшено». Без Сухаревки и ее торговцев Москва умерла бы с голода. Поэтому представители власти на местах нередко смотрели сквозь пальцы на деятельность незаконных снабженцев. Более того, власть в лице чиновников всех уровней стала злоупотреблять нелегальным статусом мешочников, которым «за спекуляцию» грозил расстрел. И вскоре коррупция в советских учреждениях достигла запредельных высот. Нэпманами становились те, кто в годы военного коммунизма были мешочниками — тысячи человек. Сколотив на этом небольшие капиталы, обретя необходимые связи и каналы информации, они использовали их в новой обстановке, чтобы начать легальное дело.

Ну, а после НЭПа началась другая эпоха. Ускоренная индустриализация, коллективизация — исторические лозунги того времени. Практически все экономические рычаги оказались в руках государства. Отныне правительственные органы контролировали и торговлю, и производство, и транспорт… Все богатства страны оказались, как тогда говорили, в общенародной собственности. И ее нужно было защищать от посягательств — как извне, так и изнутри. К тому же, в марте 1937-го мир стоял на пороге Мировой войны, самые большие капиталовложения шли в оборонную промышленность, а от экономической безопасности во многом зависела боеспособность Красной армии.

Вопросы:

1. Назовите основные признаки преступности времен НЭПа.

2. Напишите доклад (10 тыс. знаков) об особенностях советской экономики времен НЭПа.

3. Как боролось государство с экономической преступностью в годы НЭПа?

В борьбе за соцсобственность

Оказавшись советскими директорами и экономистами, бухгалтерами и кассирами, бывшие нэпманы стали вовсю использовать прежние навыки и связи для личного обогащения. При некоторой сноровке законная зарплата существенно дополнялась «левыми» деньгами. Порой в ход шли относительно замысловатые приемы. Например, стала активно использоваться схема с использованием «естественной убыли при перевозке груза» в виде усушки и утруски. Ушлые предприниматели обратили внимание на то, что для ряда товаров государством были установлены естественные нормы убыли при перевозке железнодорожным транспортом. В пределах этих норм железная дорога не несла никакой ответственности — в таких случаях дорогой даже не составлялся соответствующий акт. Естественно, что этим широко пользовались предприимчивые хозяйственники и бухгалтеры. Регулярно изымая допустимое нормами количество «усушенного» товара, они формировали товарные партии, которые уходили «налево».

Более изощренным способом заработать была замена одного сорта товара на другой, менее ценный. При этом материально ответственное лицо сбывало на сторону часть материалов, подменяя их аналогичным количеством более дешевого, но, соответственно, менее качественного. Разница при этом, естественно, шла в карман предприимчивым кладовщикам и завскладом. Обычным злоупотреблением была продажа материалов со склада частным лицам, а в особенности сотрудникам предприятия. Разумеется, официальная цена занижалась, а разница между ней и фактической составляла «гешефт» продавца.

Чуть ли не нормой жизни считались растраты, совершаемые кассирами. Недостачи скрывались самыми разными методами. Иногда для этого было достаточно уменьшить число купюр под бандеролью, а иногда ловкие кассиры устраивались на работу в нескольких местах, покрывая в случае необходимости недостачу в одном месте из другой кассы. Часто ревизорам попадались находящиеся в кассе расписки на временное получение денег, что рассматривалось как грубое нарушение финансовой дисциплины. Это свидетельствовало либо о том, что деньги выданы по приказу руководства предприятия и в нарушение правил не проведены по кассе, либо говорило о злоупотреблении кассира.

Первое десятилетие в истории Отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности прошло в чрезвычайном режиме. Слишком многое вместилось между этими двумя датами — 1937–1947… Сначала экономика страны перестраивалась на военный лад, потом четыре года шла небывалая по напряжению Великая Отечественная война, потом нужно было восстанавливать хозяйство после разрухи. И всё это — на фоне трагических людских потерь. Но начнем сначала.

Конституция СССР, принятая в 1936 году, провозглашала, что социалистическая собственность является экономической основой советского строя, которая нуждается во всемерной охране. На основе этого постулата и возникла идея создания Отдела по борьбе с хищениями соцсобственности. В составе Главного Политического управления (ГПУ) с 1922 года действовало экономическое управление, осуществляющее борьбу с крупными хищениями и взяточничеством. Занимался экономическими преступлениями и Уголовный розыск. Но для раскрытия преступлений экономического характера требуются особые навыки, а, значит, нужна была и особая служба… Между прочим, первая в истории, первая в мировой практике. Эта идея витала в воздухе.

Ни в СССР до 1937 года, ни в дореволюционной России не было специального органа, в котором работали бы профессионалы, отдающие все силы борьбе «для обеспечения борьбы с хищениями социалистической собственности в организациях и учреждениях государственной торговли, потребительской, промысловой и индивидуальной кооперации, заготовительных органах и сберкассах, а также для борьбы со спекуляцией».

А потому 16 марта 1937 года приказом наркома внутренних дел СССР № 0018 в составе Главного управления рабоче-крестьянской милиции НКВД СССР был сформирован отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности и спекуляцией, сокращенно — ОБХСС ГУМ НКВД СССР, еще лаконичнее — просто ОБХСС. В новый отдел принимали только опытных, хорошо проявивших себя сотрудников экономических отделов НКВД и уголовного розыска. Это была первая подобная спецслужба в истории. Начиналась она, как водится, со сравнительно скромных по составу отделов.

Первое региональное подразделение новой службы появилось в Москве. Начальником Отдела БХСС по городу Москве стал Иван Викторович Орлов. Так в Советском Союзе появились профессиональные «экономические милиционеры», которые с первых недель существования Отдела внушали ужас «расхитителям социалистической собственности». Уже в сороковые годы аббревиатуру «ОБХСС» в Советском Союзе знал каждый ребенок. Служба стала поистине легендарной. И в этом — заслуга тех, кто не запятнал честь мундира, сражаясь с экономической преступностью, кто в трудные времена честно служил, поддерживая в стране правопорядок.

Кем они были, первые сотрудники отделов БХСС? Люди сурового времени, способные к постоянному самообразованию и к четкой работе в экстремальных ситуациях. Настоящие солдаты правопорядка.

Перед войной Служба быстро развивалась, завоевывала авторитет, находила эффективные подходы к оперативной работе. В отчете за 1940-й год начальник ОБХСС Главного управления милиции НКВД СССР майор милиции (в будущем — комиссар милиции III ранга) Владимир Яковлевич Громилов указывал: «В 1940 году агентурно-осведомительная сеть по борьбе с хищениями, спекуляцией и фальшивомонетничеством количественно и качественно значительно возросла, причем возросла она за счет первостепенных объектов: спекуляции, госторговли и потребкооперации, снабженческо-сбытовых организаций и т. д. Сейчас редкий аппарат ОБХСС не имеет квалифицированных агентов». Результаты и впрямь производили сильное впечатление: за последний предвоенный год по Союзу службы ОБХСС завербовали 115 000 агентов, получавших задания милиции и проникавших в среду спекулянтов и расхитителей, и 61 100 осведомителей, от которых поступала оперативная информация. Десятки тысяч агентов и осведомителей работали в Москве. Продуманной работе с агентами первые начальники ОБХСС уделяли максимум внимания. При этом каждую информацию, разумеется, приходилось не раз перепроверять. Результаты говорят сами за себя. В 1940-м количество хищений, по объективным оценкам экспертов, сократилось в два раза. Экономическую преступность удалось окоротить. За 2–3 года работы новая служба показала себя с лучшей стороны. Руководство заботилось о компетентности сотрудников. С первых месяцев существования Отдела для сотрудников устраивались семинары и лекционные курсы, на которых они постигали секреты индустриальных и экономических технологий, становились специалистами в области торговли и бухгалтерского учета. Ведь, чтобы успешно разоблачать расхитителей, нужно иметь представление о специфике их работы.

Самые громкие московские дела того времени связаны с работой крупных магазинов. В филиале № 1 Ленинского показательного универмага действовала, как тогда говорили, «группа хищников», регулярно находившая пути для обворовывания покупателей. Обвешивание, обмеривание, пересортица — все эти нехитрые приемы они «поставили на поток».

Ловкачи из универмага «нагрели руки», по меньшей мере, на 100 тысяч полновесных довоенных рублей. По крайней мере, эта сумма фигурирует в признательных показаниях преступников. С помощью внедренного агента их полностью изобличили. По той же схеме удалось вывести на чистую воду группу расхитителей из знаменитой московской сети продмагов «Гастроном» и из Мос-плодовощторга. Главный результат работы очевиден: москвичи почувствовали, что государство их защищает. От воров, от расхитителей, с которыми ежедневно приходится сталкиваться у прилавков…

У поколения, прошедшего войну, надолго сохранились теплые воспоминания о предвоенном времени как о «царстве порядка и достатка». Во многом это — заслуга сотрудников ОБХСС, которым за считанные месяцы удалось приструнить экономическую преступность…

Незадолго до начала войны были упразднены экономические отделы НКВД, и на ОБХСС возложили новые обязанности. В сферу ответственности службы отныне входили валютчики и контрабандисты. Штаты увеличились почти на треть. Но война смешала карты. Сотни сотрудников ушли на фронт. Агентурную сеть, которой в ОБХСС по праву гордились, в годы войны приходилось создавать почти с нуля. Многие ушли на фронт, погибли, выбыли из активной жизни по ранению, наконец, эвакуировались вместе с предприятиями…

22 июня 1941 года жизнь в Советском Союзе на четыре года разделилась на два измерения: фронт и тыл. И фронт, и тыл отдавали все силы для Победы. Одной из главных задач тыла было сохранение правопорядка. Каждое хозяйственное преступление воспринималось как удар по сражающейся армии. Борьба с валютными спекуляциями стала одним из важных направлений работы тоже именно в годы войны: в тридцатые «валютчик» в СССР был фигурой сравнительно редкой, почти экзотической. А в годы войны расклад изменился…

Всю войну Москва оставалась самым надежным тылом Красной армии. Даже в положении прифронтового города, в ноябре и декабре 1941-го столица трудилась, давала продукцию, необходимую для армии и флота. Преступность в столь экстремальных условиях создавала серьезную угрозу для работы… «Экономическая милиция» делала всё для того, чтобы предприятия давали продукцию армии и тылу честно бесперебойно.

Суть всенародного подвига выражена в известной формуле: «Всё для фронта, всё для Победы». И от работы ОБХСС, без преувеличений, зависело многое. Прежде всего — доверие общества к государству. В военные годы, когда паника смерти подобна, это особенно важно. Особенно трудной была первая военная осень: враг рвался к Москве, продуктов — в обрез, а трудиться приходилось без передышки. Мало сказать, что в те дни на счету была каждая копейка, каждая буханка хлеба, каждая бутылка масла… От всего этого в те дни во многом зависела судьба миллионов людей и судьба великой державы. И к расхитителям в те дни относились без снисхождения. Законы военного времени суровы. Постановлением ГКО от 3 марта 1942 года за хищение (воровство) в военное время оружия, боеприпасов, продовольствия, обмундирования и снаряжения устанавливалась высшая мера наказания — расстрел с конфискацией имущества преступника. Строже стала и внутренняя дисциплина в Отделе. О размеренном стиле работы пришлось забыть. По приказу наркома органы БХСС были обязаны проводить оперативно-розыскные мероприятия в течение десяти суток после получения первой информации о хищении. Десять суток на всё про всё. На войне как на войне… А ведь операции на «экономическом фронте», как правило, требуют долгой подготовки и длительных маневров. При этом остро не хватало людей. Не только осведомителей, но и кадровых сотрудников. Скольких забрала война… С 1939 года московский отдел БХСС возглавлял Эммануил Семенович Вейсман. В 1942-м ему на смену пришел Дмитрий Кириллович Каверзнев. Именно им вы во многом обязаны тем, что в годы войны Служба выстояла и прошла проверку на прочность.

Каждому приходилось работать за пятерых. И рисковать, и недосыпать, и мыслить — тоже за пятерых. На первый взгляд борьба с расхитителями, взяточниками и мошенниками на фоне великих сражений выглядит как нечто малозначительное. В учебниках истории мы читаем о боевых операциях Красной Армии, а не об оперативных разработках «экономической милиции». И награды в ОБХСС в те годы были, конечно, скромнее, чем на фронте… Но без тыла нет боеспособной армии. А тыл — это прежде всего экономика. И с экономической преступностью нужно было бороться сверхпрофессионально. С одной стороны — малыми силами, с другой — в условиях разгула преступности. Тут действовала неумолимая логика: товарный голод подпитывал хозяйственную преступность…

Новыми расхожими местами массовых хищений стали больницы и госпитали, даже самые скромные. Ценность продовольствия возрастала, а там было, чем поживиться. По той же причине особо важными объектами для ОБХСС стали хлебозаводы. На всех предприятиях открывались так называемые ОРСы — отделы рабочего снабжения. Там тоже не обходилось без хищений. Государство старалось помочь дополнительным питанием и медикаментами тем, кто особо в этом нуждался: раненым, изможденным. У станков в те годы работали и дети, и старики. Их нужно было подкармливать через ОРСы. А тех, кто превращал фонды ОРСов в средство личного обогащения, ожидало суровое наказание. Но сперва их следовало разоблачить, уличить… Для сотрудников московского отдела БХСС проверки больниц и ОРСов вошли в постоянную повестку дня.

Война резко обесценила деньги. Мошенники, сумевшие обогатиться, стремились превратить их в золото и драгоценные изделия. Поэтому в самом начале войны заметно активизировалась деятельность спекулянтов-валютчиков. Спекуляция золотом принимала опасные размеры. Рубль девальвировался, а золото и валюта дорожали. Стоимость десятирублевой монеты царской чеканки на «черной бирже» с 300–500 рублей довоенного времени возросла годы войны до 2500–3000 рублей. Постоянный поток валюты шел из Ирана, где стояли части Красной армии…

Другой «фронт работ» был связан с самыми элементарными товарами. Соль, спички, горючее (особенно — незаменимый в тогдашних условиях керосин) — это необходимо в любые времена. Но в годы войны их ценность неимоверно возрастает. Ведь это стратегически важные продукты для армии. И — вопрос жизни и смерти для тружеников тыла. Неимоверно выросла ценность продуктов, а значит, повысились соблазны для потенциальных мошенников. Если бы им удалось почувствовать себя хозяевами положения — тыл мог бы рухнуть. Нужно было с особой бдительностью отслеживать работу складов, магазинов, вокзалов, сберкасс, рынков… Не только расследовать преступления, но и предотвращать их регулярными внезапными проверками. Обычная практика — проверка продовольственного склада. Но в военных условиях всё острее. Нет ли растраты или подмены товара? Армия должна была получить всё, что положено, вплоть до грамма крупы. И москвичи не должны были остаться без пайка. Продукты по талонам — вынужденная мера, но и ее реализацию непросто обеспечить, чтобы сходились концы с концами, чтобы никто не остался обделенным.

Особой заботой оперативников ОБХСС стали в годы войны злоупотребления с карточками. Мошенники пытались повторно отоваривать талоны, торговали поддельными карточками, придумывали схемы по отовариванию «своих» людей… Приходилось каждый месяц вводить новую цветовую гамму карточек. Эта мера затрудняла жизнь изготовителям фальшивок, но теневые дельцы научились приспосабливаться к маневрам государства. Так, сотрудники ОБХСС уже к весне 1942 года выявили несколько подпольных типографий, изготовляющих фальшивые карточки на хлеб и другие продукты.

Но самое громкое дело 1941 года связано не с хлебом насущным и даже не с изготовлением фальшивых купюр или продовольственных талонов. Это — «банковское дело». Коммерческих банков в современном понимании в те годы в СССР не водилось. Но к началу сороковых в быт советского человека прочно вошли сберкассы — социалистический аналог банковской системы. Их сеть охватила всю страну, а в особенности — крупные промышленные города, и в первую очередь — разросшуюся Москву. В первые дни Великой Отечественной были введены ограничения на выдачу вкладов. Цены росли — в особенности на черном рынке, а граждане не могли в полной мере воспользоваться своими трудовыми сбережениями. И все-таки люди приходили в сберкассы, открывали новые вклады… Многие видели в этом патриотический гражданский долг. Армия и военная промышленность нуждались в средствах, в наркоматах — без преувеличений! — каждая копейка была на карандаше.

Осенью 1941-го каждый день тысячи героев отдавали жизни на фронте, защищая Родину… Но граждане с криминальными наклонностями использовали военную неразбериху в своих интересах. Задача милиции проста и сложна — оперативно пресекать те махинации, которые наносят самый сильный ущерб государству и обществу.

И вот то в одной, то в другой московской сберкассе стали исчезать заметные денежные суммы… Расхитители по подложным документам снимали деньги со вкладов. Сумма хищений вырисовывалась по тем временам весьма впечатляющая — три с половиной миллиона рублей. В преступной цепочке были задействованы сотрудники сберкасс на уровне «руководства среднего звена». По существу, воровали у вкладчиков.

В системе Наркомфина до войны существовал собственный отлаженный контрольно-ревизионный аппарат, призванный следить за порядком во всех финансовых службах. Наркомом финансов был в годы войны Арсений Зверев — цепкий управленец. Но ревизорам из финансового ведомства осенью 1941-го не удалось ни предотвратить, ни пресечь хищения в сберкассах. Дело в том, что в первые месяцы войны и Наркомфину, и сберкассам пришлось заметно сократить штаты. Некем было взять… Потому и активизировались мошенники в надежде на безнаказанность. О кризисе в финансовой системе свидетельствует и статистика: к январю 1942 года по Союзу действовали 21 406 сберегательных касс — в два раза меньше, чем накануне войны. И в каждом отделении ощущался кадровый дефицит. Именно там, в условиях военной неразберихи, совершались экономические преступления… Вся ответственность легла на ОБХСС.

Красная армия отступала, враг приближался к столице. А тут еще и подрывалось доверие к банковской системе страны. По Москве пошли панические слухи… В таком деле промедление смерти подобно, а ошибки стоят дорого. Сотрудники ОБХСС под руководством Эммануила Вейсмана как по нотам разыграли продуманную операцию. Оперативники встречали мошенников практически везде, где те могли появиться. В каждой московской сберкассе в засаде дежурил человек в штатском. Людей не хватало, но ради столь важного дела пришлось мобилизовать все силы, включая необстрелянных новичков. Первую цепочку хищений в сберкассах удалось пресечь оперативно — до наступления нового 1941 года. Но внимание сотрудников отдела БХСС было направлено в первую очередь все-таки на стратегически важные склады, на регулярную скрупулезную проверку сберкасс не хватало времени и людей.

С первых недель войны советские люди помогали фронту, выплачивая военный налог. Кроме того, тысячи людей в обязательном порядке подписывались на военные займы и билеты денежно-вещевой лотереи. В каждом тираже четырех выпусков лотереи военного времени разыгрывались денежные призы и ценные вещи — например, серебряные часы или отрезы шерстяных тканей. Но еще в 1943 году выяснилось, что не все счастливцы получают свои выигрыши. Бывало так: кассир, проверяя билеты лотереи, менял счастливый билет на «несчастливый», а выигрыш присваивал.

На остром дефиците военного времени особо ретивые дельцы быстро сколачивали головокружительные состояния. Но мало кто ушел безнаказанным. Соблазн быстрой наживы заставлял спекулянтов идти на риск. Несмотря на строгий режим военного времени, в Москву наведывались «гастролеры» из восточных (не захваченных военной разрухой) областей с дефицитным продовольствием «на продажу». Нередко им удавалось подкупать работников складов и магазинов, они скупали «на корню» дефицитный товар и выбрасывали его на рынок по удвоенной цене. Риск, но и доход немалый! ОБХСС ответил жестко: на крупных железнодорожных узлах были созданы оперативные заслоны, группы и посты, которые задерживали мошенников и спекулянтов.

Громилов говорил о военном времени: «Методы прямого расхищения товаров в основном сменились методами разбазаривания товаров». Что это означает? Преступления становились изощреннее. Люди, имевшие доступ к дефицитным продуктам, присваивали их косвенными путями. В первую очередь — через снабжение родственников и сообщников «по блату».

За годы войны у преступников были конфискованы ценности на сумму около 180 миллиардов рублей. Несмотря на девальвацию рубля в те годы, это грандиозная сумма. Всё шло в фонд обороны. Это — самолеты и танки, это — сапоги и полушубки для армии. Трудно переоценить эту деятельность: ведь в годы Великой Отечественной Советский Союз потерял примерно треть национального достояния.

Особая специфика была у «предпринимателей» блокадного Ленинграда. Трагедией, роковой трагедией города в первую военную зиму была острая нехватка продовольствия. Этим вовсю пользовались те, кто по долгу службы был связан с продажей, хранением и распределением продуктов питания, а также продовольственных карточек. Нередко эти люди выказывали чудеса изворотливости. Но в любом случае их деятельность была юридически противозаконна, а в моральном отношении — просто отвратительна. Ведь блокадный бизнес делался на величайшей в отечественной истории гуманитарной катастрофе.

Основной способ обогащения блокадных дельцов состоял в спекуляции продуктами, достававшимися через работников магазинов, столовых и продовольственных складов. Иногда в нелегальной схеме задействовалась подпольная типография, в которой благодаря нелегально добытым литерам и бумаге печатались «левые» карточки. Затем продукты сбывались на стихийно возникших многочисленных толкучих рынках. Характерно, что деньги в блокадном Ленинграде потеряли ценность, какие уж тут деньги. На толкучках обмен шел напрямую — продукты на драгоценности, антиквариат и меха. Наживавшиеся на незаконном обороте продовольствия дельцы, похоже, не верили в то, что город устоит, и готовились к смене власти, запасаясь «вечными» ценностями в виде золотых монет, картин и бронзовых безделушек.

Но были среди дельцов и такие, которые вместо того, чтобы наживаться на горе горожан, воруя дефицитное продовольствие, во многом содействовали снабжению Ленинграда. Так, некто Каждан, являвшийся агентом по снабжению восстановительного поезда № 301, по роду деятельности часто выезжал в Ташкент. Там он наладил связи с сотрудником внешнеторговой фирмы, закупавшей продовольствие в Афганистане. Каждан организовал закупку высококачественного риса, который нелегально отправлял в Ленинград. На Мальцевском рынке он распределялся между перекупщиками, работавшими на толкучках, и расходился среди горожан. По сути предприимчивый Каждан и его сообщники содействовали снабжению Ленинграда, привозя в город дополнительное продовольствие. Однако их постигла та же судьба, что и самых бессовестных спекулянтов, — высшая мера наказания.

…Те, кто выжил в эти годы, получили бесценный опыт, стали профессионалами высочайшей пробы. Они станут лучшими начальниками и наставниками для послевоенных кадров милиции. В то же время, после войны в органы пришло немало бывших фронтовиков — людей особой хватки, особой чести. Они быстро учились, вникая в тонкости бухгалтерского учета или производственных технологий, и были готовы к новым вызовам времени. Послевоенного. Но военный опыт получили и преступники, в том числе — потенциальные. С ними чекистам и милиционерам предстояло сразиться.

В 1946-м году в Москве были арестованы три спекулянта-валютчика. Обычное дело. Но масштаб наворованного впечатлял даже опытных сотрудников ОБХСС. При аресте у них изъяли 2 656 000 рублей наличными, а также бриллиантов и золотых изделий на сумму 454 000 рублей и 1200 рублей «царским» золотом. На простых спекуляциях такой капитал не соберешь… Расследование показало, что эти граждане во время войны оказались в эвакуации, в солнечном Ташкенте. Про столицу Узбекистана в те годы говорили: «Ташкент — город хлебный». Но средства гигиены в годы войны там были острейшим дефицитом. И предприимчивые подельники организовали подпольную артель по изготовлению хозяйственного мыла. Мыло улетало по завышенным ценам как горячие пирожки… Вырученные деньги артельщики вкладывали в золото, бриллианты и валюту. Иногда приторговывали и тем, и другим, и третьим, приумножая капиталы. Переезд в Москву потребовал от них особой ловкости. Ценности преступники отправили по железной дороге багажом. В двух чемоданах из Ташкента в Москву направился миллион рублей — разумеется, под вымышленные фамилии отправителя и получателя. В третьем чемодане на другую фамилию — еще почти полтора миллиона.

В четвертом — золото и инвалюта. По золотым и валютным делам они были тесно связаны со спекулянтским подпольем. По их показаниям удалось арестовать целый выводок спекулянтов-валютчиков — 32 человека! У них было изъято 9 831 000 рублей наличными, 22 000 рублей золотом, 5 килограммов золота в слитках, а также ювелирных изделий и иностранной валюты на четыре миллиона рублей. Вот такие состояния удавалось сколотить в голодные военные годы отдельным предприимчивым гражданам с преступными наклонностями. В народе говорили: «На беде наживаются». Но есть и другая поговорка: «Сколько веревочке ни виться, а конец будет!»

Вопросы:

1. Назовите основные задачи новой службы борьбы с экономической преступностью — ОБХСС.

2. Насколько эффективной была работа ОБХСС в первые годы существования службы?

3. Какие виды коррупции существовали в предвоенном СССР?

ОБХСС В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

«Хлебная мафия»

Весной 1943 года оперуполномоченному ОБХСС Главного управления милиции НКВД СССР лейтенанту Федору Невзорову поручили плотно заняться центральным аппаратом и организациями Наркомата пищевой промышленности СССР. Направляя Невзорова на этот участок «фронта», начальство сразу предупредило: работы впереди непочатый край. В годы войны даже самый заурядный хлебокомбинат становился объектом стратегической важности. А таких комбинатов и предприятий в системе Наркомата пищевой промышленности были сотни. В условиях голодного военного времени продукция этих предприятий тут же становилась предметом повышенного интереса воров и спекулянтов. Поэтому руководство ОБХСС предупредило Невзорова, что ему придется иметь дело с матерыми преступниками, изрядно поднаторевшими в криминальном ремесле. Так оно и получилось. Алгоритм хозяйственной преступности тех лет достаточно прост. Отдельные несознательные граждане, используя доступ к кормушке, совершали хищения дефицитных товаров или сырья, а затем через

Одно из первых серьезных дел военной поры, которое довелось распутывать молодому оперативнику Невзорову, — хищения на московской табачной фабрике «Дукат». Табак в годы войны относился к разряду супердефицитных товаров. На черном рынке за пачку папирос спекулянты просили бешеные деньги. Неудивительно, что примерно в 1942 году группа работников фабрики организовала масштабные хищения табака, который тут же уходил на черный рынок. А чтобы скрыть хищения, аферисты придумали простой, но вполне эффективный способ: оформлять хороший табак как непригодный для употребления. Поскольку при производстве папирос часть табачного сырья уходит в отходы, мошенники искусственно завышали процент отходов и аккуратно фиксировали это в бумагах. В результате за один только 1943 год с фабрики «Дукат» было похищено табака на общую сумму в сто тысяч рублей.

В начале 1944 года сотрудники ОБХСС арестовали несколько работников фабрики, причастных к хищениям, а также их подельников, продававших похищенный товар на черном рынке. Заправлял торгашами некто Мирзоев, крупный делец, имевший обширные связи в Москве и считавший себя неуязвимым для правоохранительных органов. Впрочем, оказавшись в кабинете на Петровке, 38, Мирзоев понял, что все его могучие связи не помогут, и начал активно сотрудничать со следствием. В результате с помощью Мирзоева удалось вычислить всех участников табачной аферы. По делу тогда проходили в общей сложности 12 человек.

Не успели Невзоров и его коллеги завершить «табачное» дело, как пришлось подключаться к другому — «бельевому». Суть его заключалась в следующем. По существующим санитарным нормам, все работники пищевой промышленности обязаны носить специальные халаты и костюмы. Шили эти халаты предприятия Московской межобластной конторы, а также артели промышленной кооперации, заключавшие с конторой соответствующие договоры. И вот начальник отдела сбыта Московской межобластной конторы, некто Тавшунский, придумал, как подзаработать на халатиках. Он договорился с руководителями артелей, чтобы те изготавливали одежду малых размеров. Таким образом получались отнюдь не малые излишки бельевой ткани, которые прямиком уходили в руки спекулянтов.

Несколько месяцев кряду Федор Невзоров и его коллеги тщательно собирали улики. Чтобы доказать факт обмана, пришлось даже проводить специальные лабораторные исследования, которые установили серьезные нарушения ГОСТа при производстве спецодежды. И когда Тавшунский был арестован, оперативники представили вполне убедительные доказательства его преступной деятельности. Под давлением улик Тавшунский не только сознался в содеянном, но и назвал своих подельников. Выяснились также и масштабы хищений. Почти за два года аферы преступники умыкнули бельевой ткани на общую сумму 180 тысяч рублей. Из них 40 тысяч Тавшунский получил от руководителей артелей в виде взяток. Ровно половину этих денег он передал своему непосредственному начальнику — управляющему Московской межобластной конторой — за молчание.

Но, пожалуй, самой масштабной аферой 1940-х годов стали хищения в системе «Росглавхлеба».

Первые сигналы о том, что на предприятиях «Росглавхлеба» действует преступная группа, в органы БХСС стали поступать еще в конце 1944 года. А уже в январе 1945-го Федор Невзоров с коллегами активно занимался этим делом. С самого начала стало понятно, что одной головной конторой «Росглавхлеба» дело не ограничивается и что в махинациях задействованы работники хлебокомбинатов из многих регионов страны. А вскоре удалось выяснить и схему афер.

В систему «Росглавхлеба» входили десятки региональных трестов хлебопекарной промышленности. Некоторые из них получали сырье для производства хлебобулочных изделий — сахар, муку, масло, мясные и молочные консервы — из Москвы. Распределением этих супердефицитных продуктов занимались товарищи из отдела снабжения и сбыта «Росглавхлеба». И вот ушлые столичные снабженцы договорились с директорами трестов о том, что часть отгруженного им сырья те не будут задействовать при производстве хлебобулочной продукции. А чтобы у контролирующих органов не возникали ненужные вопросы, была придумана целая система бумажных махинаций, самой распространенной из которых были коммерческие акты об утрате груза в пути. К сожалению, в военные годы такие случаи действительно имели место: эшелоны могли угодить под бомбежку, содержимое вагонов иногда похищали во время длительного стояния на станциях, а бывало, что продукты просто-напросто портились в пути.

В ходе следствия было установлено, что таким образом за два года жулики из «Росглавхлеба» умудрились похитить продуктов на общую сумму один миллион сто тридцать девять тысяч рублей. Одного только сахара преступники умыкнули свыше полутора тонн, а кроме того — почти тонну первосортной муки, 670 килограммов сахарина, три центнера изюма, полторы тысячи банок сгущенного молока и много других дефицитных продуктов.

Для сравнения отметим, что производство одного пистолета-пулемета системы Шпагина (ППШ) обходилось казне примерно в 500 рублей по ценам 1941 года. Винтовка Мосина стоила 163 рубля, а ручной пулемет Дегтярева — 787 рублей. Таким образом, на денежки, похищенные аферистами из «Росглавхлеба», можно было вооружить целую стрелковую дивизию!

Но больше всего оперативников ОБХСС удивил размах, с которым действовали преступники. Оказалось, что в махинациях так или иначе принимали участие сотни человек по всей стране. В их числе оказались управляющие трестами, руководители хлебобулочных комбинатов, простые экспедиторы и водители. Естественно, «мозг» преступного синдиката находился в Москве. Это — директор Московской базы «Росглавхлеба» некто Бухман, главный бухгалтер Розенбаум и, конечно же, начальник отдела снабжения и сбыта «Росглавхлеба» Исаев. Именно Исаев придумывал преступные схемы, он же контролировал поставки и договаривался с коллегами из регионов. Так, например, по личной договоренности Исаева и представителя Ростовского областного треста хлебопекарной промышленности Лейдермана в конце 1944 года в Ростов ушло продовольственных товаров на общую сумму 123 тысячи рублей. Однако до ростовских пекарей эти товары так и не дошли. Значительная их часть была продана на черном рынке, а вырученные деньги осели в карманах Исаева, Лейдермана и главбуха Розенбаума.

Аналогичные контакты Исаев наладил и с другими региональными предприятиями отрасли. На Исаева работали представители хлебобулочной промышленности в Архангельской, Оренбургской, Брянской областях, а также в Алтайском крае и Татарской АССР. Чтобы выявить преступные связи, сотрудникам ОБХСС пришлось неоднократно выезжать в служебные командировки и вместе с коллегами на местах проводить оперативно-разыскные мероприятия. Впервые оперативники столкнулись с разветвленным и хорошо организованным преступным сообществом. И хотя такого термина в лексиконе советских блюстителей порядка не существовало, между собой оперативники, распутывавшие это дело, называли его фигурантов «хлебной мафией».

Как и подобает «крестному отцу» мафии, Исаев жил на широкую ногу и буквально купался в роскоши. На своей даче в Подмосковье он устроил настоящий склад продовольственных товаров. Сотрудникам ОБХСС потребовалось немало времени, чтобы описать сотни бутылок дорогого вина, банок с консервами, мешки с сахарным песком на общую сумму в сто тысяч рублей. И все это в голодное военное время, когда, по меткому выражению Глеба Жеглова, «страна последнюю краюху фронту отдавала»! Еще сто тысяч рублей значилось на счетах Исаева в сберегательном банке.

Не отставали и подельники. Представитель Оренбургского треста некто Спевак похитил продуктов на общую сумму 96 тысяч рублей, управляющий Архангельским трестом Фролов — на 66 тысяч. Татарские коллеги обманули государство на 183 тысячи. На этом фоне нетрудовые доходы главного инженера Алтайского треста Далевского оказались более чем скромными: его вклад в дело расхищения социалистической собственности составил всего 10 тысяч рублей.

Каждую удачно проведенную сделку Исаев с подельниками отмечали кутежами, в которых принимали участие лучшие московские проститутки того времени. Причем все эти оргии происходили на даче Исаева в присутствии его жены. В конце концов она не выдержала и повесилась. Чтобы скрыть этот факт, Исаев не без помощи взяток оформил самоубийство жены как смерть от сердечного приступа.

Следствие по делу Исаева и его компаньонов продолжалось четыре года, и было окончено уже после войны, в 1949 году. По всем статьям главным фигурантам «хлебного дела» светила высшая мера наказания, но к тому времени смертная казнь в СССР была отменена. В итоге Московский городской суд приговорил Исаева к 25 годам лагерей. Бухман, Розенбаум, Лейдерман и другие участники афер отделались десятилетними сроками лишения свободы.

Конкуренты Гознака. Свои и чужие

29 декабря 1944-го. Москва. Один из стихийных рынков в центре города. Шла бойкая торговля всякой всячиной. К продавщице бубликов подошел немолодой мужчина. Приценился, взял сразу десять штук. Получил сдачу со 100-рублевой банкноты и быстро пошел прочь. Торговка машинально сунула купюру в карман, а когда через секунду посмотрела на свои руки, сильно удивилась: пальцы стали черными. Вытащила банкноту обратно и удивилась еще больше: портрет Ленина расплывался на глазах! Банкнота оказалась фальшивкой.

Продавщица стала громко кричать и бросилась за мошенником. Далеко уйти он не успел, да и прохожие, услышав истеричный крик женщины, бросились ей на подмогу. Вскоре незадачливый покупатель оказался в отделении милиции. А еще через полчаса с ним плотно работали сотрудники отдела БХСС.

Задержанный оказался бухгалтером одного из столичных учреждений Борисом Петровым. А в кармане у него обнаружились сразу несколько фальшивок. Все они были выполнены весьма примитивно: сначала при помощи копировальной бумаги нарисованы контуры, а затем раскрашены акварельными красками. Надписи на банкнотах и овал ленинского лица вообще были обведены обычной тушью. Естественно, все это расплылось при первом же соприкосновении с влажными руками торговки.

Задержанный Петров отпираться не стал и поведал оперативникам свою историю. По его словам, он взял в свою семью приемного сына, родители мальчика, очевидно, погибли на фронте. Скромного жалованья простого клерка мужчине с трудом хватало на пропитание своей семьи, а тут еще один ребенок. Вот и пришлось пойти на обман…

Таких жалостливых историй оперативники ОБХСС в 1940-е годы наслушались немало. С началом войны количество преступлений, связанных с подделкой денег, резко возросло. Впрочем, большинство фальшивомонетчиков военной поры — это случайные люди, и если б не крайняя нужда, никто из них не отважился бы на преступный промысел. Однако встречались и исключения.

Самыми искусными фальшивомонетчиками военной поры считаются братья Лопуховы. У себя дома они наладили производство поддельных купюр очень высокого качества. Чтобы вычислить подделку, оперативникам ОБХСС пришлось обращаться за консультациями к специалистам Гознака. Только после всестороннего изучения фальшивых банкнот в лабораторных условиях эксперты смогли документально доказать факт подделки: настолько тщательно и на высоком профессиональном уровне Лопуховы, не имевшие даже среднего образования, копировали советские червонцы. По законам военного времени братья Лопуховы получили вполне заслуженную «вышку».

Всего же за годы войны органами БХСС было изобличено около ста фальшивомонетчиков.

Впрочем, в военные годы подделывали не только деньги. Большой популярностью у преступников пользовались разнообразные документы, которые давали освобождение от трудовой и воинской повинности, а также продовольственные карточки. К началу 1942 года липовых продуктовых карточек по стране гуляло столько, что правительству пришлось прибегать к чрезвычайным мерам. Именно поэтому каждые две недели в продовольственных карточках что-то меняли: размер шрифта, рисунок, дизайн сеточки. Это помогало быстрее вычислять подделки.

Деньги и ценные бумаги в годы войны подделывали не только преступники — их активно печатали и немцы, а затем запускали в обращение на территории СССР. Цель вполне понятна: подорвать финансово-экономическую мощь Советского Союза. И отчасти фрицам это удалось: несмотря на все усилия власти и самоотверженную работу оперативников ОБХСС, к концу войны по стране гуляло большое количество фальшивых денег и ценных бумаг.

Так что к девальвации советского рубля приложили руку не только доморощенные фальшивомонетчики, но и нацистская Германия. Неудивительно, что уже вскоре после войны, в 1947 году, в Советском Союзе пришлось проводить денежную реформу. Помимо всего прочего, целью реформы стало изъятие из оборота многочисленных фальшивок, расплодившихся за годы войны.

К слову сказать, пальма первенства в этом вопросе принадлежит отнюдь не нацистам. Задолго до зарождения фашизма в Европе точно такой же трюк с фальшивыми банкнотами проделал французский император Наполеон Бонапарт. Накануне вторжения в Россию Наполеон распорядился напечатать фальшивые русские деньги и ввести их в обращение на территории Российской империи. В короткие сроки в обстановке повышенной секретности в предместье Парижа было налажено изготовление фальшивок, причем в огромных масштабах. В общей сложности было напечатано несколько миллионов русских рублей, что по тем временам считалось суммой почти астрономической. Часть этих денег французы через свою агентуру нелегально провозили в Россию и запускали в оборот. Помогали им в этом еврейские банкиры и ростовщики, проживавшие в Гродненской и Виленской губерниях. Одновременно с распространением фальшивых банкнот на территории Российской империи евреи активно переправляли за кордон — преимущественно в Германию — настоящие золотые рубли. В короткие сроки через границу контрабандно ушли несколько десятков тысяч полновесных российских рублей, что, разумеется, усилило и без того колоссальную военно-экономическую мощь наполеоновской Франции, подмявшей под себя к тому времени почти всю континентальную Европу.

Но и этого Наполеону показалось мало. В обозе наступающей наполеоновской армии ехали экипажи, груженные под завязку фальшивыми российскими купюрами. По некоторым сведениям, таких «спецэкипажей» насчитывалось более тридцати, а общая сумма ввозимых в Россию поддельных денег достигала пяти миллионов рублей. Всю эту денежную массу французы намеревались пустить в обращение на территории России.

И пустили! В течение нескольких лет после Отечественной войны 1812 года в различных уголках России всплывали наполеоновские фальшивки. Их аккуратно изымали из обращения, а чтобы не страдали подданные Империи, Александр I распорядился совершенно бесплатно обменивать фальшивые банкноты на настоящие.

Но вернемся к основной теме нашего повествования. В годы Великой Отечественной войны по ряду объективных причин резко обесценился рубль. Многие стремились вложить обесценивающиеся деньги в более устойчивые в цене товары. Неудивительно, что большой популярностью в военные годы снова стало пользоваться золото и изделия из него. Так, цена царского золотого червонца за годы войны выросла на черном рынке в десять раз. Скупщики и спекулянты всех мастей устроили настоящую охоту за драгоценными металлами и ювелирными изделиями. В Москву и Ленинград, а также в портовые города Архангельск и Мурманск, куда заходили иностранные суда, устремились жулики со всей страны. Особенно славно поживились дельцы в блокадном Ленинграде, когда умиравшие от голода люди готовы были отдать все что угодно за простую краюху хлеба. За одну только блокадную зиму 1941–1942 годов в городе на Неве аферисты умудрялись делать целые состояния.

В течение 1941–1944 годов сотрудниками ОБХСС Москвы, Ленинграда и Ташкента было арестовано несколько опасных групп спекулянтов-валютчиков. У них было изъято в общей сложности 40 миллионов рублей, огромное количество золотых царских монет и ювелирных украшений, свыше 80 кг золота в слитках, 384 кг серебра и 1209 золотых часов, а также 32 тысячи долларов США. Все эти деньги и ценности пошли в фонд обороны. Можно себе представить, сколько оружия и амуниции для действующей армии было изготовлено на средства, изъятые у валютных спекулянтов, если учесть, что одна гаубица, например, стоила примерно 30 тысяч рублей. А всего в фонд обороны и в фонд Красной армии за годы войны поступило, в том числе и благодаря стараниям милиции, более 16 миллиардов рублей наличных денег и большое количество драгоценностей. Это примерно пять процентов всех военных расходов СССР в период с 1941 по 1945 годы.

Неслучайно все сотрудники ОБХСС, участвовавшие в раскрытии валютных махинаций, были награждены ценными подарками и денежными премиями. Их вклад в Великую Победу невозможно переоценить.

Вопросы:

1. Расскажите об особенностях работы ОБХСС в годы войны.

2. Какова специфика экономической преступности в военные времена?

ОБХСС И ВОССТАНОВЛЕНИЕ СТРАНЫ

Свекольный бой

В тяжелое военное и послевоенное время власть, несмотря на объективные трудности, старалась хоть как-то облегчить жизнь простым гражданам страны. Еще в годы войны была разрешена коммерческая торговля, власти закрывали глаза на существование черного рынка, в крупных городах открывались специализированные магазины, где можно было купить продукты без карточек. Так, например, в Москве уже в феврале 1942 года на всех девяти железнодорожных вокзалах открылись рестораны первого класса. В любое время дня там кормили завтраками, обедами и ужинами по коммерческим ценам. Наличие карточек при этом не требовалось. Цены на еду в московских кафе и ресторанах устанавливались Наркоматом торговли СССР.

В январе 1944 года открылись «Астория», «Аврора» и еще несколько коммерческих ресторанов. Цены в коммерческих ресторанах Москвы были заоблачными. В среднем обед стоил пятьсот-шестьсот рублей, что равнялось месячному окладу простого рабочего. Поэтому рабочих в коммерческих кабаках не наблюдалось. Основной контингент — это офицеры Красной армии, приезжавшие в Москву на побывку с фронта, творческая интеллигенция, иностранные дипломаты и журналисты, а также столичные барыги и воры, сколотившие в годы войны немалые состояния.

В апреле того же года в городе появились двадцать ночных ресторанов. Они работали до пяти часов утра, всю ночь там играл оркестр и выступали артисты.

Кроме того, весной 1944 года в Москве были открыты восемь гастрономов, а также два мясных, два рыбных, один кондитерский, чайный, табачный и винный магазины. Торговали в них без карточек. Цены были выше, чем в обычной розничной торговле. Но для некоторых категорий граждан были установлены скидки.

А в 1947 году правительство разрешило Министерству пищевой промышленности открывать в крупных городах Союза ССР фирменные магазины. В короткие сроки территория страны покрылась сетью фирменных торговых точек, где можно было приобрести любой дефицитный товар, произведенный предприятиями Минпищепрома СССР. По замыслу организаторов этого проекта, фирменные магазины должны стать пионерами в деле цивилизованного обслуживания населения. Предполагалось, что постепенно до уровня фирменных магазинов удастся подтянуть и всю отечественную торговлю.

И действительно, в первые магазины фирменной торговли народ приходил, как в музей. Красивый интерьер, изящно разложенный на прилавках товар, вежливые продавцы — все это казалось для наших не шибко избалованных граждан каким-то заморским чудом. А самое главное — изобилие продуктов. Люди, привыкшие за годы войны к строжайшему лимиту, теперь могли свободно приобретать столько продуктов, сколько позволяли их кошельки.

Однако нововведение понравилось не всем. Теневые дельцы и спекулянты, вольготно чувствовавшие себя в голодные военные годы, восприняли появление фирменной торговли как покушение на их личное благополучие. Если раньше люди, имевшие доступ к дефицитным товарам, могли распоряжаться ими по своему усмотрению, то теперь эти продукты предписывалось отправлять в фирменную торговую сеть и продавать по государственным ценам. Таким образом, барыги лишились монополии на дефицитные товары, которые раньше прямиком уходили на черный рынок и приносили спекулянтам огромные деньги. Впрочем, выход из создавшегося положения вскоре был найден: бой стеклянной тары.

Говорят, первопроходцем в этом деле стал директор центральной базы «Росглавплодконсерва» некто Еськов. Именно он первым начал составлять фиктивные документы на бой стеклянных банок, в которых продавались плодоовощные консервы, соки и джемы. В каждой партии товара, отгруженного с предприятий «Росглавплодконсерва», непременно обнаруживалась недостача, которая списывалась на порчу груза в пути. На самом деле все эти якобы разбитые банки в целости и сохранности поступали в фирменную торговую сеть, только выручка от этого неучтенного товара оседала в карманах Еськова и его подельников.

Когда оперативники ОБХСС начали плотно заниматься этим делом, они сразу поняли: поймать жуликов за руку будет весьма проблематично — настолько грамотно с точки зрения бумажной бухгалтерии были организованы масштабные хищения. И действительно, по документам выходило, что вся плодоовощная продукция, произведенная где-нибудь в Молдавии или Грузии, целиком поступает в фирменную торговую сеть — за исключением той ее части, которая была испорчена в пути. Формально уцепиться сыщикам было не за что.

Тогда оперативники решили проверить, сколько товара выставляется непосредственно для продажи в магазинах, и сравнить с теми данными, которые указаны в накладных и прочих документах. Сделать это, не привлекая внимания торгашей, оказалось непросто. Помогли добровольцы из числа простых советских служащих. Именно они сутками напролет наблюдали за тем, как идет торговля, фиксировали количество товара и его ассортимент. В результате этой кропотливой работы удалось вычислить несколько фактов завоза и продажи товара без соответствующей документации. Это и были те самые якобы битые банки с консервами, которые числились по бумагам как безвозвратно утерянные в процессе транспортировки.

На основании полученных фактов сыщики, работавшие по «консервному делу», запросили у руководства УБХСС санкцию на задержание всех причастных к махинациям торгашей. Вместе с Еськовым их набралось 17 человек. За хищения в особо крупном размере (более 50 тысяч рублей по ценам 1947 года) Еськов и его подельники получили длительные сроки лишения свободы.

Аналогичным методом орудовали и дельцы, имевшие доступ к парфюмерной продукции. В те годы производство парфюмерии и косметики относилось к ведению Министерства пищевой промышленности СССР. В послевоенное время спрос на эти товары был огромен, купить приличные духи можно было исключительно на черном рынке за бешеные деньги. И вот в конце 1940-х в Москве, Ленинграде, Одессе, Кишиневе и ряде других городов страны появились фирменные магазины «Главпарфюмерии». Это стало настоящим подарком для миллионов женщин, да и мужчин тоже. Но одновременно — и дополнительной головной болью для сотрудников ОБХСС.

Первые сигналы о том, что в фирменные магазины завозят неучтенную парфюмерию, стали поступать уже в том же 1949 году. Причем одновременно в поле зрения правоохранительных органов попали сразу несколько магазинов, находившихся в разных городах страны. Изучив ситуацию, оперативники ОБХСС сделали вывод: преступники действуют не сами по себе, их действия координируются из единого центра. Путем нехитрых логических умозаключений сыщики вышли на начальника отдела сбыта «Главпарфюмерии» с красноречивой фамилией Раздобудько.

Этот Раздобудько действительно мог раздобыть все что угодно. Его квартира в Москве напоминала склад готовой продукции, где можно было найти любой, даже самый дефицитный товар. Но самое главное — именно Раздобудько поставил на поток битье стеклянной тары, в которой продавались духи и одеколоны. Битье, разумеется, исключительно на бумаге.

Так, в июне 1949 года Раздобудько вместе с подельником списал как бой флаконов пять ящиков одеколона. Прибыль аферистов составила 3500 рублей.

В октябре 1950 года Раздобудько составил фиктивный акт о том, что часть продукции одного из предприятий «Главпарфюмерии» бракованная и подлежит уничтожению. На самом деле несколько тысяч флакончиков с духами ушли в фирменную торговую сеть. А Раздобудько с коллегами заработали на этой операции 10 тысяч целковых.

В том же году во время служебной командировки в Кишинев Раздобудько по просьбе работника треста «Молдавэфирмасло» Глантмахера завысил сумму продукции, подлежавшей списанию как брак, на 16 тысяч рублей. За эту услугу Глантмахер лично передал Раздобудько 6 тысяч рублей в виде взятки. Впрочем, и сам не остался в убытке, присвоив на этой сделке по меньшей мере 9 тысяч целковых.

Таких эпизодов оперативники ОБХСС «нарыли» не один десяток. Все они были аккуратно зафиксированы и предстали в качестве доказательной базы на суде. Весной 1951 года Московский городской суд приговорил бывшего начальника отдела сбыта «Главпарфюмерии» Раздобудько к 20 годам лишения свободы с конфискацией имущества, нажитого преступным путем. В доход государства тогда ушло свыше 40 тысяч рублей.

Дело виноделов

Весной 1951 года в столичных ресторанах стали замечать шумную компанию гостей из южных республик СССР. Несколько человек в течение месяца регулярно наведывались в самые крутые московские кабаки, подолгу сидели, заказывали дорогие блюда и напитки — в общем, сорили деньгами. Как выяснилось, гости приехали в Москву из солнечной Грузии и проживали в одной из столичных гостиниц. Многие были ранее судимы, и абсолютно все имели самое непосредственное отношение к виноделию.

Появление южан в Белокаменной совпало по времени с оперативной информацией, поступившей в органы БХСС, о злоупотреблениях в системе винодельческой промышленности. Проверить информацию руководство поручило Федору Невзорову, опытному оперативнику, за плечами которого к тому времени уже было несколько серьезных дел о хищениях в хлебобулочной и табачной отраслях. Как вспоминал впоследствии сам Невзоров, он с азартом окунулся в эту новую для себя тему, несколько дней не вылезал из Ленинской библиотеки, изучал специальную литературу по виноделию, подолгу беседовал с экспертами, лично познакомился с процессом производства вина на московских винзаводах.

Довольно быстро оперативник выяснил, где и как злоумышленники могли создавать неучтенные излишки продукции, чтобы затем продавать их через знакомых торгашей. Самый простой способ — разбавить уже готовое вино водой. Можно было также добавить в более дорогие крепленые вина дешевое вино или банально переклеить этикетки на бутылках. Но были и более изощренные способы обмана, и с одним из них вскоре Невзоров столкнется лично.

А пока, поднаторев в постижении винодельческих технологий, оперативник решил внимательнее приглядеться к компании южан, кутивших в московских ресторанах. Что это? Банальные пьянки? Людям некуда деньги девать? Интуиция подсказывала: гости не просто так проводят время, они явно чего-то ждут. И действительно, как раз в это время, весной 1951-го, Министерство пищевой промышленности Союза ССР намеревалось открыть в различных регионах страны винодельческие предприятия. Спрос на вино в те годы был огромный, винодельческая отрасль, еще не успевшая оправиться после войны, явно не успевала за спросом. На черном рынке стоимость бутылки хорошего вина порой равнялась месячному окладу простого советского служащего. И если в военные и первые послевоенные годы власть закрывала на это глаза, то к началу 1950-х спекулянтам был объявлен беспощадный и решительный бой. А чтобы выбить у них экономическую почву, было решено значительно увеличить объемы производства вина. С этой целью и открывались винзаводы во многих городах Центральной России, Урала и Сибири. Планировалось, что сырье для производства вина будут поставлять совхозы Грузии, Армении и Молдавии.

У каждого завода, в том числе и винного, должен быть директор. Кто займет эту выгодную должность — решал заместитель начальника Главного управления винной промышленности («Главвино») некто Мирзоянц. Именно этого товарища иногда видели в компании шумных гостей столицы. Очевидно, за взятки Мирзоянц назначал на должности директора и главного винодела своих людей. В ожидании выгодного назначения кандидаты и болтались по московским кабакам.

Это предположение вскоре подтвердилось. Через несколько дней один из гостей по фамилии Алабидзе получил назначение в Куйбышев на должность директора вновь открывшегося винного завода. В Куйбышев Алабидзе отправился не один, а в сопровождении группы товарищей грузинской национальности. Все они были прекрасно знакомы между собой, кое-кто еще до войны был замешан в различных махинациях.

В Куйбышев отправился и Федор Невзоров. Быстро наладил взаимодействие с местными оперативниками и специалистами санэпиднадзора. Выяснил, что действительно почти все ключевые должности на винзаводе занимают приезжие граждане. Проживали они на съемных квартирах, в городе многие из них прописаны не были. Зато в лучших ресторанах Куйбышева их видели регулярно: пришельцы всегда

Однако каких-либо серьезных улик против Алабидзе и его подельников у оперативников не было. Более того, тщательная проверка документации самого винзавода показала, что все чисто. Санэпиднадзор, как ни старался, тоже не выявил существенных нарушений. Парадоксальная ситуация: все понимали, что на заводе воруют, но как это происходит — внятного ответа не было. Несколько дней и ночей кряду оперативники ОБХСС ломали голову над этой загадкой. По воспоминаниям Федора Невзорова, соберутся, бывало, вечером в тесном кабинете начальника Куйбышевского отдела БХСС и спорят до утра, выдвигая версии одна фантастичнее другой. Помог, как это часто бывает в оперативно-следственной работе, случай.

Как-то раз Невзоров разговорился с рабочим винзавода. На вопрос оперативника о качестве сырья, поставляемого из Грузии, рабочий рассказал о том, что однажды поднес к стакану, где был виноматериал, зажженную спичку — и содержимое стакана полыхнуло, как спирт.

— Сколько лет работаю в винодельческой отрасли, но такое вижу в первый раз, — изумлялся старый винодел. — Такое впечатление, что в бочках не сырье для вина, а чистый спирт.

Бочки немедленно проверили. Во всех деревянных бочках емкостью 500 литров экспертиза выявила значительное превышение спирта и сахара. Крепость виноматериала вместо положенных 18 градусов достигала 36, а содержание сахара более чем вдвое превышало норму. Стало ясно, что из Грузии приходит полуфабрикат двойной концентрации, хотя в документах, разумеется, это никак не отражалось. А уже в Куйбышеве на винзаводе дельцы разбавляют виноматериал водой, получая с каждого литра сто процентов прибыли.

Если это так, то на сельскохозяйственном предприятии, поставлявшем сырье, должна быть выявлена существенная недостача спирта и сахара. Федор Невзоров срочно вылетел в Грузию. Уже на следующий день вместе с работниками ОБХСС республики столичный оперативник нагрянул с проверкой в тот совхоз, который поставлял сырье для куйбышевского винзавода. Каково же было удивление Невзорова и его коллег, когда выяснилось: директор совхоза исчез буквально за день до проверки. В неизвестном направлении уехал и главный винодел, прихватив с собой всю документацию и крупную сумму денег из совхозной кассы. Сбежавших граждан немедленно объявили во всесоюзный розыск. А тем временем Невзоров начал инвентаризацию. Входе проверки специалисты быстро установили недостачу спирта и виноматериалов на сумму свыше миллиона рублей.

Пока Невзоров разбирался с грузинским совхозом, его коллеги в Куйбышеве проводили аналогичную проверку винзавода. Расследование показало: мошенники умудрились изготовить 25 тонн «лишнего» вина. Это примерно 35 тысяч бутылок. Часть из них преступники уже продали.

Алабидзе и компания были немедленно взяты под стражу. На допросах бывший директор признался, что действительно получил свою должность за взятку Мирзоянцу. С этой целью и болтался больше месяца в Москве. По словам Алабидзе, точно так же получили свои должности и другие директора и главные виноделы. В их числе Алабидзе назвал главного винодела Московского винного завода. Так в поле зрения оперативников ОБХСС попало это крупнейшее предприятие винодельческой отрасли.

И здесь схема махинаций была такой же, как в Куйбышеве. Сырье на завод поступало из Молдавии. Поставляло его винодельческое предприятие, расположенное в Каларашском районе республики. Туда в служебную командировку и вылетел Федор Невзоров. Опыт расследования таких афер у него уже был. Исследовав при помощи экспертов сырье, оперативник установил повышенную концентрацию спирта и сахара…

Главного винодела Московского завода вин арестовали. В тот же день был арестован и Мирзоянц. Его участие в преступлениях было доказано многочисленными свидетельскими показаниями. Из полумиллиона рублей, похищенных жуликами на Московском заводе вин, примерно треть досталась Мирзоянцу в виде взяток — чтобы молчал и покрывал аферистов.

В течение двух последующих лет аналогичные проверки были проведены на всех недавно открытых винзаводах страны. Как выяснилось в ходе проверок, везде орудовали жулики, которых лично назначал на высокие должности Мирзоянц. У преступников было изъято свыше 10 миллионов рублей и большое количество золота и ювелирных украшений.

Дело о масштабных хищениях в системе «Главвино» дошло до высшего руководства страны. По этому поводу в 1952 году Совет министров СССР даже принял специальное постановление. А главный герой дела виноделов — сотрудник ОБХСС Федор Невзоров — получил за раскрытие этих махинаций нагрудный знак «Заслуженный работник МВД». Награду оперативнику вручал лично министр внутренних дел Союза ССР генерал-полковник Сергей Круглов.

Вопросы:

1. Расскажите о методах работы ОБХСС в первые послевоенные годы.

2. Чем отличается тогдашняя экономическая преступность от нынешней?

В СЕРЕДИНЕ ВЕКА

Миллион за «Пять минут»

В начале 1950-х годов в стране резко возрос спрос на патефоны, грампластинки, баяны и другие музыкальные инструменты. Особенно большим спросом у населения пользовались грампластинки с популярными в то время песнями «Мишка, где твоя улыбка?» и «Пять минут». Промышленность не могла обеспечить пластинками всех желающих. И, как следствие, тут же стали плодиться теневые дельцы, которые в полукустарных условиях выпускали дефицитные пластинки и сбывали их в торговую сеть.

Расследованием этих махинаций поручили заняться лучшим сотрудникам столичного управления БХСС Федору Невзорову и Александру Данилову. Изучив ситуацию, оперативники выяснили, что сырье для кустарных пластинок похищается с Апрелевского завода в Подмосковье. А за матрицами, с которых затем штампуются пластинки, подпольные дельцы регулярно наведывались в Московский дом звукозаписи. Поскольку в махинациях принимали участие десятки человек по всей стране, оперативникам столичного ОБХСС пришлось налаживать контакты с коллегами из других регионов и совместно разрабатывать операцию по задержанию дельцов. На жаргоне сотрудников ОБХСС операция получила название «Музыканты».

Для начала столичные сыщики выехали в те города Советского Союза, где, по оперативным данным, орудовали дельцы. Особенно часто в оперативных донесениях фигурировали Одесса, Львов, Чернигов, Харьков и Ростов-на-Дону. В каждом из этих городов Невзоров лично устанавливал тесные деловые контакты с коллегами, организовывал круглосуточное наблюдение за потенциальными преступниками, по крупицам собирал интересующую сыщиков информацию. В Ленинграде аналогичную работу проводил Данилин. А когда выяснилось, что в аферах участвуют дельцы из Белоруссии и Прибалтики, Данилину пришлось совершить несколько служебных поездок и в эти республики.

Суть этой напряженной оперативной работы сводилась к следующему: доказать, что сырье, которое отгружалось с Апре-левского завода грампластинок в адрес тех или иных предприятий и организаций, не соответствовало тому, о чем было указано в накладных документах. С этой целью оперативники отслеживали вагоны, в которых перевозилось сырье, и тщательно взвешивали контейнеры с пресс-порошком и таблетками. Иногда в пути следования поезда останавливали, вскрывали вагоны, после чего специально приглашенные для этого эксперты определяли качество перевозимого сырья. Если определить на месте не получалось, пробы сырья отправлялись на исследование в Москву, в лабораторию научно-исследовательского института пластмасс.

В результате, как и ожидали оперативники ОБХСС, оказалось, что содержимое многих вагонов не соответствовало бумагам. По документам следовало, что с Апрелевского завода куда-нибудь в Одессу или Харьков отправлено сырье низкого качества или отходы, а в действительности это были высококачественные таблетки или пресс-порошок, пригодный для производства грампластинок.

Итогом операции «Музыканты» стал арест девяти работников Апрелевского завода грампластинок во главе с заведующим производством Дорошенко и начальником отдела сбыта Мироновым. В ходе следствия арестованные граждане признались, что за взятки отгружали своим подельникам из других регионов высококачественное сырье в виде порошка или таблеток, из которых, собственно, и делают пластинки. По документам же это сырье оформлялось как отходы или сырье низкого качества.

Постепенно друг за другом были ликвидированы все преступные группы, принимавшие участие в «музыкальных» аферах. В результате дело разрослось до масштабов общесоюзного, и заканчивать его пришлось следователям Прокуратуры Союза ССР.

В общей сложности по делу о грампластинках было арестовано и привлечено к уголовной ответственности более двадцати человек. У преступников было изъято денег и ценностей на общую сумму пять миллионов рублей.

Зайцев плюс…

Во второй половине 1950-х в обиход советских людей вернулось порядком подзабытое к тому времени словечко: совнархозы. Именно так сокращенно в первые годы советской власти называли органы управления социалистической промышленностью. В каждой области, крае и республике создавался совет народного хозяйства, которому подчинялись все предприятия региона. А региональные совнархозы, в свою очередь, замыкались на Высший совет народного хозяйства (ВСНХ).

Такая система продержалась чуть более десяти лет и была ликвидирована в годы первой пятилетки. И вот в 1957 году Никита Сергеевич Хрущев, став единовластным правителем страны, решил воскресить региональный принцип управления экономикой и возродить совнархозы. Очевидно, затевая свой эксперимент, Хрущев полагал, что отказ от отраслевого принципа управления повысит эффективность советской экономики, а также сведет к минимуму, как любят сейчас говорить, коррупционные риски. Дескать, люди, работающие в одной системе (например, в Министерстве пищевой промышленности), имеют больше возможностей сколотить преступную группу и начать расхищать социалистическую собственность. А вот сотрудникам совнархозов это будет сделать сложнее.

На деле все получилось с точностью до наоборот. Именно в период хрущевской «оттепели» в Советском Союзе теневая экономика, основанная на коррупции и личных связях, стала расти, словно грибы после дождя. А значит, прибавилось работы сотрудникам БХСС.

…В конце 1961 года из Министерства охраны общественного порядка РСФСР (так при Хрущеве стали именовать МВД) в Управление БХСС поступили данные о том, что в системе Московского областного совнархоза завелась группа аферистов. Сведения были весьма скудные. Дескать, работает в совнархозе некто Зайцев, с которым поддерживают тесные деловые отношения братья Авербухи, хорошо известные милиции по старым делишкам. Руководство потребовало от сотрудников ОБХСС тщательно проверить сигнал и доложить о результатах.

Оперативники проверили всех сотрудников областного совнархоза. Действительно, должность старшего инженера по технике безопасности Управления шерстяной и шелковой промышленности Московского областного совета народного хозяйства занимал некто Зайцев. Получая сравнительно скромную зарплату, Зайцев, однако, вел разгульный образ жизни и регулярно покупал дорогостоящие вещи. Особенно часто его видели в московских ресторанах в компании так называемых толкачей, среди которых оказались и братья Авербухи. Толкачами в те годы называли людей, умевших пробивать в органах власти нужные решения. Например, выбивать из плановых и снабженческих организаций дополнительное оборудование или сырье. Делать это без хорошо отработанных связей было в принципе невозможно, поэтому люди, имевшие такие связи, ценились на вес золота.

И вот толкачи, специально приезжавшие в Москву из закавказских и среднеазиатских республик, регулярно встречались со скромным служащим совнархоза Зайцевым. Обычно встречи проходили в ресторанах. Иногда гости останавливались и на квартире у Зайцева. Сыщики ОБХСС быстро навели справки. Оказалось, что гости из южных республик СССР работали на предприятиях местной промышленности, занимавшихся изготовлением одежды и белья. А предмет их интересов в Москве — ткацкие станки. Судя по всему, южане планировали наращивать производство, оборудования требовалось больше, а станков не хватало. Конечно, ткацкое и прядильное оборудование отпускалось предприятиям местной промышленности в соответствии с планом. Однако дельцам, очевидно, хотелось большего. Они не брезговали даже списанными и демонтированными станками. Главное, чтобы было на чем изготавливать ходовой товар и сбывать его спекулянтам и перекупщикам.

Вскоре прояснилась и роль Зайцева в этой схеме. По долгу службы он лично хорошо знал многих работников текстильных фабрик и машиностроительных заводов, выпускавших ткацкое оборудование. За крупные взятки старший инженер по технике безопасности договаривался с руководством фабрик, чтобы старое оборудование не утилизировали, как это полагалось по правилам, а поставляли в солнечную Грузию или в такой же солнечный Узбекистан.

Кроме того, выяснилось, что Зайцев водил дружбу и с руководством многих машиностроительных предприятий Подмосковья. Среди его хороших знакомых, например, числились заместитель директора Климовского машиностроительного завода Курбатов, начальник планово-производственного отдела Егорьевского машиностроительного завода Кочанов, инженер Управления капитального строительства Московского областного совнархоза Клеваков и многие другие полезные работники.

Чтобы вывести всю эту компанию на чистую воду, оперативникам пришлось проделать колоссальный объем работы. Сначала сыщики рассчитывали взять Зайцева с поличным при получении взяток от какого-нибудь среднеазиатского толкача. С этой целью оперативники в течение нескольких месяцев «пасли» своих подопечных по московским ресторанам, где они регулярно кутили. Однако вскоре выяснилось, что при всем своей разгульном образе жизни и неуемной страсти к деньгам Зайцев отличается крайней осторожностью и подношений в конвертике ни у кого не берет.

Стали выяснять, каким образом толкачи передают Зайцеву взятки. С этой целью один из сотрудников ОБХСС буквально поселился в отделе переводов Моспочтамта. Несколько дней оперативник внимательно изучал документацию за четыре года, чтобы найти переводы на имя Зайцева или его ближайших родственников. И вскоре сыщику улыбнулась удача. Оказалось, что в период с 1958 по 1962 годы на имя Зайцева и его жены Михайловой десять раз переводились крупные суммы денег — из Грузии, Узбекистана и некоторых других республик СССР.

Пока одни оперативники изучали почтовую документацию, другие столь же тщательно знакомились с делопроизводством на Климовском и Егорьевском машиностроительных заводах. Цель — отыскать документацию на отгрузку ткацких станков для предприятий местной промышленности южных республик. Причем все это приходилось делать аккуратно, не привлекая лишнего внимания.

Как потом вспоминали сотрудники ОБХСС, на первый взгляд заводская документация не вызывала особых подозрений. На каждую партию отпускаемого оборудования имелись все необходимые в таких случаях документы: либо соответствующая разнарядка из Госплана, либо ходатайства хозяйственных органов и письма руководителей заводов в плановые организации. В общем, вполне нормальные документы, ни одной незаконной операции, ни одного мало-мальски грубого нарушения порядка оформления — даже зацепиться не за что. Но опытные оперативники прекрасно знали: первое впечатление часто бывает обманчивым. И действительно, более детальное изучение заводской документации, а также опросы работников самих предприятий позволили вскрыть механизм афер.

А работали мошенники виртуозно. Вот, например, накладные на партию станков, отгруженных Климовским машиностроительным заводом в четвертом квартале 1960 года в адрес ряда предприятий местпрома Грузинской ССР. Все чисто, аккуратно оформлено и совпадает с реальным количеством станков. Вот только в действительности оборудование уехало в Грузию не в четвертом квартале, а во втором, то есть на полгода раньше.

Или такой сценарий. Краснодарский совнархоз отправил руководству Егорьевского машиностроительного завода письмо-ходатайство о выделении Адлерскому районному промкомбинату пяти станков типа АТ-175-5. Дескать, комбинат наращивает производство, требуется новое оборудование в дополнение к тем станкам, которые уже были поставлены по плану. Ходатайство удовлетворяется, станки уходят по назначению. Причем, разрешение на эту операцию Госплан дает удивительно быстро — уже на следующий день. Фокус заключается в том, что никакое производство Адлерский промкомбинат наращивать не собирается и тех станков, которые у него имеются, вполне достаточно для выполнения производственных заданий. Значит, в действительности станки ушли в какой-нибудь подпольный цех, который гонит неучтенный товар. А прибыль от его продажи, минуя казну, прямиком уходит в карманы теневых дельцов.

И таких фактов было выявлено немало. За всеми вскрытыми махинациями маячила фигура Зайцева и его друзей. Это он благодаря своим обширным связям в различных инстанциях добивался принятия нужных теневикам решений, за что те регулярно переводили ему крупные денежные суммы. Как подсчитали оперативники ОБХСС, за четыре года преступной деятельности Зайцев заработал в виде взяток не менее 90 тысяч рублей. А теневые дельцы из братских республик получили благодаря его стараниям более 1200 новых и демонтированных ткацких станков и прядильных машин.

Осенью 1962 года операция по разоблачению дельцов вступила в финальную фазу. Зайцев, Клеваков, Курбатов и другие аферисты были арестованы. К тому времени у сыщиков накопилось достаточно фактов, чтобы предъявить вполне конкретные обвинения каждому из участников преступной группы. Были задержаны также и толкачи из южных республик и всевозможные посредники типа братьев Авербухов. Всего по делу проходило 43 человека. Судебная коллегия Верховного суда РСФСР признала всех подсудимых виновными в совершении преступлений и приговорила их к различным срокам лишения свободы.

А вскоре на самом высоком политическом уровне было принято решение о ликвидации совнархозов. Как отмечалось в официальных документах тех лет, отсутствие отраслевых принципов управления наносило ущерб делу технического прогресса и создавало питательную среду для развития местнических тенденций. Так деликатно официальная пропаганда именовала многочисленные махинации в системе совнархозов, которые повсеместно вскрывались органами БХСС.

Закон с обратной силой

Что такое черный валютный рынок по-советски? Почему молодых, полных сил, вполне благополучных граждан тянуло к запретным плодам опасных спекуляций?

Вот один эпизод из жизни крупного спекулянта валютными ценностями гражданина Буклова — постоянного посетителя ресторана Внуковского аэропорта — одного из немногих круглосуточных ресторанов тогдашней Москвы и ее окрестностей. Однажды за завтраком Буклов услышал объявление по радио о наличии свободных мест в самолете, летящем в Ленинград. Тут как раз ему принесли недостаточно, как ему показалось, красиво сервированный заказ. Он встал из-за стола и пошел к билетной кассе. Купил билет и прибыл в Ленинград только для того, чтобы отобедать там в одном из лучших ресторанов на Невском проспекте. Вернувшись в тот же день в Москву и узнав, что в Воронеже выступает хор цыган, Буклов вылетел туда. И аплодировал цыганам.

Крупный спекулянт Стеклов в суде заявил: все спекулятивные действия он совершал для того, чтобы обогатиться, купить дачу под Москвой и в Крыму и вести разгульный образ жизни, при этом не работая…

В Черновцах была арестована и привлечена к уголовной ответственности в 1962 году группа матерых спекулянтов-валютчиков в количестве 17 человек. В ходе расследования дела у обвиняемых было изъято много золота в монетах, слитках и изделиях, несколько дорогостоящих бриллиантов, крупная сумма советских денег и иностранная валюта. Все они любили проводить время на курортах и в ресторанах. Обвиняемые Марголов, Штуфман, Шек-ман и другие скупали и перепродавали золотые монеты, иностранную валюту, бриллианты и другие ценности на многие десятки тысяч рублей. Зато отдыхали на собственных зимних дачах и в лучших апартаментах Сочи и Ялты. Такие вот, как тогда говаривали, элементы сладкой жизни. Сила соблазна — вот что затягивало молодых валютчиков.

Валютная монополия, действовавшая в СССР, была неотъемлемой частью экономической системы. Она позволяла социалистическому государству:

— планомерно осуществлять международные расчеты;

— концентрировать валютные ресурсы в государственных кредитных учреждениях;

— рационально (с точки зрения системы) использовать валютные ценности для развития экономики, ограждая ее от конъюнктурных колебаний на валютных рынках;

— укреплять денежную систему страны и координировать планы развития народного хозяйства.

И государство охраняло свои активы.

Статья 88 тогдашнего уголовного кодекса РСФСР «Нарушение правил о валютных операциях» гласила: «Нарушение правил о валютных операциях, а также спекуляция валютными ценностями или ценными бумагами наказываются лишением свободы на срок от трех до восьми лет с конфискацией имущества или без конфискации, с обязательной конфискацией валютных ценностей и ценных бумаг и со ссылкой на срок от двух до пяти лет или без ссылки. Спекуляция валютными ценностями в виде промысла или в особо крупных размерах, а равно нарушение правил о валютных операциях лицом, ранее осужденным по части первой настоящей статьи, наказываются лишением свободы на срок от пяти до пятнадцати лет с конфискацией имущества и со ссылкой на срок от двух до пяти лет или без ссылки или смертной казнью с конфискацией имущества».

Назубок знал уголовный кодекс Ян Рокотов — фигура легендарная в криминальной истории XX века. Настоящий символ удачливого мошенничества. Удачливого, хотя в реальности он недолго куражился и, по большому счету, пребывал под колпаком спецслужб. Любовь к приключениям довела его до смертной казни. Это придает фигуре Рокотова ореол мрачной романтики. К тому же другого подпольного «миллионера» с громкой фамилией в посленэповской советской истории не было. Рокотов стал героем фельетонов, а потом и городских легенд. Не забыты и его подельники — Файбишенко и Яковлев. А историю о волюнтаризме Хрущева, который буквально приказал применить против валютчиков высшую меру социальной защиты, изучают на каждом юридическом факультете. Это классика, хрестоматия.

Криминальная профессия валютчика, забытая со времен НЭПа, снова проявилась в СССР в годы войны. Великая Отечественная приоткрыла границы, в страну хлынули марки и доллары… Вокруг них сформировалась особая школа спекуляций. Сколачивались состояния. Нет, их нельзя сравнивать с современными «олигархами» и «крестными отцами». Тогда все было скромнее, владельцев «заводов, домов, пароходов» в СССР быть не могло. Но два-три профессорских оклада отчаянные валютчики в месяц зарабатывали. И кутили на славу. По меркам сурового послевоенного времени — неплохо.

В начале 1959 года один из руководителей страны Анастас Микоян на встрече с иностранной делегацией услышал неожиданные жалобы — гостям Советского Союза не дают прохода некие молодые люди, предлагающие продать им валюту, а также иностранные вещи. Деятельность «валютчиков» и «фарцовщиков» обрела широкий размах в 1957 году, во время Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве. Всего за два года это явление достигло таких размеров, что борьбу с ним обсуждали на уровне Президиума ЦК КПСС. Пришли к выводу, что МВД борьбу с «валютчиками» проиграло вчистую, и передали решение вопроса самой мощной силовой структуре — Комитету государственной безопасности. В КГБ был создан специальный отдел, под контроль которого перешли дело о контрабанде и валютных операциях.

В конце 1960 года Никита Хрущев отправился с визитом в Берлин. В городе, разделенном на Восточную и Западную часть, контролируемую двумя противоборствующими военными блоками, процветала нелегальная торговля, и советский лидер патетически воскликнул: «Берлин превратился в грязное болото спекуляции!». Один из берлинских чиновников, уязвленный такой оценкой, огрызнулся: «Такой черной биржи, как ваша московская, нигде в мире нет!». Хрущев возмутился до глубины души — и понял, что пришло время наводить порядок…

Итак, жили-были в Москве 33-летний Ян Рокотов (кличка «Ян Косой»), человек без определенных занятий, его ровесник, аспирант Плехановского института Дмитрий Яковлев («Дим Димыч») и 24-летний студент Владислав Файбишенко («Червончик»), Рокотов начал свою коммерческую деятельность, еще будучи подростком. Сначала спекулировал фотопринадлежностями. Затем переключился на мелкую фарцовку. В дни фестиваля молодежи и студентов (1957) понял, что нет более эффективного способа разбогатеть, чем спекуляция валютой.

Тайный валютный рынок располагался на «Плешке» — так на блатном жаргоне называлось пространство от Пушкинской площади до гостиниц «Националь» и «Москва». Там сновали «бегунки» и «рысаки», скупавшие — в основном у иностранцев — валюту, золотые монеты и другие ценности. Потом все это добро шло по цепочке — к «шефам», далее — к «купцам». Среди последних было упомянутое трио. Рокотов, Яковлев, Файбишенко перепродавали валюту и ценности и получали фантастическую прибыль.

Валюту в Советском Союзе невозможно было просто так, в открытую купить и продать. Существовала целая система перекупки. «Бегунки» или «рысаки» являли собой «первые руки», они скупали валюту на «плешке», на центральных площадях, в универмагах, гостиницах и на выставках. Собранный улов продавали своим «шефам». Те, в свою очередь, продавали валюту «купцам». «Купцы» были тщательно законспирированы. Знало их очень небольшое число людей, да и то под кличками. Сами они, боясь засветиться, в контакты с иностранцами старались не вступать. Правда, иногда все же «купцы» и иностранные контрабандисты отыскивали друг друга и заключали своего рода соглашения о сотрудничестве. Такое бывало и с Рокотовым. В дальнейшем они поддерживали связь через посредников.

Это был разветвленный бизнес. Из 2570 задержанных в 1959-м и в начале 1960 года контрабандистов, которые пытались тайно провезти товары через границу, 1680 (65 %) были гражданами других стран. Несмотря на категорический запрет такого рода деятельности в Советском Союзе, жажда наживы была сильнее. Под видом туристов и коммерсантов в СССР проникали профессиональные контрабандисты, поддерживавшие тесные контакты с московскими и ленинградскими «купцами». Большими партиями они сбывали им валюту, золотые часы, драгоценности. Из Польши поступали золотые монеты царской чеканки, которые высоко ценились на «рынке». Золото считалось едва ли не самым ходовым товаром. Цеховики, завмаги и прочие советские «теневики» считали, что вкладывать средства в золото — надежнее всего. Московские «купцы» изобретали всевозможные способы доставки «золотых» в Союз. Большое распространение получило использование в этих целях арабских офицеров, которые учились в СССР. Два раза в год им предоставляли отпуск. Арабы по дешевке покупали в Швейцарии червонцы и нелегально доставляли их в Союз. Через границу они провозили их в специальных потайных поясах, в каждом из которых можно было спрятать до 500 монет. На них вышел и Рокотов.

Не менее распространенным видом контрабанды были посылки и ценные бандероли. В тюбики зубной пасты, например, закладывались золотые монеты, валюта. В 1959 году было перехвачено 209 таких посылок. Дальше — больше.

Из лихого трио выделялся неформальный лидер — Ян Рокотов. Его отец, а точнее — отчим и воспитатель, главный редактор журнала «Интернациональная литература» Тимофей Рокотов, был репрессирован. От рождения будущий валютный магнат носил фамилию Орликов и происходил из семьи большевиков с дореволюционным стажем. Это, однако, не уберегло молодого человека от обвинений в контрреволюционной деятельности по статье 58, на основании которых в 1947 году он был осужден к восьми годам лишения свободы. Считается, что уже тогда он стал информатором органов. В 1954-м Рокотова освободили с полной реабилитацией. Из лагерей он вернулся несломленным, хотя и ослабленным. И вскоре нашел себя в теневом бизнесе.

Он был великим комбинатором — придумал причудливые схемы, лабиринты, из которых находил дорогу к большим деньгам.

За короткое время он изрядно разбогател. Но куда девать свои сокровища, не знал. Болтали, что Ян разбрасывает деньги на застолья, женщин и прочие мирские радости, но это далеко от истины. Жил он скромно: в тесной комнатушке в коммуналке на Божедомке с теткой-инвалидом. Мог, конечно, и кооператив себе построить, да не один, но — боялся. Позволял себе только дорогие рестораны и поездки на такси. Вероятно, снимал время от времени и «конспиративные квартиры» для деловых и не слишком деловых свиданий. Есть в биографии Рокотова пикантный штрих — реальный или выдуманный. Вроде была у него любимая женщина, известная тем, что прежде была близка с самим Лаврентием Берией. Впрочем, подобных легенд вокруг громких дел всегда рождается с избытком. Большого доверия они не вызывают.

Писатель Эдуард Хруцкий так вспоминал о нем: «К тому времени мне уже было многое о нем известно. Что он купил аттестат за десять классов и пытался поступить в юридический институт. Но потом выбрал более легкий путь к вершинам науки — купил за бутылку университетский значок. Еще в школе он спекулировал марками, потом был «чернокнижником»: продавал абонементы на подписные издания у магазина на Кузнецком мосту…». Хруцкий скептически относился к слухам о безумных кутежах Рок

Однажды за ужином в ресторане гостиницы «Националь» Ян предложил банкиру воочию убедиться, что все гениальное просто, и доложил «акуле империализма» разработанную им схему обмена валюты в обход Госбанка СССР. После зачисления на счет RNT-23 энной суммы марок приезжающие в Москву иностранцы получали бы от Рокотова советские деньги по выгодному для них курсу, а выезжающие за границу советские граждане, выдав ему же рубли, получали бы за границей причитающуюся им сумму в твердой валюте. Координацию и контроль сделок по обмену марок на рубли и наоборот мог бы проводить либо менеджер банка, специально командированный в СССР, либо торговый атташе посольства ФРГ в Москве. Выгода от проводимых операций настолько возбудила банкира, что ему от избытка чувств приспичило опорожниться. Вернувшись из туалета, он заявил, что предложенная собеседником схема «даже не подлежит обсуждению» и того вскоре ждет слава лауреата Нобелевской премии. «Славы не нужно, лучше деньгами», — ответил Рокотов с улыбкой.

Рокотов был агентом начальника валютного отдела БХСС майора Исупова. В своих донесениях Ян Косой подробно рассказывал о том, что «видел» на «черном рынке». При этом главными преступниками он выставлял людей, замешанных в незначительных сделках. «Сдавал» он милиции и своих «бегунков». Все были довольны — милиция регулярно отчитывалась об очередных поимках спекулянтов, валютчик же был спокоен за свой бизнес. Случалось, что он приплачивал друзьям из милиции.

В чем состояло особое мастерство Рокотова? Вряд ли можно считать, что он создал огромную теневую сеть. Скорее — умело пользовался ситуацией. А сеть, созданная им, была относительно небольшой. Да и действовал он недолго, за несколько месяцев сколотил миллионное состояние — и попал в поле зрения КГБ. Поражала его изворотливость, готовность подстраиваться под ситуацию, жертвуя подельниками. Наемные помощники давали Рокотову неплохой доход, но и сам «купец» не сидел без дела. Он периодически получал посылки с тюбиками зубной пасты, нашпигованными валютой, встречался с иностранными студентами и арабскими летчиками, проходившими стажировку в СССР. Придет день, и Рокотову предъявят фотографии 84 арабских офицеров — тогда и окажется, что только с десятью из них он не вступал в тайные сделки.

Рокотов оказался довольно внимательным человеком. Однажды, решив проверить, не слушают ли его домашний телефон, он поздней ночью позвонил одному из приятелей и сказал, что хочет передать ему на хранение чемодан, которым «очень дорожит». К тому моменту агенты КГБ уже знали, что свой капитал он хранит в кейсе. Напасть же на его след никак не могли.

Агенты испытывали адовы мучения. С одной стороны, существовала опасность, что это всего лишь трюк, пустышка. Но с другой — соблазн завладеть чемоданом был огромен. Времени на раздумья у них не оставалось. Ночью Рокотов встретился с приятелем, передал кейс. Вскоре под благовидным предлогом его приятель был задержан. В чемодане лежали… мочалка и кусок банного мыла. Рокотов мгновенно затаился. Даже одного из арабских офицеров, сделка с которым сулила ему полумиллионную прибыль, он переадресовал своей коллеге-валютчице. И ее задержали с поличным.

Разумеется, Ян Косой временно прекратил валютные махинации. Но его деятельная натура требовала работы. И вскоре группа наружного наблюдения зафиксировала появление Яна Косого с объемистым чемоданом в руке в ресторане Ленинградского вокзала. Пока Рокотов сидел в ресторане, бригаду «наружки» полностью обновили. Теперь за ним присматривали две молодые женщины. Позже на допросе он показал, что именно это сбило его с толку. Поужинав, Рокотов, стремясь раствориться в потоке пассажиров, нырнул в камеру хранения. Пользуясь рецептом своего литературного прототипа (подпольного миллионера Корейко), он сдал чемодан и пошел домой, петляя по улицам. Всё тот же замечательный американский чемодан с надежным замком… Яну надо было где-то хранить свое добро, и поскольку государственным облигациям доверять он не мог, в банк деньги положить — тем более необходимо было найти для золота какое-то хранилище. Но таскать деньги по квартирам в чемодане? Доверять государственной камере хранения, где его моментально изъяли, не предъявив даже санкции прокурора? Тем более — только что едва не попавшись на операции с пустым чемоданом? Прошло несколько дней. Ян Рокотов успокоился и вновь приехал на Комсомольскую площадь. Жадность взяла верх над благоразумием. На этот раз он разработал «хитроумный» план изъятия собственных капиталов. Возможно, если бы Косой знал, что ему противостоит не ОБХСС, а мощнейший технический и человеческий потенциал Лубянки, он просто явился бы с повинной в ближайшее отделение милиции.

Ян скромно пообедал в привокзальном ресторане, стараясь определить, нет ли за ним «хвоста». Затем на электричке отправился в сторону Загорска. Но на станции Пушкино перед самым отправлением поезда раздвинул локтями закрывающиеся двери и выскочил на платформу. С величайшими предосторожностями, кружным путем, через Мытищи и ВДНХ, Ян вернулся на вокзал и убедился, что слежки за ним нет. Ее и в самом деле сняли, опасаясь, что Рокотов не придет за чемоданом. Он вошел в камеру хранения и огляделся. Там было несколько человек, которые не вызвали у него подозрений.

Именно там, на Ярославском вокзале, его и взяли. Финал операции описал тогдашний начальник «контрабандно-валютного» отдела КГБ полковник Сергей Федосеев: «Старик-приемщик в массивных очках взял у Рокотова квитанцию и направился искать багаж. Неожиданно у стойки возник мужчина с двумя парами новых лыж. "Можно у вас лыжи оставить до вечера?" — спросил он у приемщика. "Подождите, я занят", — ответил старик и протянул Рокотову чемодан».

Как только тот взял поклажу, «лыжник» мгновенно заломил ему левую руку, а с правой стороны подскочил молодой человек, стоявший невдалеке с девушкой. Рокотов мгновенно оценил ситуацию и, по словам Федосеева, закричал: «Это не мой чемодан! У меня черный был!». Конечно, это не помогло. Когда «миллионера» уводили, он со стоном произнес: «Боже, какой я кретин…», а на первом допросе заявил: «Хочу, чтоб вы знали. Сегодня ночью у меня должна состояться встреча с видным иностранным дипломатом. Мы сговаривались совершить крупную валютную сделку. Готов помочь вам изобличить его. В сущности, какая вам польза, что меня закатают в тюрьму? Вам куда выгоднее воспользоваться моими связями в дипкорпусе». Начался длительный торг со следствием.

Только у одного Яна Рокотова было изъято различных ценностей на сумму в 1,5 миллиона долларов США. Вскоре с поличным был задержан Файбишенко. При нем оказалось 148 золотых английских фунтов и большая сумма рублей. А на обыске в его квартире сотрудникам КГБ удалось найти тайник в ножке платяного шкафа, где было спрятано валюты почти на полмиллиона рублей. А потом при получении контрабандной посылки из Финляндии со спрятанной в резиновых сапогах партией женских золотых часов был задержан и «Дим Димыч» — Дмитрий Яковлев. В отличие от Рокотова и Файбишенко, Яковлев на сотрудничество со следствием пошел сразу, охотно раскрывал все схемы и историю «черного рынка».

33-летний аспирант Института народного хозяйства, выходец из обеспеченной интеллигентной семьи, Яковлев тратил все свои доходы на свою главную страсть — приобретение антиквариата. Валютные операции и контрабанда были для него средством пополнения коллекции предметов искусства. В ходе расследования дела валютчиков были вскрыты незаконные операции, оборот которых оценивался в несколько десятков миллионов советских рублей. Историк Фильштинский добавляет: «По доходившим до меня слухам, Ян сумел войти в контакт с каким-то западногерманским банком. Внося в этот банк марки, приезжавшие в СССР иностранцы получали от Яна советские деньги по выгодному курсу, и, напротив, выезжавшие за границу советские люди, выдав Яну советские деньги, получали за границей соответствующую сумму в валюте. Одна моя бывшая солагерница шепотом рассказывала мне, что обороты Яна достигали многих десятков тысяч рублей».

В прессе появилось сообщение:

«КГБ СССР арестованы за нарушение правил о валютных операциях и спекуляцию Рокотов Я. Т., Файбышенко В. П., Эддис Н. И., Попов С. К., Лагун И. И., Паписмедов Я. О., Паписмедов Ш. О., Паписмедов И. М. и Ризванова М. Л. (…) Указанные лица скупали в крупных размерах у иностранцев валюту и золотые монеты, а затем перепродавали их по спекулятивным ценам (…), не занимались общественно-полезным трудом, разлагающе влияли на неустойчивых граждан и, вступая в преступные связи с иностранцами, унижали достоинство советских людей…». Вслед за этим официальным заявлением стали появляться фельетоны, статьи, даже лекции о борьбе с валютчиками. Журналисты упражнялись в патетической риторике: «обезьянье стадо валютчиков жалеет лишь об одном — в нашей честной Москве нельзя так, как в Лондоне, Париже или Нью-Йорке, открыто потрясать своими барышами и мчаться по столичным улицам, скупая все и вся на своем пути». А читатели, в большинстве, были довольны, что наконец-то государство взялось за наведение порядка.

Обратим внимание: подчеркивалось, что за дело (которое, в принципе, относится к епархии ОБХСС) взялся именно КГБ! Александру Шелепину после разоблачений «сталинизма» приходилось восстанавливать репутацию Лубянки. И дело Рокотова отлично легло лыком в строку.

Появилось в прессе и такое сообщение: «Как установлено следствием, по иронии судьбы основную часть ценностей главаря преступной шайки Яна Рокотова оберегало… наше государство. Он взял на вооружение прием, описанный в романе Ильфа и  Петрова "Золотой теленок". Подобно подпольному миллионеру Корейко, зарвавшийся валютчик держал чемодан с драгоценностями в камере хранения какого-нибудь вокзала, еженедельно перемещая свой "золотой запас" с одного места на другое, благо в столице недостатка в вокзалах не ощущается».

Всем задержанным за валютные махинации грозил максимальный срок в восемь лет лишения свободы. Но оказалось, прописанный в УК постулат, что закон не имеет обратной силы, в СССР действует не всегда.

Дело валютчиков надолго запомнилось всем, кто был к нему причастен. Следователь Николай Чистяков вспоминал:

«Разных я видел за свою следственную практику преступников, прошли передо мной люди, в которых почти ничего не оставалось человеческого. Но эти меня поражали своей полной опустошенностью. Они были активны, но активность их не выходила за круг порочных и преступных занятий. Они были порочны во всем, во всех своих помыслах и проявлениях.

Вот что говорил на следствии Рокотов о своем друге Файбишенко:

— Вся его "кипучая" деятельность была направлена только на то, чтобы путем совершения противозаконных валютных операций сделать крупный бизнес, стать обладателем большой суммы денег. Файбишенко был неутомим: сутками бегал по улице Горького и по Красной площади, скупал у стиляг, фарцовщиков и иностранцев валюту, золотые монеты, а также другие предметы, ценности и даже безделушки с иноземной маркой, а затем все это перепродавал по спекулятивным ценам. Его энергии можно было позавидовать: работал он за десятерых, откуда брались только сила и энергия.

Рокотов, рассказывая о своем дружке Лагуткине, признавался:

— Мы частенько устраивали на квартире у Лагуткина оргии с участием женщин легкого поведения. Они удовлетворяли наши извращенные мужские потребности.

Лагуткин придерживался правила: поменьше издержек, почаще меняй женщин.

— За кого бы они потом не выскочили, — говорил Лагуткин в пору расцвета своего бизнеса, — пусть знают: я их имел, и я их бросил.

В свою очередь Лагуткин не щадил своего патрона — Яна Рокотова:

— Я наблюдал Рокотова в жизни и делах. Как человек он ничего не стоит. Тунеядец до мозга костей. Он стремился к одной лишь цели — наживе. Работа его не интересовала. Деньги и женщины — в этом заключался для него смысл жизни. Когда бы я с ним ни встретился, в какой бы обстановке ни находился, других вопросов, кроме как вопросы о женщинах, деньгах, ресторанах и иностранных вещах, у Рокотова не возникало.

Эти показания Лагуткина перекликаются и с откровениями самого Рокотова.

Вот что он рассказал однажды на допросе следователю:

— Устав от валютных сделок и почувствовав, что начинают сдавать нервы, я решил отдохнуть. Достав в санаторий путевку на 24 дня, я отправился в Крым, к Черному морю. Пробыв там неделю, я сбежал. Не выдержал. Лежишь на пляже, а в голове сверлит мысль: там, в Москве, мои конкуренты делают бизнес, зарабатывают большие деньги, а ты здесь валяешься на песке, загораешь. И как начнешь об этом думать, так голубое крымское небо становится серым. Через неделю я прибыл в Москву и занялся своим делом.

Дух стяжательства и наживы заполнял все их жизненные интересы.

Случалось, что тунеядцы и валютчики неоднократно обворовывали друг друга, устраивали, по их выражению, "динамо".

В июле 1960 года в Москву из Вильнюса приехал некий Любезников — один из клиентов Рокотова и Гудлис, неоднократно покупавший у них валюту и золото. Прибыв на квартиру Гудлис, он заявил:

— Нужны "лошадки".

"Лошадками" валютчики называли золотые английские фунты стерлингов.

— Очень хорошо, — ответила Гудлис. — Скоро придет Ян, и "лошадки" будут.

Через некоторое время прибыл Рокотов. После короткого разговора он взял у Любезникова сумку — в ней было девять тысяч рублей — и ушел, сказав, что скоро вернется с "лошадками". Когда Рокотов вышел на улицу, к нему подошли двое неизвестных и  усадили в машину. Гудлис и Любезников все это видели из окна квартиры. Гудлис сказала, что Яна арестовали. Она стала куда-то звонить, хваталась руками за голову, кричала, что скоро придет милиция и их арестуют. Любезников поверил в арест Рокотова, не стал задерживаться и покинул квартиру Гудлис. Вечером того же дня Рокотов и Гудлис, потирая от удовольствия руки, делили добычу и отмечали удачно сделанное динамо».

Вот такие игры на лужайке. Был и такой случай. Рокотовцы устроили «динамо» валютчику Шницерову. Он был стар, плохо видел, но был жаден до золота, дышал страстью наживы. Это все и учитывали Рокотов и Гудлис. Плотников заказал где-то болванки из свинца, которые по форме и весу соответствовали золотым английским фунтам — «лошадкам». После этого Шницерову было сообщено, что один иностранец по имени Мохомед Собхи хочет продать четыреста золотых монет, и продать дешево, так как уезжает из страны. Шницеров тут же изъявил желание купить золото.

— Мы договорились, — рассказывает Рокотов, — что в качестве араба будет выступать Плотников, которого Шницеров не знал. Загримировавшись под араба, Плотников пришел к старику на квартиру и предложил купить золотые монеты. Шницеров позвонил мне, и я порекомендовал ему купить. Наличных денег у него не хватало, он занял их у своих знакомых и попросил меня дать ему еще четыре тысячи. Чтобы снять с себя подозрение, я дал ему эту сумму. Затем в машине состоялась сделка, во время которой Плотников передал Шницерову «золото» на крупную сумму денег.

Рокотовцы охотно спекулировали и иконами. В конце пятидесятых раздобыть иконы (в том числе старинные) было сравнительно несложно — в особенности в сельской местности, среди запустения и бедности. А иностранцев произведения русских богомазов интересовали чрезвычайно. Свидетель Юрий Сычев поведал следствию:

— Иконы я скупал у служителей культа, которые получали их у верующих как пожертвования церкви. Я получал иконы у отца Леонида, у отца Степана, служивших в церкви, находящейся в Теплом переулке, у старообрядцев в Покровском соборе, у церковных старост в Брюсовском переулке, в церкви на Шаболовке, в церкви Скорбящей божьей матери. Покупая иконы, я говорил, что я верующий. Старостам платил по 25 рублей за икону, священникам — по 100 рублей. Всего мною куплено 200 икон. В июле 1960 года я продал одну икону сотруднику мексиканского посольства, получив за нее 200 долларов, которые затем я продал Файбишенко. Проданная мною икона была похищена из церкви на Рогожском кладбище. Это икона XVI века, написана каким-то известным мастером.

На процессе Рокотов держался спокойно, шутливо цитировал «Золотого теленка» Ильфа и Петрова. Этот роман явно был его настольной книгой — во многом он словно напрямую копировал облик и повадки подпольного миллионера Корейко.

После первого суда над преступниками, когда им, в соответствии с УК, дали по восемь лет, за «мягкость» приговора с подачи Хрущева главу Мосгорсуда Леонида Громова сняли с должности, а Генпрокурору СССР Роману Руденко генсек и вовсе заявил: «Не думайте, что ваша должность пожизненна!» Чтобы все-таки приговорить валютчиков к расстрелу, советским законодателям пришлось дважды придать законам обратную силу. Когда шел суд над группой Рокотова, писатель и бывший заключенный Варлам Шаламов записал в дневнике: «Московские валютчики держались с большим достоинством, чем троцкисты в тридцатые годы». Незадолго до этого Указом Президиума Верховного Совета СССР срок наказания за незаконные валютные операции был увеличен до 15 лет. Но поскольку Указ приняли уже после ареста «королей», такая мера могла быть применена к ним лишь при условии, что закону будет придана «обратная сила». Несмотря на то, что Хрущеву пытались объяснить, что это противоречит общепринятой юридической практике, он ничего не желал слушать. «Обожглись на молоке, теперь на воду дуете, — раздраженно кричал генсек. — Высокая кара за содеянное должна образумить, устрашить других. Иначе это зло приобретет угрожающие государственные размеры».

Никита Сергеевич со смаком цитировал письма трудящихся с требованиями ужесточить наказание для молодых подонков: «Уважаемый суд! Мы, простые советские люди, сотрудники Московского завода приборов, убедительно просим вас быть беспощадными к этим отбросам, жалким подонкам и негодяям, гадкие души которых пусты, а они набрались наглости и перестали уважать советский строй. Они хуже предателей, они давно уже трупы, и мы просим вас, чтобы таким же другим неповадно было, приговорить всю эту преступную шайку к высшей мере наказания — расстрелу… Подписи: Ю. С. Майорова, В. А. Князева, И. И. Макарова и другие». Это — представители рабочего класса, хозяева державы!

На митинге в Алма-Ате без видимого повода Хрущев снова завел разговор о «деле Рокотова». «Вы читали, какую банду изловили в Москве? И за все ее главарям дали по 15 лет (теперь уже 15! — прим.).  Да за такие приговоры самих судей судить надо!». В Президиум ЦК КПСС было внесено предложение о новом изменении наказания за незаконные валютные операции. 1 июля 1961 года Председатель Президиума Верховного Совета СССР Брежнев подписал указ «Об усилении уголовной ответственности за нарушение правил о валютных операциях», согласно которому статья 88 УК РСФСР «Нарушение правил о валютных операциях» стала предусматривать применение исключительной меры наказания — смертной казни. Апелляции и прошения о помиловании были отклонены. Дмитрию Яковлеву не помогло даже личное заступничество председателя КГБ СССР Шелепина — учитывая сотрудничество «Дим Димыча» со следствием, чистосердечное признание и тяжелую болезнь, главный чекист просил помиловать осужденного.

В июле 1961 года Рокотов, чувствуя свою обреченность, написал главе СССР покаянное письмо: «Я приговорен к расстрелу. Преступление мое заключается в том, что я спекулировал иностранной валютой и золотыми монетами. Ко мне два раза применяли обратную силу закона… Во многом я заблуждался. Сейчас я переродился и совершенно другой человек… Мне 33 года, я буду полезным человеком для советского государства… Ведь я не убийца, не шпион, не бандит. Сейчас прояснился ум у меня, я хочу жить и вместе с советскими людьми строить коммунизм… Очень прошу помиловать меня».

Отыскался и настоящий отец Рокотова. Он тоже обратился к первому секретарю ЦК:

«Глубокоуважаемый Никита Сергеевич! К Вам обращается за помощью отец осужденного на 15 лет за тяжкое преступление (спекуляция валютой) Рокотова Яна. Я коммунист, пенсионер, инвалид, которому в течение последних двух лет ампутировали обе ноги выше колена. Я считал бы правильным суровое решение суда, если бы не некоторые обстоятельства, возникшие после окончания судебного процесса. После почти трехнедельного срока с момента вынесения приговора Прокуратура Союза предложила новый пересмотр дела Рокотова, мотивируя свое предложение мягкостью приговора, и предлагает применить Указ Президиума Верховного Совета СССР от 1-го июля 1961 г., то есть смертную казнь. Ян Рокотов совершил тяжкое преступление, за что получил самый высший срок наказания, который существовал во время суда над ним. Но когда стоит вопрос о смертной казни человека, даже преступника, то, как Вы, товарищ Хрущев, нас учили и учите, необходимо знать правду о жизни подсудимого до совершения им преступления. Поэтому я считаю своим партийным и отцовским долгом сообщить Вам хотя бы некоторые данные, свидетельствующие, что Ян не закоренелый преступник. Когда ему было 3 месяца, умерла его мать. Моя мать, то есть бабушка, взяла к себе ребенка, вырастила и воспитала его. Я тем временем был откомандирован на работу на Дальний Восток, а затем на строительство Газо-гелиевого завода, в Саратовскую область и др. В первом классе школы с Яном опять случилась беда — девочка, сидевшая с ним на одной парте, нечаянно проколола ему глаз, и он ослеп на этот глаз. Семнадцати лет — в 1945 году, когда, окончив школу, собирался поступить в институт, он был репрессирован и почти десять лет просидел в тюрьме и лагере. Лишь в 1954 г. (до окончания срока) он был полностью реабилитирован и вернулся домой в возрасте 27 лет, не получивши в лагере никакой специальности или профессии. После хлопот и длительных поисков работы, не имея специальности, он все же устроился на работу и работал до самого ареста. Зачем же понадобилось некоторым журналистам во время судебного процесса освещать детство и юность Рокотова столь порочным, доводя до абсурда утверждения, что уже в третьем классе, то есть в 9 лет, Ян Рокотов сумел наспекулировать 150 тыс. рублей, а в десятом классе обладал 200 тыс. рублями, что он не хотел учиться и остался неучем. Ведь из материалов следствия и судебного процесса совершенно ясно, что Ян не мог продолжать учебу потому, что почти 10 лет без вины пробыл в лагере. Но пусть это будет на их совести. Между тем бабушка, вырастившая Яна, не могла на него плохо влиять. Она жена старого большевика, получала персональную пенсию за свою дочь Татьяну — комсомолку, героически погибшую при защите Советской власти от банд Зеленого под Трипольем, что хорошо известно из истории комсомола. Моя мать воспитала пятерых детей, из которых двое дочерей старые большевики, участники восстания арсенальцев, участницы гражданской войны, до последнего времени работавшие на сложных участках коммунистического строительства. Я с самого начала революции был в армии, а после демобилизации около 40 лет работал на стройках и заводах оборонного значения, откуда и ушел на пенсию. За свою работу награжден орденом и медалями. Вышеизложенные факты свидетельствуют о том, что бабушка Яна Рокотова, воспитавшая таких детей, не могла плохо воспитать внука. Более вероятно, что на нем сказался тяжелый путь лагерной жизни… Товарищ Хрущев, Вы в своих выступлениях неоднократно высказывали мысль, что и преступнику, осознавшему свою вину, раскаявшемуся в своем преступлении, можно поверить. Это Вы сделали, когда к Вам обратился уголовный преступник и благодаря оказанному ему доверию он встал на правильный жизненный путь. Весь ход судебного разбирательства выявил, что Рокотов чистосердечно признался и раскаялся в своем преступлении, что благодаря его чистосердечным и искренним показаниям он помог как следствию, так и суду выявить и других преступников. Это отметил и прокурор, выступавший на суде. Он почувствовал и переоценил свою неправильную жизнь, ошибочность своего жизненного пути. Суд осудил Рокотова за тяжесть совершенного им преступления не по той статье Уголовного кодекса, которая действовала во время совершения им преступления, дав ему самый большой срок наказания — 15 лет по статье, которая вышла после того, когда Рокотов был арестован. Таким образом, к нему уже был применен закон обратной силы. Теперь, когда после суда уже прошло три недели… Прокуратура требует применения смертной казни по Указу, вышедшему первого июля 1961 г., то есть через две недели после вынесения приговора Московского городского суда, осудившего Рокотова на 15 лет. При создавшейся угрозе применения смертной казни Рокотову я обязан обратиться к Вам и верю, и надеюсь в возможность предотвратить расстрел, принимая во внимание: 1. Рокотов не закоренелый преступник, преступление им совершено впервые. 2. Во время следствия и суда он чистосердечно признался и раскаялся, осознал свою преступную деятельность и благодаря его искренним показаниям помог следствию и суду раскрыть и других участников преступления, что он не воспользовался деньгами, как другие преступники, и не имел ни машины, ни дачи, не пьянствовал, жил в захудалой комнатушке. Поэтому я как отец, оставшийся на старости лет без двух ног, прошу учесть вышеизложенные смягчающие вину обстоятельства и то, что Ян Рокотов десять лет юношеского возраста без вины просидел в лагере… Не дайте совершиться беде несправедливого и незаконного применения смертной казни.

Орликов А. Л.». 

Академик Андрей Сахаров, протестуя против смертной казни, писал: «Я особо хочу обратить ваше внимание на то, что в СССР смертная казнь назначается за многие преступления, никак не связанные с покушением на человеческую жизнь. Многим памятно, например, дело Рокотова и Файбишенко, обвиненных в 1961 году в подпольной торговле драгоценностями и незаконных валютных операциях. Президиум Верховного Совета принял тогда закон, предусматривающий смертную казнь за крупные имущественные преступления, когда они уже были присуждены к тюремному заключению. Состоялся новый суд, и задним числом — что нарушает важнейший юридический принцип — их приговорили к смерти. А затем по этому и аналогичным законам были осуждены многие, в частности за частнопредпринимательскую деятельность, за организацию артелей и т. п. В 1962 году был расстрелян старик, изготовивший несколько фальшивых монет и зарывший их во дворе». И действительно, с июля 1961 года по 5 января 1963 года в СССР состоялся 51 судебный процесс по экономическим делам. На них было вынесено 104 смертных приговора.

Одним из громких валютных дел, прошедших на рокотовской волне, стало расследование в отношении Абельши Байрамова — продавца с Центрального рынка Москвы и одного из «компаньонов» Рокотова. Абельша, отслужив срочную службу в рядах Вооруженных Сил СССР, устроился на работу на Центральный рынок. Его предприимчивость быстро заметили члены валютной «фирмы» «Яна Косого». Долго не раздумывая, Абельша согласился на предложение валютчиков о совместной работе.

Бизнес закончился после ареста Рокотова. Вскоре задержали и самого Байрамова. При обыске сотрудники органов изъяли у него ценностей на сумму около миллиона рублей. Впрочем, впоследствии оказалось, что конфисковали далеко не всё… Дело в том, что уже в середине 1970-х в поле зрения милиции попала родная сестра Абельши, Софья Байрамова, в кругах валютных спекулянтов известная как «Сонька Золотая Ручка». Софья Байрамова, став после расстрела брата наследницей остатков его капитала, занималась перепродажей золота и драгоценных камней. Где эта «достойная» женщина доставало и то, и другое — заинтересовало оперативников. Через Байрамову они вышли на след хищений, происходивших на Сусуманском золотодобывающем прииске в Магаданской области. Там, при съеме породы с драгметалла, похищался золотой песок, который специальные курьеры доставляли «купцам» в разные точки СССР.

Что касается бриллиантов, то ими Байрамову обеспечивал некто Алексей Чалышев — огранщик камней Московского завода «Кристалл». После покупки у него очередной партии «товара» Софья Байрамова и была задержана сотрудниками УБХСС. На обысках, по месту жительства и на даче, у нее были обнаружены: золотые монеты царской чеканки в количестве 80 штук, серебряные монеты — 125 штук, золотые изделия, различные меховые изделия. Всего было изъято ценностей на 522 тысячи рублей. Расправились с валютчиками жестко. Столь массовых расстрелов советский преступный мир не знал.

Крупных валютчиков в стране было не так много. А потому каждое их задержание становилось событием. Основная же масса людей, попадавших в милицейские сети за куплю-продажу валютных ценностей, были новичками-любителями, сумевшими где-то своровать или добыть драгоценные металлы или камни и решившими их продать. Однако даже их не следует считать дилетантами. Начинающие валютчики тоже всячески пытались конспирироваться и осторожничали при проведении сделок. Вероятно, многие из них даже мечтали со временем превратиться в матерых валютчиков. Поэтому даже любителей в этом криминальном бизнесе не следует представлять в виде легкой добычи для оперативников ОБХСС. Их задержание тоже требовало детальной подготовки спецопераций и обязательного изъятия валютных ценностей. В работе по линии валютных операций для сотрудников ОБХСС негласно бытовало правило: есть изъятие — есть уголовное дело, нет — отказной материал. Так что за каждой удачно проведенной операцией по валютчикам обязательно стояло оперативное искусство сотрудников милиции.

Евгений Сергеевич Воробьев, который на протяжении многих лет возглавлял следственный аппарат УВД Свердловской области, рассказал, что знаменитый ныне в связи с торговлей наркотиками цыганский клан Оглы был весьма известен в уголовных кругах еще 40 лет назад. Только тогда его представители слыли не наркобаронами, а крупными теневыми золотодельцами. Именно с ними связано одно из самых громких уголовных

Операция по задержанию преступников была проведена с привлечением большого количества сотрудников милиции одновременно в Магаданской, Челябинской и Свердловской областях. Несмотря на уличающие показания свидетелей, Николай и Савелий Оглы «пошли в отказ». И, что особенно важно, золотого песка у них при обыске не нашли. Пришлось еще дважды проводить у них дома обыск. И на третий раз милиционеры, наконец, были вознаграждены за свое упорство. Им удалось обнаружить бидон и пол-литровую бутылку, набитые золотым песком. Общий вес изъятого драгметалла составил 26 килограммов!

Всего же по тому делу было установлено, что преступники похитили с приисков свыше сорока килограммов драгоценного металла. Мероприятия по задержанию участников преступной группы и изъятию у них похищенного золота проводились, кроме Свердловской, Челябинской и Магаданской областей, еще в Перми, Риге, Саратове, Ереване, Сухуми, Ташкенте, Баку и других городах страны.

… В 2013 году появилась информация о том, что в Нью-Йорке эмигрантами из СССР основана фирма по производству джинсов Rokotov & Fainberg, название которой дано в память о погибшем «финансовом гении». Говорят, что Рокотов одним из первых в СССР оценил практичность и внешний лоск этих ковбойских штанов. Говорят, что даже на суде он рассуждал о преимуществах настоящих джинсов.

В колбаску добавка — к зарплате прибавка

Посторонними добавками в колбасе сегодня вряд ли кого-то удивишь. А во времена ГОСТов и плановой экономики появление в колбасе излишнего количества крахмала и муки тут же становилось предметом самого пристального разбирательства, в том числе и по линии ОБХСС. Ветеран службы подполковник милиции в отставке Михаил Фомин вспоминал, как однажды, в бытность его оперативником Московского управления БХСС, ему довелось распутывать одно любопытное «колбасное» дело.

Началось все с того, что примерно в 1962 году в нескольких столичных магазинах была обнаружена колбаса с существенным превышением крахмала и муки. Случай по тем временам неординарный. По этому поводу в Управлении БХСС даже было созвано специальное совещание. При более детальном изучении вопроса оперативники выяснили, что нестандартная колбаса была завезена в столичные магазины как неучтенный товар. Изготовили ее в цеху одного из закрытых московских заводов, и предназначалась колбаска в основном для сотрудников этого предприятия. Очевидно, работники цеха решили воспользоваться отсутствием должного контроля и начали произвольно менять рецептуру колбасы. В результате этих технологических «новаций» мяса в колбасе стало меньше, а муки и крахмала — больше. Образовавшиеся таким образом излишки готовой продукции предприимчивые граждане сбывали в торговую сеть, получая за каждый килограмм неучтенной колбасы существенную прибавку к заработной плате.

Однако для сбора доказательств оперативникам надо было проникнуть в цех и желательно таким образом, чтобы не привлекать ненужного внимания и лишних подозрений. Сделать это оказалось непросто: цех располагался на территории режимного предприятия, и войти туда постороннему человеку было в принципе невозможно. Тогда оперативники попробовали устроиться в цех рабочими. Но и этот фокус не удался: начальник цеха некто Абрамович и его заместитель некто Якубович не брали на работу случайных людей.

Тогда Михаил Фомин, которому была поручена эта операция, решил познакомиться с кем-то из работников цеха и с их помощью взять несколько батонов свежей колбасы для экспертизы. Выбор пал на некоего Максимова. Фомин быстро собрал о нем необходимую информацию: простой работящий парень, в рестораны не ходок, шумных компаний не любит, ведет довольно замкнутый образ жизни. Живет в подмосковном Солнцево, до работы каждый день добирается электричкой.

Дважды Михаил Фомин пытался познакомиться с Максимовым в электропоезде. Но оба раза безуспешно: Максимов не вступал в разговоры с незнакомцами. Чтобы не вызвать ненужных подозрений, оперативник решил сменить тактику. Нужно смоделировать такую ситуацию, в которой жизнь как бы сама сведет Фомина и Максимова друг с другом, причем желательно так, чтобы Максимов влип в какую-нибудь неприятность, а Фомин его выручил. И тут оперативник вспомнил, как однажды, много лет назад, точно такого же нелюдимого мужика сотрудники ОБХСС вытащили «на свидание» при помощи повестки в военкомат. Эта история тогда получила большую огласку и передавалась из уст в уста как образец оперативной смекалки.

Дело было в разгар войны. От неизвестного лица в отдел БХСС поступило заявление на кладовщика мясокомбината имени Микояна некоего Давыдова. В заявлении аноним подробно расписывал, как Давыдов сорил деньгами, приносил на работу дефицитные продукты питания, продавал втридорога продуктовые карточки. И хотя анонимкам старались не придавать большого значения, это сообщение насторожило оперативников, и они решили проверить изложенные в заявлении факты.

Оказалось, что Давыдов и в самом деле жил припеваючи, что, конечно же, не могло не вызывать подозрений. Впрочем, одного этого факта для ареста было недостаточно, нужны были весомые улики. Тогда оперативники незаметно для всех провели контрольное взвешивание хранившихся на складе продуктов, однако недостачи не обнаружили. Выходило, что банальными хищениями на вверенном ему объекте Давыдов не занимается. Откуда же тогда такая роскошь, да еще в голодное военное время?

И тогда сотруднику ОБХСС Ивану Зубкину пришла в голову идея: договориться с военкоматом, чтобы Давыдову прислали повестку с приказом явиться в такой-то день на сборный пункт. А когда тот явится, допросить его по полной программе. Если выяснится, что у Давыдова есть железное алиби, он спокойно уйдет из военкомата домой, и ни у кого не возникнет никаких подозрений относительно его безупречной трудовой деятельности.

План сработал на все сто процентов. На первом же допросе кладовщик подробно рассказал, откуда у него дефицитные продукты и продовольственные карточки. Оказалось, все это он получал в обмен на… субпродукты со своего склада. Но не просто субпродукты, а исключительно самого высокого качества. К нему постоянно обращались начальники цехов по изготовлению студня при московских фабриках-кухнях и просили выбирать им лучшие субпродукты. Так что ничего противозаконного Давыдов не делал, тем более что все эти операции фиксировались на бумаге соответствующим образом. И вот за это кладовщика щедро одаривали всевозможным дефицитом и деньгами.

Осталось выяснить, зачем это нужно работникам фабрик-кухонь. На помощь оперативникам ОБХСС пришли специалисты НИИ мясомолочной промышленности. Проведя ряд экспертиз, они выяснили, что из отборных субпродуктов получается больше студня, чем требовалось по существовавшим в те времена нормативам. «Лишний» студень можно было использовать по своему усмотрению. Работники фабрик-кухонь так и поступали. От желающих прикупить этот дефицитный и весьма востребованный в голодные годы продукт не было отбоя. На черном рынке за него перекупщики готовы были платить любые деньги.

Вспомнив эту историю, Фомин решил действовать по такому же сценарию. Для начала отправился в Солнцево, в местный военкомат. Выяснив, что в военкомате отсутствуют данные о последнем месте работы Максимова, Фомин попросил военкома пригласить военнообязанного на беседу.

Дальнейшие события развивались в точном соответствии с разработанным сценарием. Военком прислал повестку, Максимов явился по вызову. Полчаса военком распекал его за то, что тот не сообщил в военный комиссариат нужных сведений. Максимов сидел, угрюмо потупившись и ожидая более суровых санкций. И в этот момент в кабинет вошел Фомин якобы по срочному делу. Услышав обрывки разговора военкома и Максимова, Фомин вступился за парня: ну, забыл человек сообщить в военкомат о месте работы, дескать, с каждым может случиться. И попросил военного комиссара на первый раз ограничиться предупреждением. Военком еще раз отчитал Максимова и отпустил его восвояси.

Когда через несколько минут Фомин вышел из военкомата, первый, кого он встретил на улице, был Максимов. Тот явно поджидал его, чтобы поблагодарить.

— Ну, спасибо, друг, выручил. Если б не ты, загребли бы меня на какие-нибудь внеплановые сборы, — заявил, обращаясь к Фомину, Максимов. — Торопишься? А то, может, обмоем мое спасение и наше знакомство?

Этого Фомину и надо было. Поломавшись пару секунд для приличия, оперативник согласился, и они отправились сначала в ближайший бар, а когда выяснилось, что уже поздно и на последнюю электричку до Москвы Фомин не успевает, Максимов пригласил своего нового знакомого к себе домой. Так они стали «приятелями». А через несколько дней дело дошло и до посещения того самого закрытого колбасного цеха. Фомин как бы невзначай вспомнил, что дома у Максимова ел очень вкусную колбаску. Тот не без гордости заметил, что такую колбаску ест регулярно.

— Если хочешь, буду тебе иногда подбрасывать. А если есть желание, поехали ко мне на работу — сам наберешь себе, сколько хочешь.

Коллеги Максимова по колбасному делу не придали особого значения появлению в цеху незнакомого человека: по неписанным правилам, в цех можно было приглашать только очень хороших знакомых, в которых работники были уверены, как в себе самих. И если кто-то приводил кого-то в цех — значит, это проверенный человек, и его можно не опасаться. В тот вечер Фомин выбрался с территории режимного объекта с двумя батонами свежей колбасы. А на следующий день колбаску тщательно исследовали в лабораторных условиях…

Экспертиза подтвердила: цех гонит некачественную продукцию. На основании лабораторных исследований и других собранных доказательств было возбуждено уголовное дело. Все участники этой аферы получили длительные сроки лишения свободы.

Вопросы:

1. Расскажите об особенностях борьбы с экономической преступностью во времена правления Н. С. Хрущёва.

2. Почему столь опасным считалось нарушение валютного режима?

3. Насколько эффективной, на ваш взгляд, была борьба с экономической преступностью в те годы? Обоснуйте ваш ответ примерами.

ОБХСС И РАСЦВЕТ СОЦИАЛИЗМА

Как украсть кусочек собственности?

«Колбасное» дело стало первым в длинной цепи аналогичных дел, возбужденных в начале 1960-х годов органами БХСС. Проведенные проверки показали: на предприятиях пищевой промышленности Москвы и других городов регулярно и с особым цинизмом расхищается сырье и готовые продукты. На этих аферах дельцы делают огромные по тем временам деньги. И сотрудники ОБХСС с головой окунулись в изучение методов и способов, которыми действовали жулики и расхитители. Постепенно стал вырисовываться механизм афер.

Итак, как в те годы расхищалась социалистическая собственность? Главное — создать так называемые неучтенные излишки сырья или готовой продукции. Эти «лишние» товары не проходили по бумагам, их как бы не было. Поэтому их можно было спокойно реализовывать через своих людей в торговых сетях, а выручку целиком присваивать. Именно так и поступали многочисленные жулики, расплодившиеся в начале 1960-х годов. А для того чтобы создать вожделенные излишки, преступники использовали всевозможные хитроумные схемы. Например, при производстве колбасы сплошь и рядом нарушали ГОСТы, подкладывая больше дешевого крахмала и муки и сокращая процент дорогостоящего мяса. Тот же метод использовался и при изготовлении котлет.

Это был самый простой способ, но отнюдь не единственный. Большой популярностью у жуликов пользовалось искусственное увеличение влажности в вареной колбасе. Обычно колбасу варили при температуре в 80 градусов — как того требовали ГОСТы. Но если увеличить температуру всего на 10 градусов, в колбасе начинает скапливаться влага, что значительно увеличивает ее вес. Таким образом, из каждых ста килограммов получается примерно 10–15 килограммов «лишней» колбасы. При стоимости одного килограмма примерно два рубля 20 копеек нетрудно подсчитать прибыль аферистов.

При развозе молока с баз по магазинам, а также в детские сады, больницы, предприятия с тяжелыми условиями производства (то есть там, где рабочим полагалось молоко за вредность) повсеместно практиковался недолив или разбавление молока водой. Ветераны Московского управления БХСС до сих пор помнят историю с экспедиторами молокозавода № 1, которые в течение многих месяцев регулярно вскрывали опломбированные бидоны с молоком, предназначенным для детских садов и яслей. Делалось это обычно по дороге с молокозавода где-нибудь в укромном местечке. Автомобиль останавливали, бидоны аккуратно вскрывали, не нарушая пломб, и сливали из них часть молока в чистые, специально приготовленные для этого емкости. А во вскрытые бидоны преступники добавляли воды, иногда черпая ее прямо из какой-нибудь придорожной канавы грязными банками из-под бензина.

Каждый рейс с молокозавода приносил аферистам 2–3 бидона отличного молока, которое они привозили знакомой продавщице молочной палатки. Та продавала свежее, нигде не учтенное молоко жителям окрестных домов. Прибыль жулики делили. Кстати, тетя продавщица сделала на молоке целое состояние: одних только каракулевых шуб у нее при обыске было обнаружено десять. И это не считая ювелирных украшений и прочих ценностей.

Так продолжалось до тех пор, пока действия мошенников не были засняты на кинопленку. Это был один из первых случаев использования киносъемки сотрудниками ОБХСС. Результат превзошел все ожидания: мало того, что следствие и суд получили убедительное доказательство преступных действий, так еще с помощью кино удалось показать, что факт хищения молока не был единичным. А это сразу меняло квалификацию самого преступления, а значит, и меру наказания злоумышленникам. Конечно, на судебных слушаниях преступники в один голос твердили о том, что слили молоко всего один раз — дескать, бес попутал. Однако кадры киносъемки, явно проведенной в разное время в разных местах и при разной погоде, суд счел вполне убедительными доводами, чтобы впаять преступной компании максимальные сроки лишения свободы. В дальнейшем киносъемку в расследовании преступлений хозяйственной направленности в столичном УБХСС стали применять регулярно.

Но вернемся к методам «работы» расхитителей. Настоящий рай для любителей излишков открывался в рыбной промышленности. Дело в том, что при изготовлении рыбной продукции применяются различные операции: копчение, соление, обжаривание, замораживание. И все эти операции при умелом подходе позволяют создавать неучтенные излишки. Например, при замораживании рыбу специально поливали водой, чтобы образовалась корка льда. Вес рыбы, естественно, увеличивался. При замораживании красной рыбы ее, согласно ГОСТу, должны были покрывать слоем льда определенной толщины. Однако аферисты сплошь и рядом нарушали эти нормы и сознательно увеличивали толщину ледяного «панциря», чтобы увеличить вес готового продукта. В процессе соления и маринования излишки создавались за счет завышения процента «усола». А при копчении и обжаривании излишки получали за счет искусственного увеличения отходов, образующихся при подготовке к этим процессам. По бумагам в отход уходили не только рыбьи хвосты и внутренности, но и вполне съедобные части рыбных тушек. На самом же деле все это не выбрасывалось, а сбывалось в торговую сеть для продажи.

Неплохие деньги делали ушлые дельцы на производстве бакалеи и хлебобулочной продукции. На изготовление, например, лапши или макарон требовалось большое количестве муки — иногда по несколько тонн в сутки. Так вот, на макаронных фабриках специально завышался (по документам, естественно) процент влажности муки, поступавшей от мукомольных предприятий. Вес расходуемой муки (опять-таки по документам) от этого увеличивался, соответственно, получались столь любимые аферистами излишки.

А в пекарнях при производстве хлеба активно практиковался метод припека. Это когда хлеб пекут при повышенной температуре, отчего поверхность изделия быстро запекается, а середина сохраняет повышенную влажность. Таким образом вес готовой булки увеличивается, а именно это и нужно аферистам.

Даже на такой простой, казалось бы, операции, как хранение овощей и фруктов, работники баз и складов умудрялись делать немалые деньги. Так, сплошь и рядом практиковалось списание продукции на порчу при транспортировке. При оформлении актов сдачи готовой продукции от заготовительных организаций торгаши указывали завышенный процент испорченных овощей и фруктов. Получавшиеся таким нехитрым образом излишки не поступали в торговую сеть, а продавались, например, на рынках — разумеется, по более высокой цене.

И так было повсеместно. Когда в начале 1960-х годов столичные оперативники ОБХСС начали досконально изучать механизм наиболее распространенных афер, одно только перечисление махинаций в торгово-производственной сфере заняло не одну страницу мелкого печатного текста. Конечно, об этом не принято было говорить вслух, газеты пестрели бравыми сообщениями о новых трудовых подвигах советского народа. И только оперативники ОБХСС, ежедневно выводившие на чистую воду аферистов всех мастей, знали истинный масштаб теневого бизнеса в «стране победившего социализма».

Однако мало было получить излишки готовой продукции — их еще требовалось вывезти с территории предприятия для дальнейшего сбыта. И здесь фантазии аферистов можно было только позавидовать. Вот лишь несколько наиболее характерных способов вывоза неучтенной продукции, активно практиковавшихся в 1960-х годах в Москве.

При въезде автомобиля на предприятие в него специально загружали какую-нибудь тяжелую вещь — кусок рельса, десяток-другой кирпичей или пару мешков песка. Когда машина пересекала проходную, ненужный хлам, естественно, выбрасывался. А в счет его веса загружался «лишний» товар.

Иногда дорогостоящие товары вывозились с предприятия под видом малоценных. А частенько оформлялись как некачественные продовольственные продукты, предназначенные на корм колхозному скоту. Однако до колхозов, разумеется, эти автомобили не доезжали, а прямиком шли по нужному мошенникам адресу — на рынки, другие базы и так далее. Аналогичным образом излишки вывозились и под видом мусора. Для этого в машину специально загружали на видное место всякий хлам, под которым скрывались ящики или бочки с готовой продукцией.

И эти методы применялись жуликами тогда, когда на предприятии существовала строгая пропускная система, а сотрудники охраны не состояли в сговоре с мошенниками. Если соучастниками преступлений становились сами контролеры — задача аферистов упрощалась: достаточно было просто дважды провезти товар по одной накладной или указать в бумагах меньшее количество товара.

Все эти нюансы приходилось кропотливо постигать оперативникам ОБХСС. В середине 1960-х личный состав Московского управления в буквальном смысле слова совмещал работу и учебу: сотрудникам читали лекции на тему «Методы расхищения социалистической собственности», регулярно проводили практические семинары, организовывали школы повышения профессионального мастерства. Не все сотрудники с пониманием относились к таким нововведениям. Кое-кто с недоумением пожимал плечами: дескать, зачем нам это нужно? Мы же не жулики… Однако руководство Управления было непреклонно: чтобы эффективно бороться с хозяйственной преступностью, нужно хорошо знать способы, которыми действуют преступники, а также знать условия, при которых появляется возможность совершать махинации. А для этого нужно, как говаривали классики, учиться, учиться и еще раз учиться.

И эти усилия не прошли бесследно. Именно в середине 1960-х годов оперативниками ОБХСС был накоплен бесценный опыт, который ох как пригодился позднее, в эпоху громких уголовных дел 1980-х.

Особенности национального общепита

В начале 1960-х годов московская милиция провела серию проверок городских ресторанов. Практически в каждом было выявлено немало всевозможных нарушений. Но самой урожайной в этом смысле выдалась проверка ресторана на Курском вокзале столицы.

По результатам проверки было возбуждено несколько уголовных дел, а на скамье подсудимых оказались практически все работники ресторана, начиная от заведующего производством Фатеева и заканчивая простыми экспедиторами и кладовщиками. Каждый из этих товарищей вносил свою лепту в организацию крупномасштабных хищений и махинаций, и каждый из участников имел с этого неплохие доходы. Так, при обыске в квартире некоего Поддубного, занимавшего должность кладовщика, оперативники ОБХСС нашли целую россыпь денежных банкнот 50-рублевого достоинства, а также большое количество облигаций трехпроцентного займа, золотых часов и ювелирных украшений.

Организатором преступной группы, как явствует из материалов уголовного дела, стал Фатеев. Придя в 1958 году на работу в ресторан на Курском вокзале, Фатеев тут же развернул кипучую деятельность, создавая «за счет пересортицы, недовложения нормы продуктов в готовую продукцию, приготовления недоброкачественных блюд большие излишки». Эти излишки предприимчивый зав. производством с помощью экспедиторов и буфетчиц ресторана реализовывал, а вырученные таким образом денежки члены группировки делили между собой. По 25 процентов прибыли доставалось буфетчицам и экспедиторам, половину забирал себе организатор и идейный вдохновитель преступной схемы. Вот так простые труженики общепита зарабатывали по 300 рублей в день (после денежной реформы 1961 года — это месячный оклад профессора университета или директора крупного московского завода).

В 1963 году расследование по этому делу было окончено и передано в суд. Всего по делу проходило восемнадцать человек. Общая сумма изъятых у них денег и ценностей перевалила за сорок тысяч рублей. Фатеев и его подельники получили внушительные сроки заключения и отправились знакомиться с работой общепита в исправительно-трудовых колониях строгого режима.

Впрочем, столь суровые меры не охладили пыл общепитовских работников. Ушлые торгаши придумывали все новые способы обмана. Поэтому, начиная с середины 1960-х годов, проверки московских кафе и ресторанов проводились постоянно. Обычно это делалось так. Оперативники ОБХСС под видом обычных посетителей приходили в кафе или ресторан и заказывали банкет на несколько десятков персон. По существовавшим тогда правилам, прежде чем начинать застолье, гости знакомились с сервировкой стола. В этот момент сотрудники Управления БХСС и проводили контрольные проверки приготовленных блюд. Повсеместно фиксировались недолив спиртных напитков, вес многих блюд не соответствовал нормативам, иногда выявлялось и нарушение рецептуры приготовления блюд.

Вот, например, излюбленное блюдо москвичей и гостей столицы в те годы — котлеты по-киевски. В соответствии с ГОСТами в котлеты по-киевски полагалось добавлять определенное количество курятины. Однако частенько вместо курятины в котлеты добавлялась свинина. Причина проста: курятина тогда стоила дороже. На вкус определить подмену мог разве что утонченный гурман. Этим и пользовались нерадивые торгаши.

А вот еще один способ обмана, весьма популярный у московских торгашей эпохи развитого социализма. В системе общепита в те годы хлеб выдавался бесплатно. Ушлые работники общественного питания сплошь и рядом завышали количество хлеба, реализованного за день. Например, вместо 300 кг писали в документах 500 кг. А разницу продавали через свои торговые точки. Чтобы уличить мошенников, оперативники ОБХСС сутками дежурили у кафе и столовых, скрупулезно пересчитывали количество завезенных буханок, а потом сверялись с отчетностью. По воспоминаниям ветеранов ОБХСС, редкий день обходился без приписок.

Мануфактура с теневым уклоном

Кто бы мог подумать, что на труде инвалидов можно сколотить гигантское состояние! Между тем, за три года организаторы этой аферы положили в свой карман не менее 30 миллионов советских рублей — для начала 1960-х почти запредельная сумма.

Расследованием этих махинаций занимались оперативники столичного Управления БХСС во главе с его начальником Виктором Пашковским. По словам Пашковского, ему впервые пришлось столкнуться с такой разветвленной преступной организацией, в которую входили несколько сотен человек по всей стране. Это был настоящий подпольный бизнес, грамотно организованный и приносивший его участникам огромные деньги.

Организовали подпольный бизнес некто Ройфман и Шакер-ман на базе Краснопресненских лечебно-производственных мастерских. В мастерских трудились люди с ограниченными физическими возможностями, изготавливали вручную шерстяную одежду. Объемы производства были невелики, ибо существовали весьма ограниченные нормы ручного труда.

И вот Ройфман и Шакерман, используя свои знакомства в системе столичной торговли, закупили специальное оборудование для промышленного производства шерстяных изделий — джемперов, спортивных костюмов, свитеров и женских кофт. Это оборудование нигде не регистрировалось, его по бумагам просто не существовало. По сути, дельцы устроили в Краснопресненских лечебно-производственных мастерских собственную швейную фабрику и начали гнать в огромных количествах неучтенную продукцию. При этом по всем документам выходило, что десяток женских кофточек или мужских пуловеров сделали своими руками московские инвалиды. За эти кофточки и пуловеры аферисты и отчитывались. А сотни таких же свитеров и тысячи кофточек, сделанных на промышленном оборудовании, нигде не фиксировались и прямиком шли в торговую сеть, где свои люди быстро сбывали дефицитный товар.

Сырье для массового производства шерстяной одежды мошенникам поставляли их подельники из других регионов страны. А «крышевали» этот подпольный трикотажный комбинат трое сотрудников столичного Управления БХСС — для того времени факт из ряда вон выходящий. Неудивительно, что когда махинации вскрылись, двое «крышевателей» получили высшую меру наказания, а третий — десять лет лишения свободы. К исключительной мере наказания были приговорены и организаторы этого масштабного теневого производства.

Параллельно с делом о кофточках и свитерах оперативникам столичного управления БХСС пришлось расследовать еще одну, не менее масштабную аферу: хищения дорогостоящей ткани с Глу-ховского хлопчатобумажного комбината.

Началось все с того, что в середине 1960-х годов в различных уголках Советского Союза — от Прибалтики на западе до Камчатки на востоке — стали обнаруживать существенную недостачу тканей производства Глуховского комбината.

Глуховский хлопчатобумажный комбинат им. В. И. Ленина — одно из крупнейших и старейших текстильных предприятий страны. Расположен в подмосковном городе Ногинск. Возник на базе Богородско-Глуховской мануфактуры, основанной в 1847 году Захаром Морозовым. В брежневские годы в состав комбината входили 2 прядильные, 3 ткацкие, ниточная, 2 отделочные фабрики и литейно-механический завод. Ежегодно комбинат выпускал до 300 млн метров готовых тканей технического и бытового назначения. Словом, огромное предприятие, снабжавшее хлопчатобумажными тканями полстраны.

Маршрут перемещения ткани по городам и весям нашей Родины был таким: сначала готовую продукцию с комбината доставляли на автомобилях на оптовую базу, а затем развозили по всему Советскому Союзу. Так вот, когда тюки с готовой продукцией вскрывали где-нибудь в Петропавловске-Камчатском или в Грузии, выяснялось, что содержимого в тюках гораздо меньше, чем прописано в накладных документах. Стало ясно, что где-то в пути из опломбированных тюков ткань исчезает в неизвестном направлении, при этом пломбы на тюках остаются нетронутыми.

К расследованию этой загадочной истории подключились оперативники столичного Управления БХСС во главе с Виктором Кораблевым. Работа им предстояла колоссальная: вычислить, где именно на просторах нашей необъятной Родины исчезает глухов-ская мануфактура. Пришлось негласно проверять всех, кто был задействован в процессе перевозки, начиная от начальника смены самого Глуховского комбината, отгружавшего готовую продукцию, и заканчивая торговыми работниками непосредственно на местах. Виктор Кораблев и его коллеги проверили сотни людей, проанализировали огромное количество информации. В результате этой кропотливой оперативной работы удалось установить, что примерно 85 процентов недостач выпадало на те дни, когда перевозкой ткани с комбината на оптовую базу занимались водители комбината братья Степкины. Так два брата попали в поле зрения оперативников БХСС.

Схема, которую они придумали, была проста, как все гениальное. Во время транспортировки готовой продукции на оптовый склад б

За хищения в особо крупных размерах и причиненный государству ущерб бывшие водители Глуховского комбината Степкины отправились в места не столь отдаленные. Дорогие пиджаки на лагерную униформу сменили и многие торговые работники, участвовавшие в этой афере.

Бумага все стерпит

«Вечерняя Москва». В 1960-1970-е годы эта газета была одним из самых любимых москвичами периодических изданий. В отличие от других газет, «Вечерка» выходила во второй половине дня и в торговые киоски поступала ближе к вечеру. Обычно горожане покупали ее, возвращаясь с работы домой. Свежие номера газеты расхватывали, как горячие пирожки. У киосков, где продавалась «Вечерка», постоянно вырастала огромная очередь, и далеко не всем доставался заветный экземпляр…

И вдруг в один прекрасный день (а точнее, вечер) ажиотаж заметно поубавился. Во всяком случае, свежий номер «Вечерней Москвы» можно было купить довольно свободно, не выстаивая в длинной очереди. Поклонники «Вечерки» объяснили это просто: дескать, издатели газеты, учитывая широкий читательский интерес, просто-напросто удвоили тираж. Вот газеты и стало хватать всем желающим. И только узкий круг посвященных знал истинную причину происходящего.

…Как-то раз в Управление БХСС Москвы поступила оперативная информация о том, что в системе «Союзпечати» завелась шайка мошенников, торгующих какими-то левыми, то есть неучтенными, изданиями. Оперативники ОБХСС начали проверять информацию. Вскоре выяснилось, что в махинациях замешаны не только киоскеры, продававшие прессу, но и работники одного из цехов издательства «Московская правда», где печаталась любимая москвичами вечерняя газета. Чтобы понять механизм аферы, нужно вкратце объяснить, как в те годы тиражировалась периодика.

Компьютеров, как сейчас, не было. Газетные номера верстались вручную, с помощью линейки и карандаша, а затем специально обученные люди в рабочих спецовках набирали текст статей при помощи металлических печатных матриц. С этих матриц и печатался тираж. После того как машина выдавала последний экземпляр тиража, матрицы становились ненужными. Их разбирали, чтобы на следующий день из этих металлических форм снова собрать уже другую матрицу и печатать с нее другой номер газеты или журнала.

И вот однажды кому-то из мастеров печатного дела пришла в голову гениальная мысль: сначала отпечатать запланированный тираж, а потом — дополнительный, который и продавать через своих прикормленных киоскеров. И в цехах «Московской правды» закипела работа. После того как был отпечатан запланированный тираж «Вечерки», формы, как это было положено, не разбирались, шрифты не рассыпались, а с этих же матриц на тех же самых машинах печаталось еще несколько тысяч экземпляров газеты. Их развозили по своим торговым точкам, где киоскеры продавали свежие номера по номинальной цене. Выручка, естественно, делилась между работниками типографии, задействованными в афере, экспедиторами и киоскерами.

Как удалось установить в ходе расследования, за несколько месяцев предприимчивые граждане успели отпечатать примерно 100 тысяч неучтенных экземпляров «Вечерки», заработав на этом около двух тысяч рублей. И хотя формально действия этой «издательской мафии» подпадали под соответствующую статью УК РСФСР, но именно участники аферы с «Вечеркой» на какое-то время решили проблему дефицита и сделали любимую газету доступной для большего количества горожан. После того как «лавочку» прикрыли, у киосков с «Вечерней Москвой» снова выросли гигантские очереди.

Справедливости ради следует признать, что это, пожалуй, единственное преступление, которое было выгодно не только его организаторам, но и тысячам простых москвичей. Чего нельзя сказать о другой масштабной афере с бумагой, которую столичным операм пришлось распутывать в середине 1970-х годов. Речь идет о всем известной макулатуре, которую в эпоху застоя собирала без преувеличения вся страна: от пионеров до пенсионеров.

К каким только уловкам ни прибегали заготовители бумажного вторсырья, дабы увеличить или, наоборот, занизить вес собранной макулатуры! Когда оперативники Сокольнического райотдела БХСС начали пристально заниматься этой темой, выяснилось, что в районном производственно-заготовительном предприятии вторичного сырья уже давно действует хорошо отлаженная система приписок, а незаконная прибыль участников афер исчисляется тысячами советских рублей.

Один из самых распространенных приемов, которыми пользовались дельцы для увеличения веса собранной макулатуры, заключался в следующем. Зимой или во время дождя макулатуру просто оставляли лежать под открытым небом. Якобы забывали накрыть брезентом или перетащить под какой-нибудь навес. В итоге бумага намокала, ее вес заметно увеличивался. Если стояла сухая погода, тюки с макулатурой могли просто облить водой. Сырую бумагу грузили в железнодорожные составы и везли к месту назначения. Естественно, по дороге бумага просыхала и теряла в весе. Однако за взятки приемщики вторсырья закрывали на это глаза.

Существовали и банальные приписки. Те, кто собирал макулатуру, договаривались с теми, кто ее принимал на пунктах сбора и переработки, и в документы вписывались соответствующие цифры. Причем, за несколько лет участники этих махинаций создали целую систему знаков, позволяющих при одном лишь взгляде на сопроводительные документы точно сказать, сколько макулатуры реально было сдано, а сколько — приписано. Так, если после многозначного числа, обозначающего вес вторичного сырья, стояла точка — значит, все, что справа от нее — это приписка. Иногда в накладных ставилась точка над какой-нибудь цифрой. Это на языке заготовителей обозначало, что приплюсовано столько десятков или даже сотен килограммов. Ну и так далее. По воспоминаниям ветеранов ОБХСС, раскручивавших это дело, подобного рода головоломок с числами им приходилось решать немало. Зато когда система знаков была вскрыта, это существенно облегчило работу оперативникам. Изучая накладные, можно было сразу же с точностью определить масштабы приписок.

За «макулатурную» мафию оперативники Сокольнического райотдела БХСС города Москвы плотно взялись в середине 1970-х. Сначала несколько недель следили за автомашинами, перевозящими вторсырье. Затем познакомились с непосредственными участниками процесса. Постепенно стал вырисовываться механизм афер, их масштаб и круг задействованных в них лиц. Оказалось, что на сборе вторичного бумажного сырья неплохо кормились сотни человек — начиная от простых водителей и заканчивая руководителями районных производственно-заготовительных предприятий. А о том, какие деньги крутились в макулатурном бизнесе, красноречиво говорит размер взятки, которую предлагали оперативникам за прекращение дела: это было число с пятью нулями — для того времени почти астрономическая сумма.

В результате о махинациях в Сокольническом производственно-заготовительном предприятии вторсырья было собрано столько материалов, что дело передали на Петровку, 38 во 2-й отдел Следственного управления ГУВД Москвы. Сама проверка продолжалась более двух лет, а количество томов уголовного дела перевалило за полторы тысячи. На скамье подсудимых оказались два десятка человек.

Вскоре аналогичные проверки были проведены и в других районных производственно-заготовительных предприятиях вторсырья.

Против лома нет приема?

В советские годы активно собирали не только макулатуру, но и металлический лом. В стране существовала разветвленная сеть заготовительных организаций, которые принимали лом у населения, а затем сдавали его на дальнейшую переработку. Дело это было весьма доходным. В 1960-1970-е годы за каждую тонну бытового металлолома заготовители получали триста рублей. Промышленный лом стоил вдвое дешевле. Как и любой прибыльный бизнес, систему заготовки металлического лома тут же облюбовали аферисты и мошенники.

Первые серьезные сигналы о том, что в системе Московского областного управления «Росглаввторчермета» проворачиваются сомнительные сделки, в милицию стали поступать в 1962 году. Сообщений было довольно много, и все весьма убедительные. Когда их количество перевалило за два десятка, руководство областного управления милиции поручило отделу БХСС плотно заняться этой темой.

Как обычно в таких случаях, была создана оперативная группа, которая немедленно приступила к работе. Причем одни сотрудники занялись ломом черных металлов, а другие — цветных. Для начала сыщики обстоятельно изучили механизм сбора и дальнейшей переработки металлолома. Выяснилось, что в Подмосковье работали две крупные площадки для сбора и хранения лома черных металлов — Дмитровская и Клинская. Именно туда свозили бытовой и промышленный лом, который затем поступал на переработку на заводы. Заведующие площадками — Коробочкин и Отришко — жили явно не по средствам. Например, Отришко, имея на иждивении семерых детей и получая официальную зарплату в 600 рублей (до денежной реформы 1961 года), умудрился построить дачу стоимостью сто тысяч рублей и купил автомашину «Победа». Не отставал и Коробочкин: приобрел «Москвич», шикарно обставил квартиру, регулярно посещал лучшие московские рестораны, где оставлял крупные суммы денег.

Зарабатывать такие деньжищи оба товарища могли только одним способом: искусственно завышать количество сданного государству лома. То есть составлять фиктивные приемо-сдаточные акты.

Чтобы это доказать, сыщики установили всех, кто был причастен к сбору и хранению металлолома, включая шоферов, приемщиков и сдатчиков. С каждым из них оперативники провели негласные беседы, после чего сравнили их показания с официальной документацией. Оказалось, что большинство шоферов, задействованных в перевозке лома, никогда не совершали тех рейсов, которые были указаны в накладных. Более того, многие фамилии и номера машин, фигурировавшие в отчетности, оказались вымышленными. Таких людей и автомобилей просто не существовало!

Впрочем, эти данные еще не давали сыщикам возможности немедленно арестовать преступников. Опытные оперативники прекрасно понимали, что ушлые дельцы смогут без особого труда отвертеться: дескать, фамилии шоферов записывали на слух, могли ошибиться, а номера автомашин указывали произвольно только для того, чтобы не подводить водителей, совершавших «левые» рейсы. В общем, никакого злого умысла — просто случайное стечение обстоятельств.

Единственный по-настоящему эффективный прием против такого рода публики — взять кого-то из аферистов с поличным. И тогда сотрудники ОБХСС решили устроить внезапную проверку Клинской и Дмитровской площадок на предмет недостачи металлолома. Как и следовало ожидать, лома на обеих площадках оказалось гораздо меньше, чем числилось по документам. А это уже серьезный «прокол», за которым обычно следовало возбуждение уголовного дела. По факту недостачи было задержано несколько работников Клинской и Дмитровской площадок, а также заготовительных организаций. Под давлением улик те сознались в совершении преступлений и охотно выдали всех сообщников, в том числе слили компромат на Отришко и Коробочкина.

Постепенно стал вырисовываться и масштаб махинаций. Например, на одной только Клинской площадке за два года было оформлено липовых приемо-сдаточных актов на 300 тонн черного металла. Как показал на допросе один из работников площадки — Серов, за четыре месяца лично он отметил в документах два десятка подставных лиц, которые якобы сдали лом, и оформил фиктивные документы на сто тонн металлического лома. По этим липовым справочкам Серов получил 30 тысяч рублей наличными, половину из которых передал своему непосредственному начальнику Отришко.

Коробочкин и Отришко были немедленно взяты под стражу. Во время обыска у мошенников было изъято денег и ценностей на общую сумму 200 тысяч рублей. Эти средства пошли в счет возмещения ущерба, нанесенного аферистами советскому государству.

А тем временем оперативники, распутывавшие аферы с цветными металлами, внимательно присматривались к Щер-бинскому заводу первичной обработки металлолома. Многочисленные данные, поступавшие сыщикам, свидетельствовали о том, что «мозг» преступного сообщества находится именно там. Скорее всего, некоторые начальники цехов, не без ведома руководства предприятия, оперировали фиктивными приемо-сдаточными актами и бестоварными квитанциями, зарабатывая на этих махинациях немалые суммы. Косвенно предположения сыщиков подтверждал тот факт, что все работники завода, взятые оперативниками на заметку, жили явно не на трудовые доходы.

Чтобы это доказать, сотрудники ОБХСС установили возле Щербинского завода круглосуточное наблюдение. Как всегда, неоценимую помощь оперативникам оказали комсомольцы-добровольцы. Каждый въезжавший на территорию предприятия автомобиль оперативники тщательно фиксировали: записывали номера и марки машин, отмечали, каким именно ломом они были загружены — промышленным или бытовым. А затем полученные данные сравнивали с официальной заводской отчетностью. Сплошь и рядом были выявлены несоответствия: то номер машины указан не тот, то количество лома, то его происхождение. Суть всех этих махинаций вполне понятна: увеличить на бумаге объемы поступающего на переработку сырья, а самое главное — выдать промышленный лом, который стоил дешевле, за бытовой.

Подобного рода приписки были крайне выгодны заготовителям металлолома, которые сотрудничали со Щербинским заводом. Ведь за каждую тонну лома они получали немалые деньги. Махинации были выгодны и работникам завода: за каждый приписанный в акте приемки килограмм заготовители платили по рублю. Один только начальник цеха Жданов за несколько месяцев работы умудрился приписать в приемо-сдаточных актах более сотни тонн бытового металлолома, за что получил в общей сложности свыше 30 тысяч рублей. Некоторая часть этих денег попала в карманы вышестоящего заводского начальства — чтобы помалкивало и не вмешивалось в повседневную хозяйственную деятельность.

Неудивительно, что с таким «хозяйствованием» Щер-бинский завод постоянно испытывал острую недостачу сырья. Ее пытались скрыть, передавая часть металла для переработки на другие предприятия. Разумеется, проворачивая эти сделки, руководство Щербинского завода значительно завышало на бумаге объемы переданного сырья. Однако и это не спасло завод от серьезной недостачи. В результате проведенной сотрудниками ОБХСС ревизии оказалось, что на предприятии не хватает как минимум тысячи тонн цветного металлолома на общую сумму два миллиона рублей.

Брак по расчету

Осенью 1967 года, когда вся страна готовилась отметить 50-летие Великого Октября, в Управление БХСС ГУВД Московской области поступило заявление от неизвестного гражданина, или, как выражались в те годы, сигнал. В заявлении автор писал о том, что заведующий складом промышленных товаров Управления торговли Мособлисполкома товарищ Вошила живет явно не на свою трудовую зарплату, и просил компетентные органы присмотреться к этому персонажу.

Поначалу анонимке не придали особого значения, тем более что подобных сигналов в те годы в органы БХСС поступало немало. Но проверить изложенную в заявлении информацию все-таки решили. Заняться этим делом поручили молодому оперативнику, только что пришедшему на службу в Управление БХСС. Дескать, вот тебе, молодой товарищ, первое серьезное дело, разберись и доложи, а заодно наберись профессионального опыта — пригодится. Тогда никто и подумать не мог, что проверка обычной анонимки выведет сыщиков на целую шайку мошенников, орудовавших в торговой сети и на промышленных предприятиях Москвы и Подмосковья.

Даже беглая проверка показала, что завскладом Вошила действительно в деньгах не стесняется: регулярно просаживает крупные суммы в московских ресторанах, каждый год ездит поправлять здоровье в лучших санаториях страны. А недавно приобрел для своей сожительницы кооперативную квартиру и роскошно ее обставил. Понятно, что Вошила замешан в каких-то махинациях. Однако банальные хищения готовой продукции со склада оперативники сразу отмели: проверка документации показала, что с бухгалтерией на складе все в порядке. Да и официальные ревизии, которые регулярно проводились торговой инспекцией, тоже не выявили каких-либо серьезных нарушений.

Тогда за Вошилой установили негласное наблюдение. И вскоре выяснилось, что завскладом активно подыскивает надежных торговых работников, через которых, очевидно, намеревается продавать неучтенную продукцию со своего склада. А еще оперативникам стало известно, что Вошила где-то раздобыл торговые этикетки известных московских универмагов. Сомнения окончательно отпали: завскладом — жулик крупного калибра. И за Вошилу взялись всерьез.

С арестом, как обычно, решили не спешить. Сначала требовалось установить преступные связи заведующего и механизм афер. Для этого оперативники выяснили, какие предприятия поставляют на склад готовую продукцию и в какие магазины затем эти товары уходят. Основных поставщиков было два: Подольская галантерейная фабрика и Ухтомский завод металлоизделий. Из Подольска на склад Вошилы поступали хлорвиниловые плащи и полиэтиленовые скатерти, а из цехов Ухтомского завода — ремешки для дамских часов и зажимы для галстуков. В 1960-е годы эти товары пользовались огромной популярностью и на прилавках долго не залеживались.

И все-таки до последнего момента не было понятно, каким образом предприимчивый Вошила совершает свои махинации, ведь бухгалтерия оказалась в полном порядке. Все прекрасно понимали: завскладом гонит «налево» неучтенную продукцию, но, черт подери, как? И тут молодой опер, которому изначально поручили это дело, обратил внимание на одну любопытную особенность: после каждой партии отгруженного на склад товара некоторая часть плащей и скатертей возвращается обратно на Подольскую фабрику под видом брака. И действительно, в документации браковка и возврат товара полностью отражались. Осталось только проверить, на самом ли деле якобы забракованные плащи и скатерти возвращаются обратно в Подольск.

Аккуратно, не привлекая внимания посторонних, сыщики опросили рабочих Подольской галантерейной фабрики. Из разговоров выяснили, что плащи и скатерти на склад к Вошиле сопровождает экспедитор Памшева. Для этого Подольская автобаза выделяет грузовую автомашину. На этой же автомашине обратно на фабрику вывозятся и бракованные изделия.

Выяснив дни отправки готовой продукции, оперативники трижды проверили автомашину, когда та возвращалась обратно в Подольск с браком. Дабы не вызвать у мошенников лишних подозрений, все проверки проводились на постах ГАИ. Результат оказался вполне предсказуемым: никаких бракованных плащей и скатертей в кузове автомобиля не было. А вот в бухгалтерских документах, как свидетельствовали последующие проверки, снова появлялись накладные на возврат забракованной продукции.

И снова сыщикам пришлось разгадывать головоломку: с кем на фабрике связан Вошила и каким образом преступники, орудовавшие на фабрике, прячут концы в воду? Ведь невозвращенный обратно товар должен был создавать недостачу на самом предприятии. А по фабричным документам никакой недостачи не было.

Пока одна группа оперативников пыталась разгадать этот ребус, другие сотрудники ОБХСС разбирались с ремешками для часов. Ремешки, как мы знаем, на склад поступали из цехов Ухтомского завода металлоизделий. А затем продавались в магазинах Москвы и Московской области. Долгое время сыщики никак не могли взять в толк, откуда берется «неучтенка», если по документам все сходится тютелька в тютельку. И тут кто-то из оперативников, работавших по делу, обратил внимание на один любопытный нюанс. На замках ремешков, которые поступают с завода, ставился штамп ОТК с цифрой «3». Однако на некоторых ремешках, которые продавались в магазинах Загорска (ныне Сергиев Посад) и Долгопрудного, почему-то красовалась цифра «5». Стали выяснять, в чем дело. Оказалось, что эти ремешки были изготовлены в филиале Ухтомского завода в Малаховке. Причем, изготовлены были явно очень давно, поскольку этот филиал к тому времени уже год как не работал. Его закрыли из-за низкой рентабельности. Выходило, что часть готовой продукции этого филиала была в свое время скрыта от учета и теперь небольшими партиями выбрасывается в торговую сеть.

Размах афер и изощренность, с которой действовал Вошила, удивили даже бывалых оперов. Стало ясно, что без широкого круга подельников и высокопоставленных покровителей такие махинации не провернуть. А тут как раз, словно в подтверждение этого вывода, наружное наблюдение зафиксировало встречу заведующего складом с коммерческим директором Подольской галантерейной фабрики Раскиным. Встреча состоялась в одном из столичных ресторанов, и, судя по тому, как вели себя компаньоны, встречались они не первый раз. Более того, «наружка» даже запечатлела на фотопленку момент передачи Раскиным чемодана с галантерейным товаром — очевидно, для последующей реализации в торговой сети. И действительно, через какое-то время «левые» скатерти и плащи были обнаружены в нескольких магазинах «Росгалантерейторга».

Дальнейшее расследование установило, что именно Раскин играл первую скрипку в этом криминальном оркестре. Это он придумал преступную схему с возвратом якобы бракованного товара. А когда на фабрику поступали накладные о том, что часть продукции была возвращена по причине тех или иных недоделок, именно Раскин давал команду увеличить выпуск плащей и скатертей — ровно на столько, сколько бракованной продукции значилось в накладных. Поэтому оперативники долгое время и не могли понять, каким образом фабрике удается поддерживать баланс, регулярно выполнять план и не вызывать ненужных вопросов у вышестоящего начальства.

Итак, доказательства были собраны, оставалось провести задержания и обыски. Вошилу взяли с поличным в тот момент, когда он вместе с шофером Максимовым вывозил со склада очередную партию «левой» продукции для сбыта в торговую сеть. Чуть позже были арестованы Раскин, работники Ухтомского завода металлоизделий, экспедиторы и торговые служащие, причастные к аферам.

Оказалось, что на простых ремешках для часов и прочей галантерее можно делать неплохие деньги. Один мужской хлорвиниловый плащ в магазинах стоил 10 рублей, полиэтиленовые скатерти шли по два рубля за штуку, ремешки для часов — по 80 копеек, а зажимы для галстуков — по рублю. А счет этим неучтенным товарам шел на сотни и тысячи. Так, например, в мае 1967 года Раскин с Вошилой «толкнули налево» сто плащей и триста скатертей, заработав на этой сделке 1600 рублей. В июне того же года Вошила получил от старшего мастера Ухтомского завода 900 ремешков для часов и 336 зажимов для галстуков. Разумеется, нигде не учтенных. Прибыль мошенников от продажи «неучтенки» перевалила за тысячу рублей. И таких эпизодов оперативники ОБХСС установили десятки.

Неудивительно, что во время обысков у членов преступной группы было изъято свыше 4 тысяч рублей наличных денег и ценных вещей на сумму почти 11 тысяч рублей. А, кроме того, похищенных товаров на общую сумму более 6 тысяч целковых. Все эти ремешки и скатерти в самом скором времени отправились бы в торговую сеть и принесли аферистам немалый доход, если б не умелые действия сотрудников ОБХСС.

Шизофреники вяжут веники…

Да, была такая песня, достаточно популярная:

В нашей истории тоже найдутся и шизофреники, и параноики, а особенно — нолики. Длинные ряды ноликов, приписанных к доходам ловких умельцев. В каждой советской кинокомедии непременно фигурировал сумасшедший дом. В просторечии — дурдом, или Канатчикова дача.

В теневой экономике на вес золота ценились деятели, которые умели организовать работу подпольных цехов с надежным государственным прикрытием. Чтобы шли неучтенные барыши, чтобы можно было жить не на одну зарплату. Тут нужно уметь и «подмазать» руководящих товарищей, и найти рынок сбыта — да такой, чтобы следственные органы не подкопались. Хотя бы — до поры до времени. Не менее важно вовремя свернуть производство и скрыться, не замарав собственной репутации. Чтобы в другом городе или в другой сфере со временем можно было открыть новое аналогичное производство. Не менее тайное и не менее доходное.

Государство боролось с цеховиками весьма решительно. Практически одновременно с поправками, вводящими смертную казнь за валютные операции, высшая мера наказания была введена и за хищения социалистической (читай — государственной) собственности в особо крупных размерах. Под эту статью можно было подвести практически любое нелегальное производство в тогдашнем СССР.

Одним из первых крупных цеховиков, подведенных под расстрельную статью, стал Зигфрид Газенфранц, устроивший себе частное трикотажное производство во Фрунзе, столице Советской Киргизии. Вместе с Зигфридом в расстрельные камеры отправились еще двадцать нибелунгов-подельников.

Но наши главные герои ловчили не в Киргизии. Они орудовали поближе к Кремлю и Лубянке. Главное действующее лицо этой истории — Борис Ройфман. Этот подпольный бизнесмен создавал цеха при различных государственных предприятиях и организациях аж с 1947 года. Умел рискнуть с умом. Более того, жизни не представлял без риска. Несколько раз ему удавалось ускользнуть из сетей правоохранительных органов. Случалось и подкупать оперативников… В 1957 году Ройфман запустил производство неучтенной продукции в трикотажном цехе общества глухонемых в городе Калинине. Рынок сбыта он наладил с помощью надежных, давно прикормленных администраторов средней руки, мелких столоначальников. В условиях дефицита продукция глухонемых пользовалась колоссальным спросом — и он быстро сумел сколотить капитал. Все мы помним о дефиците на мясные изделия и сыр при позднем Брежневе, на дефицит спиртного, того же мяса, а также сахара, носков и мыла при Горбачеве. Но редко вспоминаем, что до середины шестидесятых стране не хватало тканей… Даже самых простых, отечественного производства. Ткани были ходовым товаром на черном рынке, цеховики при крупных производствах текстильной промышленности создавали мелкие артели для реализации «отходов» — точнее, списанных государственных поставок в виде шерсти, хлопка, тканей, каучука и фурнитуры, из которых потом появлялись на свет дефицитные джемперы, плащи, блузки, и даже нижнее белье. Так поступал и Ройфман.

Ройфман частенько приезжал в Москву. Ради чего делать деньги, как не ради «красивой жизни»? А Москва — средоточие той самой красивой жизни… В конце концов он элементарно «купил» за две тысячи «новыми» место технолога на столичной текстильной фабрике. И принялся врастать в московскую жизнь, приглядываясь к «деловым» возможностям.

В конце концов ему удалось создать цех при психдиспансере. Тихое место, тихие клиенты… В доле были все, от главврача до рядовых сотрудников. При диспансере Ройфман оборудовал подпольный цех, закупил для него несколько десятков трикотажных машин на разных госпредприятиях и сырье — шерсть. Действовал с размахом, заключал серые договора с предприятиями от Загорска до Ташкента.

Продукция сбывалась через «прикормленных» торговцев на рынках и вокзалах.

Неизбежно возникает вопрос: почему именно психи? Почему именно диспансер? Дело в том, что в те годы на свет появилось указание — использовать психоневрологические диспансеры в качестве базы для производства изделий швейной промышленности в рамках трудотерапии. Местные власти выделяли из своих бюджетов деньги, на которые можно было закупать оборудование. За деньги нужно было отчитываться — построже, чем за гранты в наше время. Но, как назло, руководители интернатов, медики по образованию, никак не могли понять, с чего начать организацию производственного процесса.

И тут свои услуги им предложил Ройфман, респектабельный главный технолог текстильной столичной фабрики № 11. Он казался не только отличным специалистом, но и уважаемым человеком — фронтовиком, награжденным правительственными наградами. Впоследствии он утверждал, что только по своей наивности и доброте душевной согласился создать сеть кустарных производств. Потерял бдительность… Выгоднее было действовать в одиночку, с временными попутчиками-подельниками. Но, думается, делец привычно лукавил. Для серьезных заработков ему была необходима «империя». А «психи» оказались гениальным проектом! Дело-то, на первый взгляд, благороднее некуда — трудотерапия. Истинно социалистический процесс, благотворный и общественно-полезный. А в случае чего многое можно списать на умственную неполноценность сотрудников… И так бывало. Параноики и шизофреники чуяли недоброе и время от времени писали доносы районному начальству — дескать, на нашем горбу наживаются, не по-социалистически ведут дела. Но доносили они слишком неумело. От таких бумаг за версту попахивало клиникой. И Ройфман пожимал плечами, улыбаясь: «Сумасшедшие, что с них возьмешь?»

Вокруг «психов» Ройфман сумел не только организовать производство и наладить поставки «неучтенного» сырья, но и

Но вернемся к «преступной практике». К 1961 году, когда в стране объявили денежную реформу, Ройфман был миллионером. Обменять миллионы старых рублей на новые было затруднительно, но проблема была решена уже не раз испытанным способом — за взятку сотрудникам нескольких сберкасс, в которых производился обмен. А раскрыли подпольный цех случайно: у товарища Шакермана очень невовремя умерла жена. Он похоронил ее со всеми почестями на Востряковском кладбище и установил мраморный памятник со столбами и цепями, уплатив за это сооружение крупную сумму денег. Молодой сорокачетырехлетний вдовец недолго предавался унынию. Вскоре после смерти жены он привел в свой дом на правах любовницы свояченицу — сестру покойной жены, которая в это время была замужем и являлась матерью семейства. Муж этой дамы, узнав об измене жены, предъявил Шакерману претензии и угрожал местью. Прожив месяца три у Шакермана, любовница вернулась к мужу, который потребовал от Шакермана возмещения ему убытков за причинение «морального ущерба». Шакерман принялся торговаться, и вопрос был перенесен на рассмотрение «третейского суда», состоящего из друзей и сообщников Шакер-мана. По решению этого суда Шакерман уплатил за «моральный ущерб» «потерпевшему» пять тысяч рублей и считал инцидент исчерпанным. Но не так думали супруги. Зная о том, что Шакерман занимается хищением государственного имущества и имеет большие средства, они решили посадить его на скамью подсудимых, а самим завладеть его богатством. Видимо, он еще и чем-то обидел своячницу во дни их совместной жизни… Словом, примирившиеся супруги сочинили заявление в Комитет государственной безопасности и, кроме сообщения о том, что Шакерман — жулик, указали место, где он хранит ценности. На основании этого заявления после соответствующей проверки было возбуждено уголовное дело. На квартире у Шакермана произвели обыск. Обнаружили изделия из платины, золота, несколько драгоценных камней и семь тысяч рублей — ни много ни мало. Шакерман был арестован, и следователь приступил к допросам.

Следователь прокуратуры Чистяков вспоминал: «Шакерман категорически отрицал свою вину, возмущался арестом, считая его незаконным, грозил подать жалобу прокурору, выдавал себя за интеллигентного и порядочного человека. Однако первые же шаги расследования показали, что мы имеем дело с крупным хищником. Догадываясь, что супруги неспроста донесли на своего родственника, мы произвели тщательный обыск на даче, расположенной под Москвой, в поселке Раменское. Ценностей и денег там мы не нашли. Но знакомство с дачей, с обстановкой и условиями жизни Шакермана нам многое дало. Ранее эта дача, имеющая два этажа, полуподвальное помещение с кухней, ванной и другими удобствами, принадлежала одному из московских заводов. На ней в летнее время отдыхали дети рабочих. Но по каким-то причинам завод решил продать эту дачу, которую и купил Шакерман, уплатив за нее большую сумму денег. На территории дачи, расположенной на площади в полгектара, был устроен гараж, разбит фруктовый сад. Все комнаты обоих этажей были прекрасно меблированы, в шкафах — много различных книг и журналов. Мы знали, что Шакерман учился в медицинском институте, ушел с третьего курса, но медицинской литературы мы на его даче не нашли. Однако увидели много юридической литературы, различных книг и журналов. Помимо учебников по уголовному праву и уголовному процессу были тут журналы "Социалистическая законность" "Советская юстиция", "Бюллетень Верховного суда СССР", "Следственная практика". Для чего медику юридическая литература? Притом в таком количестве, которому мог бы позавидовать юрист-профессионал? Вскоре мы получили ответ на этот вопрос. Шакерман регулярно читал юридическую литературу не для того, чтобы обогатить свои знания советскими законами и не нарушать их, а для того, чтобы научиться обходить их. Его особенно интересовала следственная практика и пути раскрытия хищений».

Кем он был, этот неуемный Шакерман? Родился в 1919 году. Как мы уже сказали, он имел незаконченное высшее медицинское образование. Воровать начал с 1946 года. В 1953 году попался и был осужден по закону от 7 августа 1932 года за хищение государственной собственности к десяти годам лишения свободы. Но отсидел всего лишь год, подоспела амнистия. На свободе он занимался посредничеством — сводил потенциальных взяткодателей с нечистоплотными чиновниками. Накопил немало ценных связей в «деловом» мире. Затем устроился на работу в производственный комбинат «Рыболов-спортсмен», а уж оттуда его пригласил в свой «бизнес» Ройфман.

Для того чтобы организовать выработку «левой» продукции, Ройфман и Шакерман подобрали наиболее подходящих людей и сколотили шайку со строгой иерарахией. В «систему» вошли кладовщица, учетчица, бухгалтер и некоторые другие сотрудники. Главврача диспансера Ройфман незаконно оформил еще и врачом мастерских. И он, получая двойной оклад, помалкивал. Трикотажный цех дельцы разместили в арендуемых у домоуправлений подвальных помещениях, не отвечающих элементарным техническим и санитарным условиям. Больные работали в этом цехе в три смены при электрическом освещении. Их, конечно, тоже подкармливали, но они скорее играли в фирме Ройфмана роль дешевой рабочей силы.

В подпольном трикотажном цехе дельцы переработали 460 тонн шерсти. Из нее изготовляли дамские кофточки, платки, джемпера и другие изделия, которые затем отправляли в торговые палатки, расположенные на рынках и при вокзалах. Подкупленные ими продавцы сбывали левую продукцию. Пресса после раскрытия преступления выражала законное возмущение: «Дельцы не только обворовывали государство. Они обманывали и обворовывали покупателей, продавая им полушерстяные изделия как изделия из чистой шерсти. Деньги текли в руки хищников рекой».

Итак, Шакермана изобличили. Но одном из допросов он дрогнул:

— Выходит, что в этом деле я являюсь паровозом?

— Да, — ответил следователь.

— Нет, так не пойдет. Я не хочу быть первой скрипкой в этом разваливающемся оркестре. В нем есть люди посолиднее меня.

— Что значит посолиднее? — спросил следователь.

— Я имею в виду людей, которые имеют больше ценностей, чем я.

— Кто именно?

— Ройфман.

Известен закон черного бизнеса: «Если ты все же попался, пеняй на самого себя. Никогда не выдавай своих соучастников и сообщников, особенно начальство. Помни всегда и везде: круговая порука и выручка — основной закон жизни и процветания торгашей и деловых людей». Шакерман его нарушил. И Ройфмана арестовали… Шеф на первых допросах держался уверенно. И только под давлением фактов пошел на частичное признание. Словом, оказался крепким орешком.

На одном из допросов Шакерман спросил у следователя:

— Что дал Ройфман?

— Пятнадцать тысяч.

— Чего он валяет дурака?! Давайте я его разложу.

Шакерману и Ройфману была устроили очную ставку, в ходе которой Шакерман изобличил своего идейного руководителя во лжи.

Но выуживать у Ройфмана богатство все равно оказалось делом непростым. Золото, камни и деньги прятали его родственники — двоюродные братья. Им удалось запутать следствие.

В течение трех дней один из братьев возил следователей по различным дорогам Подмосковья. Он утверждал, что забыл, где находится тайник. Наконец он привез следователей на 37-й километр по Дмитровскому шоссе. Здесь, в лесном массиве, под деревом, был обнаружен тайник, из которого и было изъято золото, спрятанное в металлические трубы. Потом оказалось, что с главным кладом скрылся второй кузен… Словом, пришлось помаяться с этими братьями.

Шакерман оказался куда более сговорчивым клиентом, он активно сотрудничал со следствием. Но и это не помогло цеховику смягчить судьбу. Фемида оставалась неумолимой.

Дело по обвинению Ройфмана, Шакермана и более двадцати человек их сообщников составило 77 томов. В течение двух месяцев шло разбирательство этого дела в Верховном суде РСФСР. Организаторы преступлений — Ройфман и Шакерман — были приговорены к расстрелу. Остальные — к длительным срокам лишения свободы. Надо признать, что на «трикотажников» и «текстильщиков» это дело произвело сильное впечатление — и масштабы подпольного производства в РСФСР сильно уменьшились. С тех пор цеховая активность «храбрых портняжек» сильно проявлялась на окраинах империи — в Прибалтике, в Ереване, в Тбилиси…

А история с подпольным цехом при Психдиспансере вошла в сюжет кинофильма «Черный бизнес», вышедшего на экраны в 1965-м. Туда вошли и некоторые мотивы дела Рокотова и Файбишенко.

Время — деньги, или Трюкачи из парка Горького

Начало 1970-х годов — это время активного технического перевооружения органов БХСС. Толчком послужило постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР от 19 ноября 1968 года «О мерах по дальнейшему укреплению советской милиции». В документе, помимо всего прочего, были предусмотрены конкретные меры по техническому оснащению органов правопорядка. В одной только Москве в короткие сроки было закуплено зарубежной техники на общую сумму в полмиллиона инвалютных рублей. Значительная часть этой техники предназначалась для органов БХСС. Сотрудники службы получили японские видеокамеры и видеомагнитофоны, радиостанции датской фирмы «Сторно», считавшиеся в то время лучшими в мире, австрийские портативные диктофоны, французские микро-ЭВМ, фотоаппаратуру западногерманского и японского производства, английские и японские копировально-множительные аппараты и многое другое. Столь радикального технического перевооружения московской милиции не было за всю ее предыдущую историю.

Новая техника быстро нашла применение в практической работе оперативников ОБХСС. Например, в знаменитом деле о московских аттракционах.

…1 мая 1977 года в Москве в Центральном парке культуры и отдыха имени Горького открылись чехословацкие аттракционы с красивыми названиями «Тройка», «Энтерпрайз» и «Аль-пенблитц». В те годы народ испытывал особый душевный трепет перед всем заморским, иностранным, не похожим на родное советское. Неудивительно, что, начитавшись привлекательной рекламы в прессе и наслушавшись рассказов очевидцев, москвичи и гости столицы толпами ринулись в Парк имени Горького. Перед аттракционами выстраивались длинные очереди, люди, несмотря на не самые дешевые билеты, готовы были дожидаться часами, чтобы попасть на вожделенный «Энтерпрайз».

Первые сигналы о том, что вокруг аттракционов с красивыми названиями творится что-то неладное, в органы БХСС стали поступать уже через месяц. А в конце июня 1977 года аттракционами плотно занялись оперативные работники Управления БХСС при поддержке активистов оперативных студенческих отрядов (ОСО). Нужно отдать должное московским студентам: в этой истории они сыграли одну из ключевых ролей. Ведь чтобы привлечь преступников к ответственности, оперативникам ОБХСС нужно было собрать как можно больше компрометирующей информации. И сделать это тихо, незаметно, не привлекая внимания жуликов. Эту задачу поручили активистам оперативных отрядов, и студенты справились с ней блестяще.

Параллельно с комсомольцами начали негласную проверку аттракционов и оперативники ОБХСС. Чтобы зафиксировать нарушения и записать все на видеопленку, майор милиции Юрий Колесниченко, который возглавлял группу оперативных работников, придумал следующий ход. Неподалеку от комплекса аттракционов был якобы затеян ремонт водопроводного коллектора. Все было обставлено весьма натурально: пришли рабочие в красных тужурках, открыли люк, разложили вокруг всякий сантехнический скарб, а по соседству установили брезентовую палатку. Пока переодетые сотрудники ОБХСС копошились возле открытого люка, в палатке, скрытая от посторонних глаз, барышня с видеокамерой тщательно фиксировала на пленку все, что происходило на территории аттракционов. Забегая вперед, отметим, что в итоге получился настоящий фильм ужасов. Когда эксперты начали анализировать видеозапись, у них волосы встали дыбом от того, с какой небрежностью работники аттракционов относились к технике безопасности. Только чудом никто из посетителей парка не пострадал.

После нескольких дней наблюдений выяснилось немало любопытных фактов из жизни мошенников. Во-первых, одни и те же билеты продавались по несколько раз. Это удалось установить эмпирическим путем: по просьбе оперативников ОБХСС студенты специально приобретали билеты утром, перед открытием аттракционов, а затем еще несколько раз — в середине и в конце дня. Оказалось, что в течение суток один и тот же билет мог продаваться дважды, а то и трижды.

Алгоритм обмана был прост. Кассиры, вместо того чтобы выдавать посетителям проданные билеты, передавали их контролерам при входе на территорию аттракциона. А те бросали билетики в урну, не отрывая корешков и не ставя никаких отметок. Через какое-то время содержимое урны вытряхивалось, и уже использованные билеты снова появлялись в кассе. С теми из посетителей, кто выражал недоумение по этому поводу, контролеры на входе не церемонились.

— Проходи, проходи, не задерживай очередь! Видишь, сколько людей тебя ждут…

Аргумент срабатывал. Огромная очередь у входа в «Альпен-блитц» была на руку аферистам.

Как-то раз комсомолец из ОСО, которому не выдали билет, попробовал возмутиться. Реакция последовала незамедлительно: с криками «Не хочешь кататься — вали отсюда!» Правдолюба-комсомольца едва не вытолкали за территорию аттракциона. И стоявшие в очереди люди поддержали контролеров.

Кроме того, кассиры практиковали и такой способ обмана: входной билет разрезался на две половины, каждая из которых продавалась как полный билет. Таким образом, с каждого билета на «Альпенблитц» стоимостью 40 копеек мошенники получали сто процентов прибыли.

Во-вторых, в ходе проверки выяснилось, что на аттракционах регулярно воровали время посетителей. Согласно нормам на аттракционе «Альпенблитц», например, две минуты отводится на катание, столько же на посадку пассажиров и примерно три минуты на высадку. На самом деле все происходило гораздо стремительнее: катали людей не более полутора минут, после чего быстро и в довольно грубой форме выгоняли с территории аттракциона. И наоборот, запускали новых посетителей за ограждения в тот момент, когда механизмы еще двигались. Таким образом, экономили время, пропуская через аттракцион гораздо больше людей, чем того требовали нормативы.

Абсолютный рекорд скорости, зафиксированный комсомольцами из ОСО, был поставлен 25 июня 1977 года. В тот день на посадку и высадку посетителей аттракциона ушло всего 13 секунд!

Но самое главное — за два месяца работы техническое состояние аттракционов не проверялось ни разу, хотя по правилам техники безопасности карусели нужно было останавливать каждые два часа для профилактического осмотра. Однако профилактика требовала времени, а время для жуликов — это деньги, причем в буквальном смысле слова. Более того, аттракционы эксплуатировались в любую погоду, даже в дождь, что было строжайше запрещено инструкцией.

Все эти уловки приносили трюкачам огромные и нигде не учтенные деньги. По признаниям самих аферистов, ежедневно на каждом аттракционе они зарабатывали от пятисот до двух тысяч рублей. Выручка делилась между всеми участниками аферы: кассирами, механиками, контролерами. Всего за два месяца работы аттракционов жулики «обули» родное государство на 168 тысяч 538 рублей — колоссальные по советским меркам деньги!

А руководил гигантским механизмом по выкачиванию денег у москвичей заведующий комплексом аттракционов Московской дирекции Всесоюзного объединения «Союзаттракцион» Воловик. Именно ему регулярно жаловались посетители парка на грубость и хамство работников аттракционного комплекса. Выслушав жалобы, Воловик с важным видом появлялся на площадке аттракционов и в присутствии многочисленных свидетелей произносил пафосные речи на тему культуры обслуживания советских граждан. После чего грозился сурово наказать виновных. Не поверить такому солидному человеку было просто невозможно, и успокоенные граждане расходились. Разумеется, никого Воловик за нарушения не наказывал, ибо сам ежедневно требовал от подчиненных нарушать все, что можно было нарушить. Когда его подельников в ходе следствия приперли к стенке многочисленными фактами, они раскололись и подробно описали сотрудникам ОБХСС, как Воловик инструктировал своих подчиненных.

Началось все с «производственного совещания» в ресторане «Узбекистан», куда любил захаживать Воловик. В тот день, в середине апреля 1977 года, они соображали на троих: Воловик, механик Луконин и инженер Хачиян.

— Приближается сезон, уже совсем скоро откроются аттракционы, — рассуждал Воловик, — пора поставить дело так, чтобы к концу сезона сделать не просто большие, а очень большие деньги.

Долго убеждать собутыльников не пришлось: все они были любители красивой жизни, ресторанов и карточных игр. Очевидцы вспоминали, как Воловик со товарищи кутили в московских ресторанах, бросались тарелками в музыкантов, пили шампанское из дамских туфелек — разгульные купцы дореволюционных времен позавидовали бы. А поскольку красивая жизнь требовала больших расходов, идея Воловика заработать на аттракционах быстро нашла понимание.

Детали будущих афер обсуждали еще не раз — и в любимом «Узбекистане», и в других московских кабаках. А потом перешли к практике: надо бы набрать штат кассиров, контролеров и техников, которые охотно участвовали бы в аферах и умели держать язык за зубами. Кадровый вопрос был решен довольно быстро. Желающих подзаработать на аттракционах оказалось предостаточно. Всего в этой афере были так или иначе замешаны около семидесяти человек. К уголовной ответственности впоследствии привлекли два десятка. Многих Воловик и его соратники специально пригласили на работу в Парк имени Горького, в том числе семнадцать ранее судимых за различные преступления. В команде трюкачей оказался даже безработный житель Кисловодска, проживавший в Москве нелегально.

Вся эта разношерстная компания под чутким руководством Воловика и приступила 1 мая 1977 года к выкачиванию денег у москвичей и гостей столицы. Каким образом они это делали — мы уже знаем. А прибыль делили так. Десятую часть наворованного за день забирал себе Воловик. По восемь процентов брали его ближайшие сподвижники. Остальное делили между собой сошки помельче. Причем, дележка проходила не на глазок, а с применением новейших технических средств — один из участников преступной группы, кандидат технических наук, использовал для этой цели японскую карманную электронно-счетную машинку.

Не все всегда проходило гладко. Как-то раз одна из кассирш, решив, что ее регулярно обделяют, пригрозила сообщить о махинациях куда следует. Пришлось увеличить ей «жалованье» до 160 рублей ежедневно. Можно было бы, конечно, решить вопрос иначе, но уж слишком ценным кадром оказалась эта тетя: так умело втюхивала один и тот же билет по три раза за день, что организаторы аферы, поразмыслив, согласились с ее требованиями. Прибыль, которую ушлая кассирша приносила в «общак», все равно с лихвой покрывала все расходы.

В июле 1977 года преступная компания была арестована. А через полгода суд вынес приговор. Воловик и его ближайшие подельники получили по десятке с конфискацией, остальные отделались более легким наказанием.

Вопросы:

1. Расскажите об особенностях экономической преступности в годы расцвета СССР.

2. Какие минусы плановой экономики искусно использовали преступники?

3. Как совершенствовалась работа ОБХСС в те годы?

4. Напишите реферат (8-10 стр.) на тему «Следствие ведут…» с описанием того или иного экономического преступления 1960-70-х.

ОБХСС 1970–80‑х

Оперативники меняют законы

Вопреки расхожему мнению, сотрудники ОБХСС не только выводили на чистую воду нерадивых продавцов, жуликов и казнокрадов. Главной своей задачей оперативники считали устранение причин, которые порождали экономическую преступность. Именно благодаря настойчивости сотрудников ОБХСС в конце 1970-х — начале 1980-х годов на законодательном уровне был принят ряд мер, выбивающих почву у мошенников.

Вот, например, московские рюмочные, весьма популярные у горожан в 1970-е годы. По существовавшим тогда нормам спиртные напитки в таких заведениях продавали с 50-процент-ной наценкой. Ушлые торгаши покупали в соседних магазинах обычную водку за 4 рубля, ставили на этикетку клеймо своей рюмочной и продавали — в полном соответствии с правилами — по завышенной цене. Чтобы исключить такого рода махинации, оперативники ОБХСС предложили наладить выпуск специальной водки с указанием на этикетке: «для предприятий общественного питания». После долгих согласований предложение было принято. Эффект оказался выше всяких ожиданий: только за первые три месяца после введения новых правил выручка в московских рюмочных возросла на полтора миллиона рублей! Можно себе представить, какие деньги пролетали «мимо кассы», пока в дело не вмешались сотрудники ОБХСС.

А вот другая история — с мясом. В те годы существовало два вида учета мяса: в живом виде и в убойном весе. Для перерасчета живого веса в убойный использовался коэффициент 2,12. Иначе говоря, вес живой коровки делился на 2,12 и получался вес того мяса, которое, собственно, и идет в продажу или на дальнейшую переработку. К концу 1970-х в связи с развитием технологий реально в переработку шло гораздо больше мяса, чем раньше. Однако коэффициент перерасчета не менялся с начала 1960-х годов. Этим и пользовались ушлые работники мясокомбинатов. С каждой тонны мяса у них получалось по 25–26 килограммов излишков, которые по документам нигде не значились.

Выяснив эти тонкости, сотрудники ОБХСС вышли в соответствующие инстанции с предложением изменить коэффициент перерасчета. После долгих согласований и обсуждений коэффициент был снижен до 2,07. В масштабах страны это означало тысячи тонн мяса и сотни тысяч рублей, возвращенных в казну.

К сожалению, далеко не всегда соответствующие инстанции прислушивались к резонным предложениям тех, кто регулярно сталкивался с аферистами и казнокрадами. Если бы и законодательные органы работали так же оперативно, как сотрудники ОБХСС, желающих проворачивать сомнительные сделки заметно поубавилось бы. Однако этого, увы, не происходило. С каждым годом проблемы в экономике накапливались, подпольный бизнес рос как на дрожжах, а работы оперативникам ОБХСС становилось все больше и больше.

Откуда червонцы? С Урала, вестимо…

На 1970-е годы пришелся очередной всплеск фальшивомонетничества в стране. В отличие от большинства подделок военного времени, о которых выше шла речь, фальшивки времен «застоя» отличались высоким качеством исполнения. Определить подделку без специального лабораторного исследования зачастую было крайне проблематично.

…Несколько лет подряд вся милиция Советского Союза охотилась за изготовителем фальшивых десятирублевых купюр. Сотрудники ОБХСС называли эти подделки «уральскими червонцами». Впервые денежные знаки «уральского производства» появились в 1975 году в Оренбурге (отсюда и название). Бдительная торговка на колхозном рынке заметила, что 50-рублевая бумажка, которой незнакомый гражданин расплатился за спортивный костюм, как-то странно хрустит в руках. Экспертиза установила: это подделка весьма высокого качества. А чуть позже аналогичные фальшивки стали регулярно всплывать то в Перми, то в Челябинске, то в Омске. Похоже, где-то на Урале завелся искусный умелец, который открыл производство высококачественных подделок.

Причем в следующем, 1976 году, на рынке появились такие же подделки, только десятирублевого достоинства. Очевидно, фальшивомонетчик, будучи человеком неглупым, сообразил, что на купюры небольшого достоинства гораздо реже обращают внимание, чем на крупные банкноты. В короткие сроки фальшивые червонцы буквально заполонили города Урала. А в начале 1980-х годов «уральские» деньги появились в Москве. Сначала парочку фальшивых червонцев изъяли в магазине «Чай», что на Мясницкой улице (в те годы улица Кирова), а затем в магазине «Обувь» возле Белорусского вокзала.

С тех пор оперативники столичного управления БХСС потеряли покой и сон. То и дело в разных магазинах столицы появлялись «уральские» деньги. Начальство требовало быстрее покончить с этой вакханалией. Чтобы изловить злоумышленника, сотрудники ОБХСС предприняли беспрецедентные меры. Вся территория Москвы была поделена на квадраты. В каждом из них специальные оперативные группы круглосуточно вели наблюдение за крупными магазинами и рынками. О появлении фальшивок известили торговых работников и служащих сберкасс. Особое внимание оперативники просили уделять купюрам 10-рублевого достоинства. И в один прекрасный день сыщикам улыбнулась удача.

15 августа 1981 года в обувную секцию универсама на юго-западе Москвы вошел весьма импозантный мужчина в модных джинсах и батнике. Присмотрев себе ботинки, красавец протянул девушке за кассой три слегка помятых червонца. Девушка оказалась бдительной, она прекрасно помнила недавний инструктаж по поводу 10-рублевых подделок и на всякий случай нажала кнопку тревожной сигнализации. Однако система почему-то не сработала. Не сводя глаз с подозрительного покупателя, барышня судорожно нажимала на кнопку. Очевидно, ее волнение заметил красавчик в батнике. Не дожидаясь развязки, он спокойно повернулся и, выйдя из обувной секции, растворился в толпе покупателей.

Тем временем барышня пришла в себя и бросилась за подмогой к старшему кассиру. Та позвонила в милицию. В универсам на Юго-Западе моментально прибыли оперативники УБХСС и сотрудники местного районного отдела внутренних дел. Магазин оцепили, девушку кассиршу подробно расспросили о том, как выглядел незнакомец. С ее слов был составлен фоторобот. На всех вокзалах и в аэропортах столицы были выставлены плотные милицейские кордоны на тот случай, если преступник решит покинуть Москву.

Прошло несколько дней. Незнакомец никак себя не проявил. И вдруг в милицию поступила информация о том, что похожего человека видели в одном из спальных районов столицы. Сыщики быстро навели о нем справки. Приезжий с Урала, в Москве живет у знакомой женщины. По виду очень похож на подозрительного незнакомца, которого видела кассирша в обувном отделе. За мужчиной установили круглосуточное наблюдение. В течение месяца сыщики плотно «пасли» своего подопечного, надеясь, что он наведет их на след своего печатного станка. Однако незнакомец не прокололся. Сидел спокойно в квартире у сожительницы, иногда выходил погулять в ближайший лесок. В общем, мирный обыватель, да и только! А ведь для изготовления поддельных банкнот столь высокого качества нужно было специальное оборудование, реактивы, краска. Все это хозяйство нужно было где-то хранить. Однако даже тренированная собака, которую несколько раз пускали по следам незнакомца, так и не смогла обнаружить никаких тайников.

Тогда оперативники добились у прокурора санкции на задержание незнакомца и обыск в квартире его сожительницы. Но и обыск ничего не дал: в квартире не оказалось даже намека на то, что здесь когда-то шлепали, как горячие пирожки, фальшивые банкноты. На допросах в милиции незнакомец упорно отрицал свою вину, и делал это весьма убедительно. И хотя кассирша в универсаме опознала в задержанном мужчине того самого красавца покупателя, пришлось его отпустить, ибо никаких улик против него не было.

А тем временем фальшивые червонцы продолжали появляться то в одном, то в другом районе Москвы. Правда, активность подпольного печатного станка явно пошла на убыль: очевидно, преступник почувствовал неладное и решил не искушать судьбу.

Последний «уральский» червонец был изъят спустя десять лет после описанных выше событий — в 1991 году. А у всех, кто участвовал в поисках уральского злоумышленника, до сих пор нет полной уверенности в том, что задержанный по этому делу гражданин действительно имел отношение к изготовлению поддельных банкнот.

Купюры в покрышках и пресс в гараже

На рубеже 1970-1980-х годов сотрудники столичного Управления БХСС приняли участие в раскры

…В помещение сберегательного банка в столице солнечной Армении преступники проникли так же, как это сделали герои известного польского кинофильма «Ва-банк». Пробравшись в помещение, расположенное на втором этаже здания, злоумышленники пробили пол и через это отверстие умудрились подцепить крючками деньги. Купюры хранились на первом этаже на деревянных стеллажах. Набрав в общей сложности полтора миллиона рублей, преступники побросали добычу в мешки и незаметно скрылись.

В те годы ограбление банка — это ЧП каких свет не видывал! Неудивительно, что информация об этом дошла до самых верхов. От милиции потребовали в кратчайшие сроки найти преступников и вернуть в казну похищенные деньги.

Дерзких грабителей искали по всему необъятному Советскому Союзу. А нашли в Москве. Как-то раз в столичное управление БХСС поступила оперативная информация о том, что в городе появились какие-то подозрительные армяне, у которых много денег. Сотрудники ОБХСС немедленно нагрянули в квартиру, где, по оперативным данным, проживали гости. Однако выяснилось, что они уже съехали. Но оставили хозяйке квартиры телефон, по которому их можно найти.

Оперативники позвонили по указанному телефону и представились новыми жильцами той квартиры, с которой только что уехали армяне. А еще поведали о том, что обнаружили крупную сумму денег, якобы забытую гостями, и предложили ее привезти за небольшое вознаграждение. Армяне обрадовались и назвали свой новый адрес. Через час там уже шел обыск. Деньги, похищенные из Ереванского банка, были обнаружены в автомобильных покрышках…

За ограбление банка армяне получили «вышку», а майор милиции Николай Ткачев, руководивший операцией по задержанию преступников, — внеочередное звание полковника.

Не менее напряженной выдалась работа по поимке ставропольского умельца Виктора Баранова. Вообще на излете брежневской эпохи сотрудниками ОБХСС было распутано немало сложнейших уголовных дел, связанных с теневой экономикой и фальшивомонетничеством. Но даже на этом фоне дело Виктора Баранова стоит особняком — уж слишком яркой личностью оказался главный фигурант этой необычной истории.

Еще в начале 1970-х Баранов увлекся технологией изготовления бумажных денег. С этой целью он собирал книги по технике печати, гальванопластике и другим наукам. А когда в родном Ставропольском крае не осталось ни одной не прочитанной им книжки по нужной теме, Виктор Баранов отправился в Москву и несколько дней не вылезал из Ленинской библиотеки. Набравшись теоретических знаний, Баранов сконструировал у себя дома специальный пресс и в свободное от работы время (а трудился Баранов ни много ни мало — водителем в Ставропольском крайкоме КПСС) лихо печатал 25-рублевые и 50-рублевые купюры.

За несколько лет Баранов умудрился изготовить 1249 фальшивых банкнот на общую сумму свыше 23 тысяч полновесных советских рублей. Подделки были весьма высокого качества. На глаз отличить их от подлинных банкнот было практически невозможно. Это признавали и специалисты Гознака, приглашенные следователями в качестве экспертов по делу. Даже удивительно, каким образом в кустарных условиях Баранов смог изготавливать красители и бумагу, по внешнему виду ничем не отличавшиеся от продукции Гознака. Вот уж воистину полна земля русская талантами. Его бы энергию — да в мирное русло!

Денежные знаки барановского производства были замечены далеко за пределами Ставропольского края. То и дело они всплывали в Тбилиси, Одессе, Ростове-на-Дону, Харькове, Краснодаре, в Белоруссии, в Крыму. Кроме того, приезжая в Москву, Баранов расплачивался своими банкнотами даже в солидных столичных магазинах. Так, например, магазин «Богатырь» ставропольский самородок «обул» на 125 рублей. Позже суд обязал Баранова вернуть магазину эти деньги, так же как и десяткам других организаций и частных лиц, которые пострадали от его преступной деятельности.

В середине 1970-х к поиску злоумышленника были подключены лучшие оперативники Управления БХСС МВД СССР. Искусного фальшивомонетчика искали по всей стране. И неизвестно, сколько еще работал бы ставропольский «монетный двор», если б не случайное стечение обстоятельств.

Как-то раз, очевидно, по недосмотру, Баранов ошибся в подборе красителей, и цветовая гамма на нескольких 25-рублевых банкнотах получилась не такой, как на подлинных купюрах. Впрочем, Баранов был настолько уверен в своей неуловимости, что не придал этому факту особого значения и продолжал расплачиваться поддельными деньгами. И вскоре погорел. 12 апреля 1977 года на рынке города Черкесск Виктор Баранов был задержан при сбыте поддельной 25-рублевой банкноты. При личном обыске у него нашли еще 77 фальшивых банкнот.

Говорят, активную помощь милиции в задержании Баранова оказал агроном совхоза «Унцукульский» Дагестанской АССР Магомед Магомедалиев. Это он первым заметил, что 25-рублевая банкнота, которой расплатился один из покупателей на рынке, несколько отличается от обычной. Бдительный агроном тут же сообщил куда следует и подробно описал внешность покупателя. Так, с помощью случайного свидетеля ставропольские оперативники вышли на Баранова.

Почти год продолжалось следствие. Были проведены десятки экспертиз, допрошены сотни свидетелей и потерпевших. В марте 1978 года наш самый гуманный (и это без всякой иронии!) суд приговорил Виктора Баранова к 12 годам лишения свободы, хотя за такие преступления могли дать и «вышку». Очевидно, и судей, и всех, кто работал по этому делу, поразил высочайший уровень технического мастерства, с которым ставропольский умелец развернул свой подпольный монетный двор. Помимо срока, суд конфисковал все имущество Баранова, включая его знаменитый пресс (ныне он хранится в Центральном музее МВД РФ и пользуется, по словам сотрудников, повышенным интересом у посетителей), а также постановил взыскать с подсудимого в доход государства 23 тысячи 225 рублей.

Что же касается бдительного агронома Магомедалиева, его заслуги перед Родиной в деле поимки злостного фальшивомонетчика были отмечены благодарностью руководства МВД СССР. Его лично принимал в Москве министр внутренних дел генерал армии Николай Щелоков, а начальник Управления БХСС МВД СССР генерал-лейтенант милиции Павел Перевозник вручил агроному именные часы.

Свои двенадцать лет Виктор Баранов отмотал от звонка до звонка. Выйдя на свободу, работал в качестве консультанта в различных коммерческих организациях, которых к тому времени расплодилось немало. Как-то раз, будучи проездом в Москве, посетил Центральный музей МВД. Говорят, особый интерес у бывшего фальшивомонетчика вызвал раздел, посвященный Виктору Баранову…

«Дулевский коктейль»» или Алхимия XX века

1970-е годы XX века… Вроде бы тихое, мирное время, которое часто называют эпохой застоя. В газетах писали о «росте благосостояния трудящихся», и во многом это была правда. Но вместе с социалистической экономикой росла и экономика теневая.

В конце 1970-х годов в сфере внимания оперативников ОБХСС оказались золотые рубли вроде бы царской чеканки, время от времени изымавшиеся при обысках у тузов экономической преступности. В советские времена мошенникам приходилось вести себя осторожно. Они старались открыто не делать крупных приобретений, да и некуда было по большому счету вкладывать капиталы. Рынка недвижимости не существовало, рынка ценных бумаг тем более, а валюту они резонно считали делом опасным. И теневые воротилы имели обыкновение вкладывать деньги в нумизматические коллекции, главным образом в «николаевские червонцы».

Итак, царские червонцы… Несколько раз при обысках в те годы удавалось изъять по 5–6 таких монет. Их приобщили к делам, однако особой тревоги такие находки поначалу не вызвали. Но вот в разработку оперативников ОБХСС попал известный московский валютчик Павел Самсонов. Его взяли с поличным при попытке реализовать червонцы царской чеканки. И тут случилась сенсация. Самсонов сдал следствию 94 императорских червонца. 94! Откуда они возникли?

О золоте вообще и о золоте царской чеканки в частности в службе БХСС знали все. Где, сколько, откуда… Ведь речь шла об экономической безопасности государства. На карандаш взяли крупных коллекционеров, и расхитителей, и наследников. Оперативники с точностью до десятка представляли себе, какие суммы в царских червонцах ходили на черном рынке. И вдруг — такой клад, как снег на голову! Самсонов назвал какие-то фамилии и города, при этом главный источник поступления коллекционных золотых монет ему, по-видимому, не был известен. Откуда же золотишко? Оперативно проверили возможные маршруты «золотой жилы», однако все ниточки оказались оборванными. Пришлось допросить добрых полсотни валютчиков, крупных спекулянтов, но — практически безрезультатно.

Между тем пресловутые монеты попали в милицейскую лабораторию. Ее результаты оказались еще более сенсационными. Червонцы, изъятые у Самсонова, — это тщательно сработанная фальшивка!

И тут встал закономерный вопрос: какой смысл устраивать столь трудоемкую и опасную операцию по изготовлению подделок, если в руках преступника оказалось золото? Каковы мотивы? Почему он не пытается просто реализовать золотые слитки? И ведь какое умение применено! Логика неизвестного преступника долгое время оставалась загадкой для следствия. Кто он: крупный валютчик, цеховик, лихой авантюрист, связанный с приисковыми преступными группировками? Поиск шел по всем направлениям, хотя найти след до поры до времени не получалось.

С помощью консультантов удалось составить психологический портрет загадочного умельца. Он — интеллигентный, по всей видимости, образованный человек, несомненно, имеющий или имевший отношение к химии. Яркая, нестандартно мыслящая личность. Скорее всего, не связан напрямую с уголовным миром. Вероятно, торговля коллекционными монетами представляется ему более безопасным делом, нежели торговля слитками или золотым песком. Предполагалось, что свое кустарное производство по чеканке царских червонцев он организовал дома…

С такими сведениями настало время проанализировать, что необходимо для работы столь замечательной домашней лаборатории. Стекло, металл, оборудование, включая труднодоступную химическую посуду… Вот тут-то следствие и расставило ловушки. По всей стране разослали спецуказания: следить и сообщать в Москву о каждом хищении химических препаратов и химической посуды.

Теперь следовало ожидать, чтобы не вспугнуть нашего золотопромышленника. И лишь сложная цепочка следственных действий, неожиданных совпадений и смутно проглядывавших фактов привела оперативников в тихий подмосковный городок, из которого псевдоцарские червонцы шли в Москву, в загашники самых состоятельных теневиков и увлеченных коллекционеров.

…Небольшой городок Дулево, что в Орехово-Зуевском районе Подмосковья, навсегда войдет в анналы истории не только как центр российской фарфоровой промышленности, но и как город, где несколько лет подряд орудовали подпольные фальшивомонетчики. Причем орудовали с таким размахом и выдумкой, что для расследования всех их похождений сотрудникам ОБХСС понадобилось больше двух лет. А началось все летом 1980 года, когда вся страна дружно готовилась встретить гостей и участников Московской Олимпиады.

Итак, в один солнечный июльский день у отводчицы живописного цеха Дулевского фарфорового завода была обнаружена недостача. Чтобы понять, что такое недостача у отводчицы Дулевского завода, вкратце рассмотрим технологию производства фарфоровых изделий. По традиции, зародившейся еще в позапрошлом столетии, дулевский фарфор декорировали золотом. Самым настоящим! Так завел знаменитый заводчик, купец Терентий Кузнецов, создатель дулевского фарфора. Для этого жидкое золотишко, а точнее золотосодержащий раствор, специальной кисточкой наносили на поверхность изделия. Занимались этим отводчицы. После окончания смены неизрасходованный жидкий металл сдавался на склад.

Дирекция Дулевского завода не раз обращалась к специалистам-химикам с официальным запросом: в каком режиме содержать «жидкое золото»? Как особо ценный стратегический продукт или как самый обычный производственный материал? Ответы звучали категорично: никакой стратегической ценности «жидкое золото» не представляет. Секрет его превращения в сплав не найден ни в СССР, ни за рубежом, поэтому не стоит проявлять излишней бдительности. И за расходом «дулевского коктейля» руководство завода следило спустя рукава. Однако весной 1980 года Дулевским заводом всерьез заинтересовались оперативники ОБХСС. Дело в том, что как-то раз после смены у одной из отводчиц обнаружилась недостача аж двух килограммов золотосодержащего препарата.

В тот же день по месту жительства отводчицы (а жила она, как и многие работницы Дулевского завода, в заводской общаге) при обыске были найдены два литровых флакона с характерной темноватой жидкостью: именно так выглядел 12-процентный раствор жидкого золота, который использовался для декора фарфоровых изделий. По данному факту было немедленно возбуждено уголовное дело.

Перво-наперво допросили арестованную отводчицу. Та упираться не стала (какой смысл?) и тут же заложила покупателя: некоего Шанаева. На следующий день оперативники учинили обыск на его квартире. В специально оборудованных тайниках сыщики откопали ни много ни мало — 27 бутылок золотосодержащего препарата и 35 золотых слитков общим весом один килограмм 746 граммов.

Шанаев на допросах тоже юлить не стал, а сдал со всеми потрохами своих подельников. Постепенно взяли всех, кто участвовал в цепочке купли-продажи. В общей сложности их набралось 60 человек. Клубок, который сыщики педантично распутывали на протяжении нескольких месяцев, привел, наконец, к «крестному отцу» дулевской мафии — Равилю Мянсуровичу Невмятову. А он свои торговые дела вел с крайней осторожностью и искусством конспирации тоже владел безукоризненно. Однако и на старуху, как говорится, бывает проруха.

Неуловимый умелец попался на элементарном металлическом рычаге. Как-то раз слесарь знаменитого московского завода «Калибр» задержался после смены, чтобы выточить по заказу Невмятова рычаг. Прежний рычаг у «крестного отца» сломался от перенапряжения. Разумеется, слесарь ничего не знал о деталях «невмятовского производства», просто зарабатывал свой не вполне трудовой «четвертной». Криминальных наклонностей слесарь не имел и на первом же допросе вывел оперативников на Невмятова. Дальнейшее оказалось делом профессионализма. Обыск, задержание, следственный изолятор… Одно оставалось неясным: откуда Невмятов добывал в таких количествах золото для чеканки?

Вскоре нашелся ответ и на этот вопрос. Оказалось, что еще в школе любимым предметом Невмятова была химия. В научно-популярной литературе он читал о средневековых алхимиках, которые якобы с помощью философского камня превращали ртуть в золото. Извлечь золото из раствора! Чем не задача для алхимика XX века? Невмятов загорелся этой идеей. Опытам, исследованиям, чтению научных книг он, как одержимый, посвящал дни и ночи. В бесплодных поисках прошло несколько лет. И в один прекрасный день алхимику улыбнулась удача.

Впервые на Дулевский фарфоровый завод скромный советский служащий Невмятов обратил свой взор еще летом 1975 года. Завел полезные знакомства. И вот одна знакомая отводчица как-то раз в разговоре с Невмятовым обмолвилась о том, что у нее иногда остается после смены золотосодержащий препарат. Невмятов, мгновенно сообразив, что к чему, попросил дамочку прихватить с собой пузырек-другой. Дамочка прихватила. За что и получила денежку наличкой. Обоим начинание понравилось. Дамочка даже экономить стала, чтобы в конце смены больше препарата оставалось. Ибо за каждый пол-литровый флакон Невмятов платил «четвертной», что для простого советского труженика было очень даже приличной суммой. Иногда ежемесячно она получала от алхимика по три-четыре заводские зарплаты. Постепенно к процессу экономии подключились и другие отводчицы живописного цеха. Невмятов платил исправно всем, а что было с золотосодержащей жидкостью дальше, никто из несунов не интересовался.

А происходили с жидкостью удивительные вещи. Вопреки расхожему мнению о том, что из жидкого золота невозможно получить слитки, Невмятов придумал весьма простой и эффективный способ металлизации жидкого сырья путем выпаривания препарата и добавления соответствующих химических реактивов. Именно так впоследствии назовут «ноу-хау» Равиля Мянсуровича эксперты МВД СССР. После всех выпариваний и добавлений получившийся слиток Невмятов обрабатывал кислотой, благодаря которой металл приобретал характерный желтый цвет.

Из каждой бутылки дулевского «жидкого золота» Невмятов добывал от 12 до 17 граммов твердого золота. Расходы на оплату «работы» отводчиц составляли от 150 до 250 рублей, а золота алхимик получал на сумму от полутора до двух с половиной тысяч рублей, то есть на порядок больше. Он был в полной уверенности, что нашел золотое дно, что запасы сырья восполняемы до бесконечности. Ведь никому в голову не придет, что бесполезное «жидкое золото» можно воровать, а секрет превращения раствора в благородный металл знает только великий алхимик!

Покупателей невмятовского золота было хоть отбавляй. В короткий срок Равиль Мянсурович превратился в подпольного советского миллионера. Однако хотелось чего-то большего… Художественного.

Это «большее» наступило, когда к Невмятову с пикантной просьбой обратился художник межрайонной художественно-промышленной мастерской Юрий Нечудов. Оказалось, что в свободное от рисования коммунистических плакатов время Нечудов активно приторговывал золотишком, но вскоре понял, что гораздо выгоднее толкать не слитки, а штампованный товар, например, монеты. За монеты царской чеканки состоятельные нумизматы готовы были отвалить любую сумму. Да и по степени риска операции с монетами ни в какой сравнение не шли с торговлей слитками. В конце концов, всегда можно было сослаться на бабушкино наследство или случайную находку.

Словом, Нечудов решил превращать слитки в монеты и пришел за консультациями к Равилю Мянсуровичу Невмятову. Тому идея понравилась. Так в Ликино-Дулево возникло организованное преступное сообщество, именуемое в народе шайкой, которое принялось со страшной силой превращать жидкое золото сначала в слитки, а затем — в нумизматические раритеты.

Справедливости ради следует сказать, что технически сделать это было очень непросто. Несколько месяцев, к примеру, ушло на создание малогабаритного пресса, с помощью которого можно было бы получать оттиски с изготовленных матриц. В конце концов совместными усилиями пресс был изготовлен. Внешне он напоминал пушку с длиной ствола 20 см. Разница, однако, заключалась в том, что внутри ствола снаряд заменялся поршнем, который приводился в движение взрывом строительного патрона. В общем, патрон взрывался, толкал поршень, тот ударял по матрице, матрица — по заготовке… В результате получался оттиск оригинала — царской монеты достоинством десять рублей. Чуть позже Невмятов где-то раздобыл еще и пятирублевую монету, так что иногда приятели вносили в процесс штамповки некоторое разнообразие.

Два года в гараже Невмятова кипела работа. Червонцы выстреливались один за другим. Однако вскоре подпольные фальшивомонетчики поняли, что технология, ими придуманная, весьма далека от совершенства и отнюдь не безопасна, как они думали поначалу. Во-первых, часто лопались матрицы. Приходилось изготавливать новые. На это уходило время и металл. А во-вторых, процесс изготовления сопровождался оглушительным грохотом: строительный патрон бесшумно не стреляет. Чтобы не привлекать к себе излишнего внимания соседей, приходилось делать длительные паузы — по месяцу, а то и по два. Между тем, аппетиты «алхимиков» росли день ото дня. Нечудову, к примеру, позарез захотелось новую «Волгу», а Невмятову — домик в Крыму… В общем, нужно было решительно улучшать технологию. И алхимики ее улучшили.

Методом проб и ошибок в невмятовском гараже был собран ни много ни мало — гидравлический пресс. Стоило это полгода напряженной и довольно рискованной работы. Во время испытаний пресса Равиль Мянсурович даже получил ранение руки от разорвавшейся втулки. Но и это не остудило его пыл. Наконец, чудо-пресс был собран и запущен. Пробную партию монет удалось отштамповать без сучка и задоринки. А главное — улучшилось качество выпускаемой продукции: внешне она ничем не отличались от настоящих николаевских монет.

Дело пошло… Невмятов показал себя умелым конспиратором. Сколько проходило встреч в московских ресторанах, на вокзалах и даже на квартирах — и ни разу он не привлек внимание милиции.

С января 1978 года по июнь 1980 Невмятов с Нечудовым изготовили для продажи 1494 поддельных золотых червонца и одну пятирублевую монету. Своему дяде Равиль Мянсурович успел сбыть 366 монет, заработав на этом 182 тысячи 625 рублей. Остальные монеты Невмятов намеревался продать за 621 тысячу рублей, но не успел этого сделать по той простой причине, что был арестован. Во время обыска у него изъяли более семи килограммов золота на сумму 332 тысячи рублей, 1129 золотых монет, в каждой из которых содержалось не менее восьми граммов чистого золота, и более трех с половиной килограммов ювелирных изделий на общую сумму свыше 106 тысяч рублей. Таким образом, общая стоимость изъятых у Невмятова ценностей достигла миллиона полновесных советских рублей.

Следствие по этому делу продолжалось два с половиной года. Начавшись с дела о хищении золотосодержащей жидкости с Дулевского завода, расследование постепенно обросло таким количеством информации и уголовных эпизодов, что пришлось выделять «алхимическую» деятельность Невмятова в отдельное делопроизводство. Им занимались сотрудники Главного следственного управления МВД СССР.

И еще одна интересная деталь. Из сентиментальных чувств Невмятов подарил один червонец своей любимой учительнице. Разумеется, это была учительница химии. Из-за червонца пожилую женщину убил сосед по коммунальной квартире — уголовник Виктор Бочинин. Этот сюжет произвел сильное впечатление на Невмятова и, возможно, подтолкнул его к признанию…

Всеми силами алхимик старался избежать расстрельного приговора и быстро пошел на сотрудничество со следствием. Он заговорил. Показал свою лабораторию, рассказал о рынке сбыта, о своих разнообразных деловых связях. Поначалу оперативники и следователи были уверены, что Невмятов привирает. Даже возникло подозрение, что Равиль Мянсурович страдает манией величия или изображает сумасшедшего… Слишком уж невероятная история получалась — прямо сказка о средневековых волшебниках! «Этого не может быть просто потому, что этого быть не может!» — воскликнул эксперт-химик Всеволод Стариков, приглашенный следователями для ознакомления с результатами экспертизы. «Фантазии» Немвятова чем-то напоминали сюжет популярного в те годы французского фильма «Анжелика и король». Там тоже один из героев научился добывать золото, за что и поплатился.

Однако Невмятов стоял на своем. Правда, открыть следствию чертежи волшебного аппарата он поначалу отказывался. Не хотел открывать все козыри, надеялся надолго остаться единственным хранителем золотой тайны. Но в конце концов он согласился поучаствовать в следственном эксперименте. Согласился не в последнюю очередь из авторского тщеславия. Ему хотелось, чтобы о великом открытии заговорили… И вот для него воссоздали условия домашней лаборатории. Дали бутылку «дулевского коктейля». Четырнадцать часов шел химический процесс, который снимали на кинопленку, и, к удивлению экспертов, Невмятов получил 6 граммов чистого золота. С этого момента к нему уже не относились как к фантазеру или безумцу. Хотя доля безумия в его поведения все-таки прослеживалась…

4 декабря 1982 года дело № 376 было полностью окончено и передано в суд. Судьбу гражданина Невмятова обсуждали на высшем политическом Олимпе — на заседаниях Политбюро. О преступнике говорили чуть ли не как о гениальном химике. Хотя это вовсе не означало снисходительного отношения к его преступлениям. Шел 1983-й «андроповский» год. Была сформулирована главная задача государства: восстановить уважение к закону, представление о неотвратимом и строгом наказании за экономические преступления. Монополия на операции с золотом стала одной из основ советской экономической и политической системы, а Невмятов покушался на нее с размахом… Учитывая особую изощренность и крупный масштаб деяний, суд проявил суровость. Невмятов получил высшую меру наказания, остальные участники — длительные сроки тюремного заключения. Так закончилась эта удивительная история, которая потрясла даже видавших виды оперативников ОБХСС.

Вопросы:

1. Появились ли в 1970-е новые виды экономической преступности?

2. В чем основные особенности работы ОБХСС в те годы?

3. Насколько успешно удавалось решать свою задачу службам БХСС?

ПРОТИВ ТОРГОВОЙ МАФИИ 

За витринами универмага

Речь в этой главе пойдет об одном из видных торговых воротил семидесятых — восьмидесятых годов.

В так называемые застойные годы московские модники и модницы регулярно захаживали в Сокольнический универсальный магазин. По тем временам это был настоящий дворец торговли: магазин занимал два этажа в длинном жилом здании на Сокольнической площади, а также имел три филиала в разных районах Москвы. Именно в этот столичный универмаг частенько завозили всякий дефицит. Например, там работала ювелирная секция, где можно было подобрать неплохие изделия из золота и драгоценных камней.

Руководил Сокольническим универмагом Владимир Кантор — личность весьма интересная. Член КПСС, депутат райсовета, мастер спорта по борьбе. Его даже приглашали в качестве судьи на важные борцовские соревнования! Он водил дружбу с влиятельными людьми того времени, а с председателем Мосгорисполкома Владимиром Промысловым и вовсе состоял в родственных отношениях, о чем охотно упоминал при любом удобном случае. А во-вторых, при любом удобном случае Кантор упоминал и тот факт, что во время Великой Отечественной войны он служил на передовой и проливал кровь за Родину. В брежневские годы к ветеранам войны отношение было более чем трепетное. Особенно к тем, кто служил в действующей армии. Кантор, правда, на передовой никогда не был — всю войну он охранял в тылу какие-то склады. Однако, пользуясь своими связями, директор Сокольнического универмага раздобыл справку о том, что находился на передовой и даже получил ранение. Это позволило ему оформить пенсию по инвалидности. А в преддверии 40-летия Великой Победы Кантора должны были наградить орденом Отечественной войны I степени.

Впрочем, в поле зрения оперативников ОБХСС Владимир Кантор попал не за махинации с ветеранскими бумагами (хотя в деле будут упомянуты и эти грешки торгового туза). В Управлении БХСС Москвы имелась и более серьезная информация, а именно: об аферах директора универмага с драгоценными камнями и «ювелиркой». Заработать, нажиться на дефиците он позволял всем, благо этого добра в магазин поступало достаточно. С руководством московского торга, тем же Трегубовым, отношения были прекрасные. Специально для Кантора товар, предназначенный для валютных магазинов «Березка», как некондиционный направляли в универмаг «Сокольники». Весь дефицит В. Кантор распределял лично. Образцы товара приносили в его кабинет. По согласованию с ним, как правило, значительную часть через заведующего одного из филиалов универмага В. Чернявского сплавляли «штатным» спекулянтам. Перед своим кабинетом директор универмага «Сокольники» поставил настоящий светофор. Это выглядело солидно: он включал тот или иной свет — а секретарша тут же понимала, можно ли допускать к телу посетителей…

Благодаря могущественным связям В. Кантор мог при желании решить любой вопрос: от получения квартиры, покупки автомашины до награждения правительственной наградой. Расплачиваться продавщицам приходилось тут же, на директорском диване… Тогда на директорском светофоре надолго загорался красный свет. В приемной ожидающие переглядывались друг с другом с понимающей улыбкой. Некоторые молоденькие продавщицы вынуждены были соглашаться на его притязания даже ради получения положительной характеристики для поступления в институт.

Хуже приходилось тому, кто был строптив и решался отовариваться дефицитом без ведома всемогущего директора. Однажды он узнал, что серьги с бриллиантами за 1600 рублей купила себе его заместитель Л. Архипова. Кантор пришел в ярость и потребовал положить покупку на стол. Услышав отказ, процедил сквозь зубы: «В таком случае я с вами работать не смогу!»

Архипова была вынуждена уйти «по собственному желанию». Гнев Кантора был вызван тем, что строптивый заместитель позволила вторгнуться в святая святых его подпольной деятельности. Дело в том, что основным источником доходов Кантора в конце 70-х — начале 80-х была скупка ювелирных изделий накануне подорожания и затем продажа их через ту же самую секцию с помощью заведующей Ульяновой. В те годы время от времени происходила переоценка ювелирных изделий. В результате их стоимость обычно возрастала сразу вдвое, а то и втрое. Зная об этом, а также имея своих людей в вышестоящих торговых организациях, Кантор за пару дней до очередной переоценки скупал все ювелирные изделия, находившиеся в продаже в его универмаге. А когда цены на те же бирюльки удваивались, он снова выставлял их на продажу, неплохо зарабатывая на этой простой операции.

Данные о том, что обаятельный директор универмага занимается незаконной деятельностью, поступали в управление БХСС уже давно

— В том, что Кантор жулик, я не сомневаюсь, — заметил Стерлигов. — Но жулик не рядовой. Таких нужно брать исключительно с поличным, предварительно самым тщательным образом задокументировав все его махинации. Попрошу вас, Александр Петрович, лично заняться этим делом. Управление окажет вам любую помощь.

Забегая вперед, отметим, что свое слово начальник сдержал: действительно, в работе по изобличению Кантора был задействован практически весь личный состав Московского управления БХСС. Но это будет позже, а тогда, осенью 1984 года, полной уверенности в том, что Кантора удастся привлечь к уголовной ответственности, еще не было. И вот почему.

Дело в том, что директор Сокольнического универмага, по имевшейся информации, намеревался уйти на заслуженный отдых. И в самом деле, возраст у него уже был глубоко пенсионный, а денег и ценностей за долгие годы руководства универмагом он наворовал столько, что хватило бы на старость не только ему, но и его детям и внукам. Так что вопрос с уходом Кантора был практически решен. Но уйти он хотел с помпой, торжественно, так, чтобы об этом говорила вся Москва. И приурочить свой выход на пенсию директор намеревался к Дню Победы. Накануне 9 мая 1985 года Кантору должны были вручить орден Отечественной войны I степени. Это, по замыслу Кантора, будет эдаким «дембельским» аккордом, достойным завершением долгой карьеры торгового работника.

Оперативники понимали, что времени на раскачку у них нет. Если все получится так, как задумал предприимчивый директор, старания сыщиков пойдут прахом: уйдя на пенсию, Кантор станет практически недосягаемым для органов БХСС. Поэтому привлечь его к реальной уголовной ответственности можно было либо до праздника Победы, либо никогда.

Памятуя об этом, Мордовец и его коллеги включились в работу. Надо было в предельно сжатые сроки собрать и тщательно зафиксировать все, что происходит в Сокольническом универмаге и его филиалах. Несколько месяцев кряду группы оперативных работников неусыпно отслеживали, когда, кому и какие товары поступают. Одновременно были взяты под контроль квартиры самого Кантора и возможных соучастников его афер. Все телодвижения директора и его подельников снимались на видеопленку, чтобы затем, в процессе следствия и судебного разбирательства, служить убедительными доказательствами противозаконной деятельности.

Вообще потрясающие люди служили в те годы в Московском управлении БХСС. Это были не только профессионалы своего дела, но и люди одержимые, готовые работать ради торжества справедливости сутками напролет. И это не метафора. Чтобы собрать улики по делу Кантора, оперативникам приходилось работать даже по ночам. Особенно досталось тем, кому поручили наблюдать за гаражом и квартирой самого Кантора. Выбрав неприметное место для наблюдения, оперативники часами, в любую погоду, поджидали своего «подопечного», чтобы запечатлеть на видеокамеру некоторые любопытные подробности из жизни директора универмага…

И вот, наконец, наступил момент, когда собранной информации оказалось достаточно, чтобы взять с поличным всех участников торговых махинаций. Датой операции было выбрано 4 апреля 1985 года. Как раз накануне с прилавков Сокольнического универмага исчезли все драгоценности — значит, скоро должна была пройти переоценка.

По воспоминаниям Александра Мордовца, в операции по задержанию Кантора было задействовано в общей сложности триста человек. Специальные группы оперативников отправились одновременно по всем адресам: в сам магазин и его филиалы, а также на квартиры подручных директора, чтобы исключить какие-либо неожиданности. Причем, все действия проводились в обстановке строжайшей секретности. Люди, участвовавшие в задержаниях, до последнего момента сами не знали, кого именно и где они будут «брать». Просто оперативники заходили в служебный автобус, рассаживались в салоне. После чего в автобус входил Александр Мордовец, возглавлявший операцию, и подробно инструктировал людей. Затем автобус отправлялся по нужному адресу. Поскольку ни пейджеров, ни мобильников в середине 1980-х годов еще не было, утечка информации практически исключалась.

Самого Кантора взяли утром возле его гаража. Директор спокойно садился в машину, чтобы отправиться на работу, и вдруг как гром средь ясного неба:

— Гражданин Кантор, вы арестованы!

Нужно было видеть выражение его лица. Первые секунды — изумление, затем искреннее негодование, потом — бешеная злоба:

— Да вы что себе позволяете? Не знаете, кто я такой? Да я вас в порошок сотру…

Впрочем, оперативников такими угрозами не запугаешь. К моменту ареста Кантора столичные опера уже провели целую серию блестящих операций по задержанию высокопоставленных аферистов. И каждый раз во время ареста слышали одно и то же: дескать, недолго вам носить погоны, сейчас позвоню кому надо — и полетят ваши головушки… Александр Мордовец, например, возглавлявший операцию по аресту Кантора, тремя годами ранее вел дело некоего Бориса Буряцы. Тогда, весной 1982-го, этот Буряца тоже кричал, ругался и грозился позвонить самому… Леониду Ильичу Брежневу. Как потом выяснилось, угрозы эти были не на пустом месте. Буряца, бывший в начале 1980-х годов одним из самых респектабельных московских фарцовщиков, водил дружбу с дочерью Генерального секретаря ЦК КПСС. Эта история вполне заслуживает отдельного рассказа, и мы к ней обязательно вернемся. А пока — дело Владимира Кантора, заключительный этап.

Итак, утром 4 апреля 1985 года директор Сокольнического универмага был арестован. В тот же день были проведены обыски. В рабочем кабинете Кантора обнаружили огромные суммы денег, в том числе и в валюте, а также облигации 3-процентного займа. Но еще больший улов ожидал оперативников в гараже Кантора. Там, в укромном местечке под обшивкой, хранился весь ассортимент ювелирной продукции, которая исчезла накануне из Сокольнического универмага: сотни колец, кулонов, брошей, сережек… От их сияния слепило глаза. Шутка ли сказать, триста украшений — одно другого краше и дороже! И все — с магазинными ценниками и бирками. Хоть завтра на прилавок!

Но и это еще не все. Во время длительного наблюдения за квартирой Кантора оперативники вычислили еще один тайник: между двумя оконными рамами на лестничной площадке возле квартиры директора. Там Кантор хранил серьги и кольца с бриллиантами. Каждый бриллиант, кстати, весил от четырех до шести карат… И при таком размахе в аферах он не гнушался и мелкими взятками. Случалось, брал и по десять — пятнадцать рублей…

Три дня шел обыск на даче Кантора в подмосковном Кратово. Сотрудникам УБХСС пришлось довольно серьезно потрудиться. Но им все-таки удалось обнаружить тайник, который можно считать настоящим кладом, ибо по этому поводу Кантор заявил, что ценности не имеют к нему никакого отношения, а скорее всего принадлежат бывшему владельцу дачи, эмигрировавшему в США, но забывшему, видимо, забрать с собой накопления. Одна беда — все драгоценности были с уже хорошо знакомыми бирочками из универмага в Сокольниках.

Буквально на вес золота оказались двери в гараже сына Владимира Кантора, ибо все полое пространство было буквально набито ювелирными изделиями почти на 250 тысяч рублей и облигациями Государственного 3-процентного займа почти на 60 тысяч рублей.

В сейфе заместителя директора универмага «Сокольники», ключ от которого был только у Кантора, оперативники обнаружили драгоценностей почти на сотню тысяч рублей.

При подробном осмотре универмага выяснилось, что в различных сейфах, стоящих в других кабинетах, хранились деньги, чеки Внешпосылторга, дубленки, сберегательные книжки, которые принадлежали В. Кантору…

Всего же в ходе следствия у Кантора было обнаружено и изъято 749 ювелирных изделий и монет из драгоценных металлов общим весом более 10 килограммов, золото, бриллианты, изумруды, серебро и так далее на сумму 613 тысяч 589 рублей.

Для самого Кантора арест оказался полной неожиданностью. Он явно готовился к другому сценарию развития событий. Однако суд внес серьезные коррективы в его планы: вместо ордена Отечественной войны и почетного выхода на заслуженный отдых Владимир Кантор, получив солидный срок по приговору суда, вскоре умер…

Борька-цыган

В начале 1980-х годов в поле зрения оперативников ОБХСС попала некая Раиса Паталах. Дамочка трудилась маникюрщи-цей в одном из столичных салонов, а в свободное от работы время активно занималась спекуляцией. Все, кто бывал в ее квартире, в один голос уверяли, что она напоминала шикарный магазин — вроде тех, что иногда мелькали в западных кинофильмах. У маникюрщицы Раисы всегда можно было прикупить роскошные импортные костюмы, модные в те времена дубленки, ювелирные украшения и многое другое.

Солидных покупателей дамочка, как выяснилось, находила среди клиентов своего салона. Пришлось внимательно за ним понаблюдать. И вскоре основной круг знакомств Раисы Паталах был установлен. Особенно заинтересовала оперативников личность некоего Бориса Буряцы, артиста Большого театра.

Правда, в театре он бывал нечасто. Предпочитал гастрольные поездки. А вскоре выяснилось, что гастрольные поездки Буряца организовывал не для кого-нибудь, а для дочери самого Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева. Где и когда состоялось их знакомство — неизвестно, зато в ходе расследования этого дела оперативники выяснили, что Борис Буряца пользовался безграничным доверием Галины Леонидовны, регулярно устраивал специально для нее концерты цыганского хора или выступления какого-нибудь хореографического ансамбля. Взамен Галина Леонидовна организовывала для Буряцы посещения специальной, закрытой для простых смертных, 200-й секции ГУМа, где можно было по смешным ценам приобрести любые импортные шмотки. Буряца этим активно пользовался. Именно артист Большого театра служил главным поставщиком заграничных товаров для домашнего магазина Раисы Паталах.

Жил Буряца на широкую ногу: имел шикарную квартиру в центре Москвы, по городу катался на собственном «Мерседесе», посещал дорогие рестораны, коллекционировал антиквариат. А самое главное — не очень-то и скрывал свое материальное благополучие, очевидно, полагая, что знакомство с дочерью Генсека сделает его неприкасаемым для органов БХСС.

Однако не сделало! Бориса Буряцу, или «цыгана», как его называли между собой оперативники, задержали в тот момент, когда он ехал по Садовому кольцу в своей шикарной иномарке. Чтобы раньше времени не привлекать внимания, оперативники разыграли мини-спектакль с участием инспектора ГАИ. Тот остановил «Мерседес» Буряцы якобы за превышение скорости. Буряца, как обычно, вальяжно вышел из машины и небрежно бросил инспектору:

— Командир, я спешу, давай по-быстрому разберемся на месте…

А в ответ услышал:

— Гражданин Буряца, вы арестованы по подозрению в спекуляции. Попрошу вас пройти в служебную машину.

Всю дорогу на Петровку Буряца кричал, что так просто он этого не оставит. Даже будучи в кабинете следователя, Буряца не верил в то, что он арестован, и грозился позвонить куда надо. А пока Борис «пел арии» о своих высокопоставленных друзьях, в его квартире шел обыск. Оперативники ОБХСС изъяли огромное количество старинных книг, икон, антикварной мебели и даже изделий фирмы Фаберже. А в особом тайничке обнаружили шкатулку, где одних только бриллиантов насчитали около семидесяти. А еще десятки золотых колец и прочих ювелирных изделий на общую сумму почти в миллион рублей.

Любопытно, что эту шкатулку удалось обнаружить совершенно случайно. И помогли оперативникам, как ни странно, родственники самого Буряцы. Как только стало известно о задержании певца, на Петровку тут же обратилась его родня с просьбой разрешить ей пожить на квартире Бориса. Дескать, будет кому за «хатой» присматривать да цветочки поливать. Это навело оперативников на мысль о том, что в квартире спрятаны какие-то ценности, которые при первом обыске найти не удалось. Не цветочки же, в самом деле, интересовали ушлых родственничков!

Пришлось устроить в квартире Буряцы еще один обыск — с применением новейших технических средств. Однако безрезультатно! И когда уже оперативники потеряли всякую надежду найти что-нибудь заслуживающее внимания, одна из сотрудниц, присутствовавшая на обыске, предложила отодвинуть огромный шкаф, упиравшийся в потолок. За шкафом и оказался искусно спрятанный тайник с бриллиантами и кольцами.

Но самое главное — еще во время первого обыска в квартире Буряцы нашли немало вещей с магазинными бирками, то есть предназначенных для перепродажи. А это уже подпадало под соответствующую статью УК о спекуляции и тянуло на реальный срок. Поняв это, Буряца перестал корчить из себя неприкасаемого и признался, что специально покупал вещи для дальнейшей перепродажи. С этой целью и водил знакомство с Раисой Паталах, предпочитая использовать ее квартиру в качестве склада готовой продукции. А Галина Леонидовна Брежнева, допрошенная следователями по этому делу, подтвердила, что не раз приводила Бориса в знаменитую 200-ю секцию главного универмага страны.

За спекуляцию в особо крупных размерах Бориса Буряцу приговорили к семи годам лишения свободы. Никакие связи и знакомства певцу не помогли.

Богема уходит в подполье

В эпоху Леонида Ильича Брежнева большую популярность у московской богемы приобрели всякого рода неформальные выставки и концерты. Как правило, их устраивали на частных квартирах. Однако нередко площадкой для проведения таких мероприятий становились и государственные учреждения — клубы, рестораны и кафе. Днем они работали как учреждения культуры или общественного питания, а по ночам превращались в место извлечения нетрудовых доходов, причем иногда в особо крупных размерах.

Подпольные концерты приносили их организаторам немалые деньги. Одним из первых, кто поставил это дело на поток, стал выпускник Московского экономико-статистического института Юрий Айзеншпис. Схема была проста. Используя свое врожденное обаяние и неплохо подвешенный язык, Айзеншпис договаривался с директорами столичных клубов и домов культуры о выступлении какой-нибудь музыкальной группы. Обычно такие концерты проходили в вечернее время и неизменно вызывали большой интерес у публики. От них веяло чем-то запретным, а любое проявление «бунтарства» и вольнодумства в те годы притягивало столичную богему, словно магнит. И вот Айзеншпис, зная о предстоящем выступлении, заранее скупал все билеты на вечерние концерты, а затем продавал их по более высокой цене. На этих спекулятивных операциях он и сколотил себе приличное состояние.

Впрочем, свой первый срок Айзеншпис получил не за организацию подпольных концертов и даже не за спекуляцию билетами. За ним водились и другие грешки.

Еще в конце 1960-х годов, когда правоверный советский гражданин знал о долларе только по книжкам и фильмам, Айзеншпис умудрился накопить на перепродаже билетов кругленькую сумму в заокеанской валюте. По воспоминаниям ветерана Московского управления БХСС Виктора Кораблева, при обыске у Айзеншписа изъяли 7 тысяч долларов, но сам продюсер впоследствии признавался, что оперативники нашли далеко не все его сбережения. На самом деле к моменту ареста долларов у него было раза в три больше. Эти денежки якобы предназначались для покупки за границей современного звукового оборудования и музыкальных инструментов. В Советском Союзе всего этого было не достать, поэтому, дескать, Айзеншпис и занимался незаконными валютными операциями.

Кроме того, Айзеншпис не брезговал и банальной фарцой. По оперативным данным, он в свободное от организации концертов время периодически катался в Грузию и скупал у тамошних теневиков дефицитную мужскую одежду, в частности, водолазки. В конце 1960-х эти водолазки пользовались бешеной популярностью у всех, кто считал себя представителем «высшего света». За них столичный бомонд и всякая полубогемная публика готова была платить любые деньги. Айзеншпис наладил деловые контакты с грузинскими цеховиками: те в подпольных мастерских штамповали водолазки, а Юрий сбывал их в Москве.

О своей авантюрной одиссее Айзеншпис, уже будучи умудренным сединами музыкальным продюсером, не без философского юмора рассказал в книге воспоминаний. Дело, в его изложении, выглядело так: «Занимаясь куплей-продажей музыкальных дисков, я почувствовал вкус к деньгам и красивой жизни. Потом последовали джинсы, аппаратура, меха. Потом золото и валюта. Именно в 1965 году я впервые увидел и пощупал американские доллары…

…В 1969 году в Москве открылась контора Внешторгбанка СССР, где продавали золото в слитках… Почти каждый день для меня покупалось золото в этой удивительной конторе… Но самая трудоемкая работа состояла в приобретении максимально возможного количества валюты. И этим делом я занимался постоянно, денно и нощно… Фарцовщики скупали мне валюту по всему городу. До десятка таксистов привозили мне свою валютную выручку, поставляли "зелень" даже валютные проститутки или путаны… Кстати, в те годы я пользовался услугами проституток не только в коммерческом отношении. Иногда и по их непосредственной специальности со скидками».

Но и это еще не все. Когда оперативники столичного управления БХСС начали плотно заниматься похождениями Айзеншписа, выяснился и такой любопытный факт из его биографии. В те годы Айзеншпис проживал в квартире возле метро «Щукинская». Неподалеку от его дома находилась электроподстанция. Так вот, ушлый импресарио, пустив в ход все свое обаяние, договорился с работниками электроподстанции, и те установили в его квартире телефон. Фокус состоял в том, что по всем документам этот телефон числился за энергетиками, но пользовался им только Айзеншпис. При этом не платил за услуги телефонной связи ни копейки. А поскольку специфика его трудовой деятельности была связана с постоянными телефонными переговорами, в том числе и междугородними, за несколько лет Айзеншпис умудрился «надуть» советское государство не на одну сотню рублей.

Арестовали Айзеншписа седьмого января 1970 года. При обыске, помимо крупной суммы денег в рублях и валюте, у него нашли и огромное количество кассет с записями популярных в те годы полублатных песен. За незаконные валютные операции и спекуляцию в особо крупных размерах Юрий Айзеншпис был осужден на 10 лет лишения свободы. Кстати, впоследствии, когда из банального спекулянта и прощелыги Айзеншпис превратился в респектабельного музыкального продюсера, он не раз признавался в том, что первый его арест был абсолютно правомерным и что сотрудники ОБХСС действовали четко в рамках тогдашнего законодательства.

А что дальше? Предоставим слово самому продюсеру: «Я отсидел, вышел на свободу, а через несколько недель провернул крупную операцию по купле-продаже 50 тысяч фальшивых долларов. Сел еще на семь лет». Надо признать, лагеря его не сломили. Возможно, тюремный опыт даже помог Юрию завоевать место под солнцем в перестроечном шоу-бизнесе. Хотя здоровья не вернешь… Впрочем, все это — сюжет для другой книги о другой эпохе.

Маэстро Звездинский, слезайте с коня…

Пока Айзеншпис отбывал свой срок в одной из колоний под Красноярском, в Москве организацией подпольных концертов плотно занимался другой представитель столичной богемы — потомок старинного дворянского рода (по крайней мере, он любит таковым представляться) Михаил Дейнекин, получивший известность в узких кругах под псевдонимом Звездинский. Правда, в отличие от Айзеншписа, который организовывал выступления других музыкантов, Звездинский активно «продюсировал» самого себя.

По словам Звездинского (а он всегда не прочь прихвастнуть!), выступать по ресторанам и кафе он начал чуть ли не в пионерском детстве. А затем, уже в 1970-е годы, организация таких концертов стала его основным ремеслом. Впоследствии Звездинский неоднократно подчеркивал, что постоянными гостями на таких вечеринках были многие эстрадные «звезды» того времени. Причем атмосфера на этих вечеринках была свободной и непринужденной. Захотела, дескать, какая-нибудь «звезда» исполнить свой знаменитый шлягер — пожалуйста: выходи и пой. Никаких тебе денег и гонораров! Награда — аплодисменты гостей. Впрочем, у оперативников ОБХСС, заинтересовавшихся персоной Звездинского, на сей счет имелось несколько иное мнение.

Высокими заработками киношно-эстрадных «звезд» сегодня никого не удивишь. В советские годы, конечно, «звездные» запросы были куда как скромнее. Однако и в условиях плановой экономики и общенародной собственности некоторые товарищи умудрялись получать такие гонорары, что у простого советского человека от одного упоминания сумм мог случиться сердечный приступ. Но даже среди самых высокооплачиваемых артистов советской эпохи особое место принадлежит Звездин-скому. За один только вечер он мог положить в карман 25 тысяч полновесных советских рублей. Чтобы заработать такие деньги, советскому труженику на производстве нужно было вкалывать лет десять. Впрочем, неуемная страсть к деньгам закончилось для Звездинского не самым приятным образом. Но обо всем по порядку.

Сам Звездинский настаивает на политической подоплеке собственных проблем с законом: «Время моей юности совпало с периодом оттепели. Молодежные кафе, выступления поэтов, джаз-клубы и джэм-сейшны. Я играл на барабанах, и джазовые вечера были нашим самым любимым времяпрепровождением.

На джем-сейшенах мы подружились с Андреем Товмася-ном, Лешей Козловым, Володей Данилиным, Лешей Кузнецовым и многими другими джазменами. Кстати, Кузнецов тоже начинал на барабанах, а позже стал всемирно известным джаз-гитаристом. Недавно в Москве проходил фестиваль Джаза, и, конечно, мы всей семьей пошли туда. Я пришел все равно, что на встречу с юностью. В тот вечер я понял, как молоды мы были, как веселы, как любили жизнь.

Понимает ли современная молодежь, что подобные вечера были из области запредельной вседозволенности? Теперь, когда московская ночная жизнь стала привычной, трудно себе представить, что в 10 вечера город вымирал. А тут вдруг все можно.

Это был период творческого фонтанирования. Будучи еще совсем юным, я окончательно влез в тему Белого Движения, написал романсы, которые вошли в «Белогвардейский цикл». «Поручик Голицын» был написан именно тогда. Да, многие из нас тогда расслабились, стали дышать, мыслить и говорить свободно. Оказалось, что все мы, охмелевшие от вседозволенности, слегка заблуждались…

Ну, сами посудите, разве мог я предположить, что хорошенькая девчонка, с которой я познакомился после концерта в кафе «Аэлита», окажется провокатором КГБ? Как-то я решил спеть на публике «Поручика». Так было принято в молодежных кафе. Стоял микрофон, и кто хотел, тот и мог выступить. Вот и я взял гитару и спел свои первые романсы. Можете себе представить, как приятно было, что у тебя появились первые поклонники? Девчонка, как и я, обожала джаз. Она посещала все джэм-сейшены. И как-то раз она предложила мне поехать в гости к ее друзьям, попеть под гитару. У выхода нас ждал «Зим», за рулем был ее брат. Не успели проехать и 500 метров, как раздался милицейский свисток, машина резко остановилась, вся компания дружно испарилась, и, пока я сообразил, в чем дело, было уже поздно. В угоне этой машины обвинили меня. Я пытался было объяснить, что, находясь на заднем сиденье, машину не угонишь, да еще с гитарой в руках, но мои объяснения их не интересовали. Их интересовал я, потому что «Поручик» не нравился властям. Так впервые мне дали понять, что я не то пою». Так ему вспоминается. На самом деле все происходило не столь романтично.

В советские годы рестораны обычно работали до 11 часов вечера. Такое правило существовало для всех, кроме Звездинского. За взятки он договаривался с директорами подмосковных ресторанов, и они устраивали закрытые вечеринки. Пускали туда только своих, тщательно проверенных людей. Чтобы попасть на такую вечеринку, нужно было иметь минимум две рекомендации. Директора ресторанов, хотя и нарушали существовавшие правила, тем не менее, охотно шли на это. Прибыль, которую они получали за каждую такую вечеринку, исчислялась многими сотнями рублей.

Итак, в одиннадцать часов вечера, как только выпроваживался последний посетитель, ресторанные халдеи быстренько сервировали столы для ночных гостей. Никакой особой роскошью сервировка не отличалась. Обычно это были столики на четыре персоны. На каждом стояла пара бутылок водки и скромная закуска. Стоило все это рублей 10–15, не больше. Однако с ночных посетителей директора ресторанов брали за каждый столик по 50 целковых. И от желающих не было отбоя. На эти ночные посиделки приходили не столько поесть и выпить, сколько, во-первых, потереться в кругу себе подобных дельцов, а во-вторых, вдоволь наслушаться бойких песенок в исполнении Звездинского.

В те годы полублатная антисоветчина, исполняемая хрипловатым голоском, пользовалась в определенной среде колоссальным успехом. А поскольку послушать эти песни, кроме как на закрытых тусовках, было негде, любители такого шансона готовы были хорошо платить за удовольствие. И охочий до денег Звездинский этим пользовался. Любая песня на бис стоила 10 рублей. Хочешь послушать еще раз — плати 25. С каждым последующим исполнением стоимость увеличивалась вдвое. Иногда за вечер Звездинский «хрипел» с одной и той же песней по восемь-десять раз. Нетрудно подсчитать размер его гонорара: как правило, это были суммы с тремя-четырьмя нулями.

В течение довольно долгого времени Звездинский периодически снимал рестораны в Подмосковье, где и устраивал свои подпольные концерты. Особенно часто это происходило в Люберцах, родном городе Звездинского. Сотрудники Московского управления БХСС прекрасно об этом знали, но поскольку Подмосковье не их территория, никаких активных действий не предпринимали. Но в один прекрасный день (дело было в 1980 году) Звездинский надумал провернуть такую же аферу в Москве. В столичное управление БХСС поступила оперативная информация о том, что в ночь на 8 марта забронирован ресторан «Азов». Ожидается большой наплыв гостей, а выступать перед ними будет Михаил Звездинский.

Вечером к «Азову» стали подтягиваться сотрудники ОБХСС. Кто-то под видом завсегдатая таких концертов умудрился проникнуть внутрь. Большинство оперативников рассредоточилось поблизости, взяв под наблюдение все выходы из ресторана.

Ближе к утру из кабака начали выходить посетители. Каждого аккуратно брали под белые рученьки, сажали в машину и везли на Петровку на допрос. Все показания тщательнейшим образом фиксировались. Оперативники выясняли, кто сколько и кому платил, какие блюда и напитки заказывал, сколько раз выходил на сцену Звездинский. Удалось выяснить даже размер его гонорара: по самым скромным подсчетам, в ту ночь шансонье заработал 25 тысяч рублей.

На основании полученной информации Звездинский был арестован. Во время задержания один из оперативников, человек не без чувства юмора, обращаясь к певцу, съязвил: «Маэстро Звездинский, слезайте с коня». Получился довольно комичный парафраз известной «белогвардейской» песни о поручике Голицыне и корнете Оболенском, которому предлагают седлать коня, и все, кто в тот момент находился поблизости, невольно рассмеялись.

Впрочем, самому маэстро было не до смеха. Звездинскому предъявили достаточно серьезные обвинения: дачу взятки директору ресторана и незаконное предпринимательство. Певец получил шесть лет лишения свободы. Этот срок стал уже четвертым по счету в жизни гражданина Дейнекина. Правда, предыдущие три никак не связаны с экономической преступностью.

После освобождения Звездинскому удалось войти в обойму популярных эстрадных исполнителей, причем на вполне официальном уровне. При этом оказалось, что певец нечистоплотен и в области авторского права. Звездинского не раз уличали в том, что он приписывал себе стихи и музыку песен, написанных другими композиторами и поэтами. Впрочем, в бурные перестроечные и уж тем более постсоветские годы на такие «мелочи», как плагиат, никто не обращал особого внимания.

Тело и дело гражданки Мойзер

Настоящее ее имя — Людмила Рындина. Но в историю криминальной Москвы эта дамочка вошла под фамилией Мойзер. Так звали известного югославского певца 1970-1980-х годов. В Югославии Иво Мойзер был так же популярен, как в Советском Союзе Иосиф Кобзон. Где и когда гражданка Рындина умудрилась «подцепить» заграничную знаменитость — неизвестно. Однако знатоки уверяют: когда Мойзер приезжал в Москву, то регулярно пользовался ее услугами. Дело в том, что Людмила Рындина, в замужестве Мойзер, в начале 1980-х годов была самой известной московской центровой проституткой. Справедливости ради нужно отметить, что барышня она была весьма привлекательной: роскошная фигура, правильные черты лица — в общем, куколка, да и только. В определенных кругах ее так и называли: Кукла.

Итак, выйдя замуж за югославского певца, Рындина получила двойное гражданство, что позволило ей беспрепятственно кататься за кордон. И не только в братскую Югославию, но и в капиталистические страны, в частности в Западный Берлин. Из каждого вояжа по Европе Кукла привозила в Москву большое количество ширпотреба, который разлетался, как горячие пирожки. В своей квартире на Метростро

О том, что Мойзер с проституции переключилась на спекуляцию, сотрудники ОБХСС узнали от своей агентуры в начале 1980-х годов. Как обычно бывает в таких случаях, Куклу решили взять с поличным. Задержали Мойзер в тот момент, когда она пыталась провезти через таможню 200 пар джинсов и более двух тысяч платков. На допросе Кукла вела себя весьма фривольно. А под конец устроила в кабинете на Петровке, 38 самый натуральный стриптиз. Помните сцену из телефильма «Место встречи изменить нельзя», где Манька Облигация (тоже, кстати, девушка весьма легкого поведения) начинает кокетливо вертеться на стуле и задирать подол? Нечто похожее происходило и на допросе Рындиной-Мойзер. Правда, Кукла пошла еще дальше: в разгар беседы она со словами «Надоели вы мне…» стащила с себя одежду и начала демонстрировать оперативникам свою сногсшибательную грудь.

Впрочем, шикарное тело не спасло от уголовного дела. Возбудили его по факту спекуляции в особо крупных размерах. Мойзер светил приличный срок. Однако внезапно ее дело передали в КГБ СССР. Как позже выяснилось, в махинациях бывшей центровой проститутки с заграничными тряпками были замешаны двое сотрудников госбезопасности. Один курировал УВИР, другой — аэропорт «Шереметьево». Они-то и помогали Кукле ввозить в страну большие партии контрабандного товара и продавать его спекулянтам. Когда эти факты вскрылись, расследованием «дела Мойзер» тут же занялся КГБ СССР.

Кредит есть, товара нет

В советские годы получить кредит было не так легко и просто, как сейчас. Однако спрос был, и немалый. А коли есть спрос, рано или поздно появится и предложение. В начале 1980-х годов какой-то ушлый торгаш придумал схему так называемого бестоварного кредита. Его суть заключалась в следующем.

Скажем, кому-то срочно нужны деньги. Он приходит в магазин телевизоров и оформляет в кредит, например, последнюю модель цветного «Рубина». Но реально вместо телевизора забирает деньги. За эту услугу торгаши требовали с клиента десять процентов от стоимости якобы взятой в кредит вещи. Если тот же «Рубин» стоил 425 рублей, то за оформление кредитного договора клиент платил директору магазина сорок два с половиной рубля.

Эти махинации получили большое распространение. В конце брежневской эпохи бестоварные кредиты выдавались во многих столичных магазинах. А вычислить эту схему оперативникам ОБХСС помог случай.

Как-то раз оперативники проводили плановую проверку магазина № 34 Москультторга, что на углу Первомайской и 5-й Парковой улицы. Опытные опера сразу почувствовали нервозность в поведении директора магазина, хотя внешне он вел себя вежливо и даже подобострастно и всеми силами пытался показать, что ему скрывать нечего. Отвечая на вопросы оперативников в своем кабинете, директор иногда вставал с кресла и прохаживался, будто хотел взбодриться. И вот проходя мимо стола, он как бы невзначай смахнул на пол груду бумаг. Разумеется, этот жест насторожил оперативников. Стали внимательно изучать документацию, которую директор явно хотел скрыть. Это были кредитные договоры — самые обычные и, на первый взгляд, не вызывающие вопросов. Однако при более тщательном расследовании выяснилось, что все телевизоры, оформленные в кредит, на самом деле были проданы совсем другим людям.

Распутывая историю с бестоварными кредитами, оперативники ОБХСС вышли на завод, выпускавший «Рубины». Оказалось, что начальник отдела сбыта завода за взятки отпускал готовую продукцию своим прикормленным директорам магазинов. Процедура распределения дефицитного товара выглядела следующим образом. Директора приезжали на завод к начальнику отдела сбыта с паспортами, в которых аккуратно лежала определенная сумма денег. За каждый телевизор, отпущенный по разнарядке в тот или иной магазин, его директор передавал начальнику отдела сбыта завода пять рублей. Лежит в паспорте 50 рублей — значит, в этот магазин отгружают десять новеньких «Рубинов». Вот и вся арифметика!

Правда, закончилась она для участников аферы весьма плачевно. За махинации с новенькими телевизорами начальника отдела сбыта приговорили к двенадцати годам лишения свободы. Директор завода, не дожидаясь развязки, застрелился в своем служебном кабинете.

Где же ты теперь, Бесико?

В апреле 1984 года в милицию поступил звонок из магазина «Березка» на Краснохолмской набережной:

— Тут какой-то подозрительный кавказец трется, очень нервничает, явно замышляет что-то неладное…

К магазину тут же выехал наряд. Подозрительный парень был задержан. Им оказался уроженец солнечной Грузии Бесико Сонхишвили. У гостя столицы при обыске был обнаружен кошелек, который буквально ломился от купюр сторублевого достоинства. Столичные стражи порядка уже давно привыкли, что южане, приезжающие в Москву, обычно сорят деньгами, но такое количество сторублевок удивило даже видавших виды оперов. Но еще большее удивление оперативников вызвал тот факт, что на большинстве из них отсутствовали водяные знаки.

Фальшивки тут же отправили на экспертизу в Центральную научно-исследовательскую криминалистическую лабораторию МВД СССР. Эксперты дали заключение: аналогичные подделки были обнаружены в декабре 1982-го и весной 1984 года сразу в нескольких городах Советского Союза — в Сочи, Гаграх, Туапсе и Адлере. Схема сбыта одна и та же: неизвестный преступник заходил в бар, заказывал дорогой напиток, протягивал бармену сторублевую бумажку и, получив сдачу, удалялся. Поскольку в барах в вечернее время царит приятный глазу полумрак, обнаружить подделку удавалось не сразу. И вот аналогичные подделки всплыли в Москве. Неужели в руки оперативников угодил их автор?

Бесико привезли в Управление БХСС. Начался допрос. После нескольких часов отпирательств и бестолкового мычания парень раскололся: да, фальшивки мои, я изготовил их в количестве 60 штук. Несколько сторублевок благополучно сбыл на юге, еще сорок прихватил с собой в Москву. По его словам, фальшивки он хотел обменять на чеки Внешпосылторга, чтобы затем их выгодно перепродать. В общем, парень оказался не промах: мало того, что нарисовал поддельные деньги и собирался прикупить на них чеки, так еще и продав чеки, неплохо на этом «наварить».

На следующий день в дом, где жили родители Бесико, нагрянули сотрудники местного ОБХСС. Без особого труда оперативники обнаружили краски, кисти, лак и прочие материалы, из которых предприимчивый грузин изготавливал свои фальшивки. Справедливости ради следует признать, что денежки были сделаны весьма добротно: сразу видно, что их изготовитель имел художественные способности и навыки. И действительно, в детстве будущий фальшивомонетчик обучался в художественной школе, подавал большие надежды, учителя прочили ему хорошее будущее. Особенно преуспел Бесико в копировании произведений мировой живописи. Бывало, так ловко скопирует на листе ватмана сложнейшую композицию — от настоящей не отличишь. И вот юный гений подрос. Художника из него почему-то не вышло, а вот умение копировать осталось. И паренек не придумал ничего лучшего, как копировать советские сторублевые банкноты.

Как обычно бывает в таких случаях, оперативники стали выяснять, что именно подтолкнуло юношу на скользкий путь преступника. Бесико изложил свою версию. Дескать, его вот-вот должны были забрить в солдаты, служить он не хотел, вот и решил откупиться от военкома фальшивыми деньгами.

От судьбы, как говорится, не уйдешь. Вот и Бесико, как ни старался, а все равно сменил прическу и костюм. Только не на военный, а на тюремный. И не на два года, а на двенадцать…

Бесико Сонхишвили с его сторублевыми банкнотами стал одним из последних классических фальшивомонетчиков советской эпохи. Пройдет каких-нибудь несколько лет — и печатать деньги начнут в любой подворотне. В начале 1990-х годов, как известно, вместе с различной заморской всячиной в Москве стали появляться цветные японские копировальные аппараты, получившие в народе название «ксерокс». Лучшего подарка фальшивомонетчикам трудно было придумать. Отныне, чтобы подделывать денежные купюры, не надо обладать художественными способностями или в совершенстве разбираться в гальванопластике и прочих премудростях — знай себе на кнопки нажимай, остальное сделает умная японская техника. Как говорится, был бы только ксерокс…

И любители нажимать на кнопки стали плодиться, словно грибы после дождя. Такого наплыва фальшивых денег, как в приснопамятные 1990-е, не было за всю историю Государства Российского. Редкий день тогда обходился без изъятия отпечатанных на ксероксе фальшивок. А с 1996 года в Москве стали появляться банкноты, изготовленные при помощи компьютерных технологий.

Эпоха талантливых фальшивомонетчиков, в совершенстве владевших тушью и пером, постигших тайны гальванопластики и офсетной печати, безвозвратно ушла в прошлое…

Взлет и падение «большого папы»

…Такого количества черных и белых «Волг» особняк Главторга в Большом Комсомольском переулке еще не видел: для того чтобы регулировать движение, из ГАИ специально прислали инспектора. А машины подъезжали и подъезжали. Из каждой выходил респектабельный мужчина или одетая по последней моде дама. Все спешили на четвертый этаж особняка в кабинет «большого папы». Несли серебряные стопки, хрусталь, цветы, поздравительные открытки, картины и, конечно же, пухлые конверты с хрустящими банкнотами. В тот день 60-летний юбилей отмечал начальник Главного управления торговли Мосгорисполкома Николай Петрович Трегубов, или «большой папа», как его уважительно называли подчиненные.

Приветственные поздравительные письма Трегубову отправили руководители Министерства торговли СССР, Моссовета, ряда общественных организаций. Помимо официальных поздравлений, были в ворохе поздравительных писем и телеграмм и весьма оригинальные, даже в стихах. Например, такое:

Далее неизвестный стихоплет описывает трудовые достижения Трегубова на новом — торговом — поприще. То и дело мелькают выражения «славный боец», «пример для подражания», «беззаветное служение» и тому подобные красивые слова.

Кабинет Трегубова в тот день был буквально завален подарками. Цветов было столько, что букетами и венками были заставлены приемная и даже соседние кабинеты. Кто бы мог подумать в тот день, что пройдет несколько лет — и «большой папа» переедет из роскошного кабинета в отдельную камеру следственного изолятора. Такая же участь постигнет и многих его соратников.

…30 октября 1982 года в кабинете Николая Трегубова раздался телефонный звонок:

— Николай Петрович, вас беспокоят из Управления внешних сношений Моссовета. В связи с изменившимися обстоятельствами Соколов в служебную командировку в Югославию не поедет. Подберите другую кандидатуру.

Чутье у Николая Петровича было, как у волка. Он сразу понял, что значит — «изменившиеся обстоятельства». Никаких других обстоятельств, кроме как «залет» Соколова, директора «Елисеевского» магазина, одного из крупнейших универмагов Москвы, в данной ситуации и быть не могло.

Интуиция не обманула «большого папу»: действительно, Соколов «залетел», и на сей раз по-крупному. Арестовали его 30 октября в служебном кабинете. Для самого директора визит сотрудников столичного Управления БХСС и последовавший затем арест стали полной неожиданностью. Ничто не предвещало неприятностей. В тот день Соколов, как обычно, встал рано утром — эта привычка сохранилась у него еще с фронтовой юности. Как обычно, пешочком дошел до работы: дом, в котором жил Юрий Константинович, находился неподалеку от «Елисеевского» гастронома, и директор редко пользовался служебной машиной. Придя на работу, проверил, как идет подготовка к открытию гастронома: весь ли товар завезен и разложен, на месте ли персонал. А еще через пару часов в директорском кабинете уже вовсе шел обыск, и суровые оперативники в штатском предъявляли директору обвинение в получении взяток…

Все эти подробности станут известными позже. А тогда, 30 октября 1982 года, после разговора с представителем Моссовета, Трегубов понял: Соколов крепко влип. Впрочем, его судьба начальника Главторга волновала мало. Но «залетевший» директор мог наговорить чего-нибудь лишнего, и тогда неприятности будут у самого «большого папы». Трегубов это прекрасно понимал, а потому уже через пять минут после звонка из Моссовета в кабинете у начальника Главторга сидел его первый заместитель Андрей Андреевич Петриков. Подельники обсуждали, что делать в сложившейся ситуации.

— Нужно срочно дать команду Тверитинову, Филиппову и Нониеву — пусть увольняются, — инструктировал Трегубов своего первого зама. Тот обещал немедленно связаться с вышеуказанными товарищами.

Опасения Трегубова оказались не напрасными. Арестованный вскоре Борис Тверитинов, директор гастронома ГУМа, подробно поведал о своих взаимоотношениях с «большим папой». Из показаний Бориса Сергеевича Тверитинова на предварительном следствии:

«Как-то раз взял я тысячу рублей, положил их в конвертик, а конвертик завернул в газетку и отправился в Главторг. Николай Петрович был на месте. Я поздоровался, присел, смиренно жду удобного момента. Наконец, Трегубов повернулся ко мне. Я быстро развернул газетку и подаю Николаю Петровичу конверт.

— Это вам.

— Что это?

— Деньги.

— Сколько?

— Тысяча.

— А ты знаешь, — говорит Трегубов, — я ведь все-таки не один. — И отодвинул деньги.

Я извинился и ушел. Через некоторое время собрал восемь тысяч и снова прихожу к Трегубову. Все как в первый раз: поздоровался, присел, жду. Потом, улучив момент, положил конвертик с деньгами на шкаф.

— Сколько?

— Восемь.

— Ну вот. Это еще ничего.

Вышел я от Трегубова и думаю: действительно, у Николая Петровича есть высокие покровители. Значит, нужно поддерживать с ним деловые отношения».

Деловые отношения с Николаем Петровичем поддерживали все директора районных торгов и крупных московских магазинов. А те, в свою очередь, насаждали аналогичные отношения среди подчиненных. Например, директор «Елисеевского» магазина Юрий Соколов, с ареста которого и началось распутывание этой истории, установил четкую таксу: 50 рублей еженедельно с каждого заведующего отделом. Затем сумма подношений возросла до сотни. А к майским, ноябрьским и новогодним праздникам директор требовал двести. Впоследствии оперативники подсчитают: за десять лет неустанной работы на ниве торговли директор «Елисеевского» положил в свой карман не менее трехсот тысяч рублей.

Суммы, которыми оперировали директора обычных магазинов, конечно, помельче, но тоже впечатляют. Так, директор скромного магазина № 66 Бабушкинского райпищеторга Суворова за один только январь 1984 года положила в свой карман пятьсот рублей. Ее заместитель Захарова в период с 1977 по 1984 год прикарманила свыше 4 тысяч, а другой заместитель — Дулова — за тот же период времени присвоила 2 тысячи 548 рублей. А ведь это рядовой московский магазин, коих в городе сотни. Что уж говорить о таких гигантах торговли, как ГУМ, «Елисеевский» или «Новоарбатский»! Там размах нетрудовых доходов исчислялся десятками и сотнями тысяч. Простые продавцы несли взятки заведующим секциями и отделами, те — своему директору или его заму, а директора — руководителям торгов. И такая картинка была повсеместно. Когда оперативники ОБХСС начали распутывать этот клубок, оказалось, что взяточничеством и круговой порукой была опутана, по сути, вся московская торговля. Честные директора были скорее исключением из правила.

Каким же образом ушлые столичные торгаши, ничего не производя, умудрялись зарабатывать такие деньги? Этим вопросом задавались и московские оперативники. На помощь операм неожиданно пришел их подследственный, бывший заместитель директора торга «Гастроном» Лавров. На нескольких страницах текста он весьма подробно изложил схему воровства и последующего распределения украденных денег. Судя по этой записке, главным источником наличных денег в системе московской торговли были заведующие отделами в магазинах. Именно они и получали так называемый «приход», то есть неучтенные деньги, которыми затем делились с вышестоящими начальниками.

Способов получить вожделенный «приход» было немало. Самые простенькие — это пересортица товаров, а также обсчет и обвес покупателей с помощью заранее отрегулированных электронных весов. Кроме того, часть товара, особенно дефицитного, можно было продавать своим людям с черного хода по завышенной цене. Активно практиковались также махинации с некондиционным товаром и с упаковочным материалом. Наконец, существовали такие понятия, как естественная и сверхъестественная убыль на товары. Под естественной убылью в торговле понимается списание некоторой части товара в результате хранения, чистки и предпродажной подготовки — то есть хорошо всем знакомая утруска, усушка и так далее. Ничто не мешает ушлым торгашам сознательно увеличивать процент этой усушки, чтобы получаемую таким образом прибыль в денежном эквиваленте присваивать.

Ну а кроме естественной, есть еще и сверхъестественная убыль. Это когда некий забывчивый покупатель не оплатит тот или иной товар, например, в магазине самообслуживания. Поэтому определенная часть стоимости товара изначально списывается на такие ситуации. Однако этот процент можно свести к минимуму, организовав жесткий контроль на выходе. А полученную таким образом разницу (0,3 процента ежедневного товарооборота) спокойно класть в карман.

Это лишь малая толика любопытной информации, которую оперативники ОБХСС почерпнули из откровений бывшего торгового работника. Как бы предвосхищая закономерный вопрос о том, на что расходовались такие безумные по тогдашним меркам деньги, Лавров составил смету расходов заведующего отделом или секцией самого обычного московского магазина. Читаем:

«Расходы заведующего отделом:

1. На погашение недостач.

2. Доплата рабочим и уборщицам. Кроме того, если в отделе нет рабочих, зав. отделом нанимает их на "свои".

3. Доплата доверенным лицам, которые следят за рабочими, фасовщиками и другими.

4. Доплата мясникам за рубку мяса не по схеме.

5. Доплата "своим" шоферам за доставку товара от поставщика.

6. Расходы на поддержание взаимоотношений с поставщиками.

7. Доплата за работу заместителю зав. отделом.

8. Взятка директору.

9. Взятки проверяющим.

10. Расходы на угощение "нужных" людей».

Как видим, хозяйство у зав. отделом было хлопотное и затратное. Не все, что наживалось непосильным торговым трудом, шло на личные нужды заведующего. Перепадало и подчиненным, и уж тем более вышестоящим инстанциям. Но самое главное — в маховик воровства и мошенничества были вовлечены сотни, если не тысячи людей, начиная от простого продавца или подсобного рабочего и заканчивая директорами торговых объединений. А наверху этой гигантской пирамиды восседал «большой папа» — «образец для подражания», «славный боец», «настоящий коммунист ленинского типа» и прочее, прочее, прочее. И действительно, при Трегубове Главное управление торговли Мосгориспол-кома регулярно побеждало в социалистическом соревновании, выполняло план, получало переходящие красные знамена. Сам Николай Петрович был на хорошем счету у начальства. А директора райторгов и отдельных магазинов периодически получали ордена и медали. И только в процессе расследования «трегубовского дела» выяснилось, каким образом торгаши получали свои ордена.

В материалах следствия по делу сохранились показания бывшего директора Куйбышевского райпищеторга Моисея Яковлевича Байгельмана. Дело было в 1981 году. По случаю очередной годовщины Великого Октября директоров ряда московских магазинов представили к высоким правительственным наградам. А Бай-гельману дали «всего лишь» орден «Знак Почета». Тот обиделся и пошел к руководителям Главторга разбираться. На прямой вопрос «За что меня наградой обделили?» первый заместитель Трегубова Петриков ответил: «Хочешь "большой орден" (то есть орден Ленина) — плати. Это стоит две с половиной тысячи. И вообще, Моисей, хочешь жить в почете и уважении — надо давать. Иначе будем думать о твоей замене…» Байгельман подумал-подумал — и стал давать.

Впрочем, за взятки и подношения покупались не только ордена и красные переходящие знамена. За взятки покупалось самое главное в социалистической системе хозяйствования — выполнение плана. Ведь план можно спустить заведомо невыполнимый, а потом драть с отстающего три шкуры вплоть до увольнения и лишения партбилета. А можно скорректировать план таким образом, что нужный магазин или райторг при любом раскладе будет в передовиках. Вот за этот самый удобный план и бились, аки львы, директора и их заместители. Хорошо получалось у тех, кто регулярно заносил наверх нужные суммы. Таких примеров в «трегубовском деле» предостаточно. Вот лишь один из них.

Уже известный нам Борис Тверитинов заведовал гастрономом в ГУМе. Как-то раз он обратился к своему непосредственному начальнику Ларионову с просьбой хоть немного увеличить фонды на колбасные изделия и копчености, поступающие в мясную секцию магазина. Дескать, база «Мосмясопрома» регулярно недопоставляет магазину товар — о каком выполнении плана может идти речь? Результатом этого нелицеприятного разговора стало еще большее сокращение фондов. Короче говоря, колбаски в ГУМ стали завозить еще меньше. При этом план никто не отменял, о необходимости выполнения плана товарооборота трубили на всех совещаниях в главке. Тверитинов понял, что простыми просьбами не отделается, и стал собирать конвертик. После этого в мясную секцию ГУМа буквально потекла колбасная река.

За взятки в Главторге решались любые вопросы. Или, наоборот, не решались. Проверки из главка назначались только в те магазины, где директора упорно отказывались платить. И в этих магазинах неизменно находились всевозможные нарушения. Зато Куйбышевский райпищеторг во главе с Байгельманом, например, ни разу не проверялся семь лет кряду. Не зря в свое время Моисей Яковлевич подсуетился…

По такой же схеме решались вопросы и в самом низу торговой пирамиды — в магазинах, на складах, в подсобках. Хочешь спокойно жить и регулярно получать премии и прогрессивки — заноси начальству и не вякай. С теми же, кто отказывался играть по таким правилам, особенно не церемонились. Излюбленный метод устранения неугодного продавца, например, — организовать «свою» ревизию, которая обязательно найдет прикрепленный к донышку весов магнитик. Вот вам и грубейшее нарушение правил социалистической торговли со всеми вытекающими последствиями — вплоть до увольнения с работы и возбуждения уголовного дела!

За московскую торговлю сотрудники ОБХСС плотно взялись осенью 1982-го, хотя многочисленные сигналы поступали и раньше. Масштабная проверка продолжалась больше трех лет. С самого начала этому делу постарались придать политическую окраску: пришедший в ноябре 1982 года к власти Юрий Андропов решил использовать наработки столичного ОБХСС в своих далеко идущих целях. Новому генсеку были нужны громкие уголовные процессы и показательное избиение старых, брежневских, кадров. Директор «Елисеевского» гастронома Юрий Соколов стал первой жертвой этой кампании. Затем очередь дошла и до ближайшего окружения Трегубова.

Почуяв, как над ним сгущаются тучи, «большой папа» попросился на заслуженный отдых. Его просьбу удовлетворили, освободив от должности начальника Главторга. Однако это не спасло Трегубова от ареста. 9 сентября 1986 года, уже в эпоху перестройки, гласности и ускорения, Верховный суд РСФСР приговорил Николая Трегубова к пятнадцати годам лишения свободы. Вместе с «большим папой» на скамье подсудимых оказались Петриков, Тверити-нов и другие высокопоставленные руководители столичной торговли — всего 25 человек. Ни на следствии, ни на суде Трегубов не признал своей вины. А через восемь лет «большого папу» освободили по амнистии как участника Великой Отечественной войны.

А вот с директором «Елисеевского» гастронома обошлись куда более сурово. Суд приговорил Юрия Соколова к высшей мере наказания с конфискацией имущества и лишением всех наград. В декабре 1984 года приговор был приведен в исполнение. Никакие заслуги Соколова перед Родиной, в том числе и фронтовые, судьи во внимание не приняли. Очевидно, сверху был дан приказ: впаять директору «Елисеевского» на полную катушку — так, чтобы другим неповадно было.

Пройдет всего четыре года — и в Советском Союзе будет принят закон «О кооперации», который фактически легализует теневой бизнес. А еще через пару лет в обществе начнут усиленно насаждать торгашескую философию. Бывшие цеховики и барыги, спекулянты и валютчики станут чуть ли не национальными героями. А идеология обогащения любой ценой будет приветствоваться и поощряться. На этом фоне прегрешения торговой мафии брежневского времени выглядят как невинные шалости. А изъятые у столичных торгашей украшения и заграничное барахло — детский лепет по сравнению с роскошью, которой окружили себя нувориши 1990-х…

Вопросы:

1. Расскажите об особенностях советской преступности, связанной с торговлей.

2. Была ли советская преступность связана с правящей элитой страны?

3. Насколько сильный урон наносила государству экономическая преступность в начале 1980-х?

Узбекское дело

Предысторию возьмем из показания генерального прокурора СССР Александра Сухарева. Он — главное действующее лицо тех событий. Сухарев вспоминал:

«Борьба с коррупцией разворачивалась все шире и велась невзирая на лица и ранги; современники помнят, с каким одобрением встречал народ известия о заслуженных наказаниях высокопоставленных коррупционеров, переставших быть "неприкасаемыми" (особенно нашумели "рыбное", "елисеевское", курортно-черноморское и другие судебные дела). Были привлечены к уголовной ответственности заместитель министра рыбного хозяйства СССР Рытов, председатель Госкомитета по нефтепродуктам Курамшин, заместитель министра мясомолочной промышленности Тарада, заместитель министра сельскохозяйственного машиностроения Вишняков; только по ростовским, краснодарским и сочинским делам к уголовной ответственности было привлечено более ста пятидесяти руководящих работников».

Дело получило колоссальный резонанс, потому что впервые со сталинских времен в списках преступников (по крайней мере — подозреваемых) фигурировали персонажи с политического Олимпа.

Борьба велась не только путем уголовного преследования; шел процесс самоочищения партии, который, опять же, не сводился лишь к деятельности Комитета партийного контроля при ЦК КПСС. Сухарев рассказывает: «Андропов, намереваясь провести серьезную проверку партийных кадров, «бросил в бой» бескомпромиссного сибиряка Егора Кузьмича Лигачева. Проработавший семнадцать лет первым секретарем Томского обкома партии и будучи с 1976 года членом Центрального Комитета, Лигачев в 1983 году стал секретарем ЦК КПСС и, что еще важнее, заведующим Отделом организационно-партийной работы, своего рода «отдела кадров» ЦК, осуществлявшим кадровую политику в масштабах государства; уже к концу года около пятой части первых секретарей обкомов партии и еще больше союзных министров, не говоря уже о менее высоких управленцах, были сменены. В следующем году Лигачев отправился в Узбекистан, где организовал пленум ЦК компартии республики по проблемам бесхозяйственности, очковтирательства, приписок и коррупции в эшелонах власти, о чем свидетельствовал массовый поток писем и жалоб граждан в Москву. На пленуме ЦК Узбекистана был дан обстоятельный, острый анализ ситуации в республике. Речь шла о партийной и государственной дисциплине, нравственной чистке кадров; принципиальной критике подверглось партийное и советское руководство республики, включая самого Шарафа Рашидова».

Узбекистан стал полигоном антикоррупционных следственных технологий… Столоначальники Туркестана еще в двадцатые годы нередко привлекали внимание чекистов.

Необходимо вспомнить и еще одну предысторию. В 1970-м году Ядгар Насриддинова стала председателем Совета Национальностей и заместителем председателя Президиума Верховного Совета СССР Николая Подгорного. Воспитанница детского дома, безграмотная узбекская девочка стала вторым лицом в советском парламенте, то есть — государственным деятелем мирового масштаба. Для партийного вождя Узбекистана Шарафа Рашидовича Рашидова она стала потенциально опасным соперником.

Первое уголовное дело, связанное со взяточничеством высокопоставленных должностных лиц, прокуратура возбудила в 1975 году: к уголовной ответственности привлекли председателя Президиума Верховного Совета республики и председателя Верховного суда Узбекистана. Тогда-то следственные органы и вышли на председателя Совета национальностей Верховного Совета СССР Ядгар Насриддинову. Следствию удалось собрать достаточно серьезные материалы о получении Ядгар взяток, но в самый последний момент из-за вмешательства Брежнева расследование притормозили. Насриддинову не обвиняли в махинациях, связанных с хлопком. Тут речь шла о другом. Дескать, «Мать узбекского народа» берет взятки от родни подследственных.

В итоге карьера Ядгар развалилась. В молодом, по меркам большой политики, возрасте о

В 1979 году было открыто еще несколько дел. В одном (по обвинению цеховиков объединения «Гузал») фигурировали левые подпольные цеха, в другом, возникшем параллельно, обвинение предъявили начальнику ОБХСС Бухарской области Музаффарову и председателю облпотребсоюза Кудратову. Так заваривалась беспрецедентная узбекская следственная эпопея.

Дело, перевернувшее страну, началось в тихой провинциальной Бухаре. Готовили эту «чистку» в московских кабинетах — главным образом, в КГБ. Узбекское дело, оно же — Бухарское, оно же — Хлопковое, прошло через слом эпох и заметно повлияло на распад Советского Союза. Началось оно на закате брежневской эпохи, когда мало кто мог всерьез помыслить об упразднении державы. Казалось, что нужно просто приструнить национальные элиты. Узбеков выбрали в качестве назидательного примера для других — для Закавказья, Прибалтики, Украины… Но процесс быстро вышел из-под контроля. Узбекское дело стало самым громким антикоррупционным процессом времен горбачевской Перестройки, а завершалось уже на развалинах Советского Союза, в республиках, ставших независимыми государствами. Причем, завершалось не менее драматично, чем начиналось.

Почему в качестве объекта расследований выбрали именно Узбекскую ССР? Коррупция там процветала не больше, чем в республиках Закавказья, а подпольный бизнес явно был слабее, чем в Тбилиси, Баку и Ереване. Видимо, узбеков посчитали «слабым звеном» в цепочке республиканских элит.

Узбекистан давал Союзу «белое золото» — хлопок (его государство покупало у республики по сходной цене, а продавало за валюту в 34 государства), и настоящее золото (республика занимала 2-е место по золотодобыче в стране; только предприятие в Мурунтау — единственное в мире как по мощности, так и по технологии, выпускающей слитки высокой чистоты, — имело мощность 18 миллионов тонн руды в год, из которых получалось 50 тонн золота), а также уголь, медь, нефть. Ежегодный доход республики в начале 80-х составлял 20 миллиардов рублей. Немало!

Но хлопок — дело тонкое. Махинаций и приписок вокруг него всегда возникало немало. Еще 15 января 1948 года министр внутренних дел С. Н. Круглов информировал, что в период уборочной и заготовительной кампании хлопка-сырца 1947 года в Узбекской ССР было привлечено к уголовной ответственности 235 человек. А в числе методов, которые использовались преступниками, назывались хищения с использованием выписок приемщиками хлопка фиктивных квитанций колхозам. За взятки, естественно. Но в сталинские времена чистки шли повсеместно — по очереди. Новая волна чисток началась в конце брежневской эпохи. Ее связывали с энергичной политикой Юрия Андропова — руководителя КГБ. Одним из руководителей «андроповского десанта», посланного в Узбекистан, был Виктор Чебриков — будущий председатель КГБ СССР.

Итак, «Узбекское дело» началось в Бухаре с арестов в органах МВД. Это было не случайно, а явилось целенаправленным ударом по вотчине Николая Щелокова, которую сторонники Андропова уже назначили «главным коррупционным ведомством страны».

По официальной версии, операция стартовала после заявления некой женщины, обвинившей руководство бухарского УВД во взяточничестве. На самом деле, конечно же, все было куда более серьезно. «Отмашку» дали в Москве, там же расписали тактику, а узбекистанский КГБ начал действовать. Судя по всему, он действовал заодно с Москвой, поскольку давно находился в оппозиции к Рашидову и его сторонникам. Его симпатии были на стороне ферганского клана, на который сделала свою ставку и Москва. 27 апреля 1983 года, когда в Бухаре при получении взятки в тысячу рублей был задержан с поличным начальник ОБХСС УВД Бухарского облисполкома Музаффаров. Его доставили в областное УКГБ, а на обыске у него дома в сейфе обнаружили просто астрономические, немыслимые для простого советского человека ценности: 1 131 183 рубля, золотые монеты и золотые изделия, всего на сумму в полтора миллиона рублей. Оказавшись припертым к стенке, Музаффаров начал лихорадочно писать «явки с повинной», сдавая ближайших подельников. На основании его показаний был задержан директор Бухарского горпромторга Кудратов. У него изъяли более полумиллиона рублей наличными и несколько стеклянных фляг с ювелирными изделиями и золотыми монетами, всего на сумму более 4 миллионов рублей. Потом по цепочке аресты и изъятия пошли дальше и выше. Показания Музаффарова были фундаментом всего дела: все строилось на них.

Партийный лидер Узбекской ССР Шараф Рашидов — опытнейший политик — сразу всё понял. Ведь КГБ действовал в обход высшего руководства Узбекистана, выполняя прямое указание Москвы. Явной целью Москвы была смена высшего руководства республики. В Москву полетели тысячи писем, в которых их авторы жаловались на неблагополучное состояние дел в республике практически во всех областях ее жизни. Вскоре после этого в Москву был вызван сам Рашидов с явной целью вручить ему «черную метку». Руководитель Узбекистана сначала согласился подать в отставку, но, когда вернулся в республику, передумал — решил сделать это осенью, после уборки хлопка. Но Кремль не хотел ждать даже недели, а не то что полгода. В итоге аресты в республике продолжились с удвоенной энергией. В их разгаре — 31 октября 1983 года — Рашидов скончался. Каких только слухов тогда не было! Говорили и об аресте Шарафа Рашидовича, и, конечно, о самоубийстве. Возможно, что рождались слухи в тех же московских кабинетов… Скорее всего, умер он, как говорится, «своей смертью», но сгущавшиеся над ним тучи ударили по нервной системе. Сердце не выдержало.

Несмотря на то, что через четыре месяцы после смерти Рашидова из жизни ушел и сам Андропов, следственная группа в Узбекистане продолжила свою деятельность, причем с еще большим энтузиазмом. В 1984 году генеральный секретарь ЦК КПСС Константин Устинович Черненко дал согласие на арест Первого секретаря Бухарского обкома партии Каримова. За несколько десятилетий это был первый случай привлечения к уголовной ответственности партийного функционера столь высокого ранга. Хотя Каримов к тому времени успел рассовать свои богатства по тайникам, но московским следователям Тельману Гдляну и Николаю Иванову удалось их разыскать. Вот как они писали об их изъятии: «Со дна арыков, под деревьями в заброшенном саду, в гончарной мастерской, из стен — откуда только не извлекались каримовские богатства. Молочные бидоны, доверху набитые ювелирными изделиями, асбестовые трубы с упакованными в них золотыми монетами, банки из-под кофе с кольцами и ожерельями». Чтобы скрыть огромные приписки по производству хлопка, махинации перекинулись на перерабатывающую отрасль. В Россию под видом хлопка направлялись его отходы — линт и улюк, а то и просто пустые вагоны. Сложилась даже некая система расценок, взятка за пустой вагон составляла 10 тысяч, за вагон с отходами — 5–6 тысяч рублей.

Работали московские «важняки» с перехлестом. Вошли во вкус. К лету 1986 года только за должностные преступления в Узбекистане было привлечено к ответственности 22 тысячи человек. Всего до конца 80-х через чистки там пройдут около 58 тысяч должностных лиц. Были сняты со своих постов 172 работника, входивших в номенклатуру ЦК КПСС, 1813 — входивших в номенклатуру ЦК КП Узбекистана, среди них 52 секретаря обкома (из 65), 408 секретарей горкомов и райкомов партии (70 %). Вместо них пришли новые люди, многие из которых не обладали должным опытом работы. Газетные статьи создавали у миллионов советских граждан впечатление повальной коррупции в Узбекистане практически на всех этажах власти, а также приучали тех же граждан к тому, что узбеки на протяжении долгого времени обворовывали страну, приписывая миллионы тонн хлопка и получая за это миллиарды рублей. Между тем приписки эти на самом деле были, но они имели не узбекские, а общесоюзные корни, а также цифры их были в разы меньше тех, о которых писала резвая перестроечная пресса.

«Хлопковое дело», стало самым масштабным коррупционным делом в СССР. Было осуждено около 4,5 тысяч. Из них 430 руководителей колхозов и совхозов, 84 директора хлопковых заводов, 60 партийных работников и сотрудников МВД и прокуратуры. Самым высокопоставленным фигурантом дела стал первый секретарь ЦК КП Узбекистана Инамжон Усманход-жаев, который в 1989 году был приговорен к 12 годам лишения свободы. А министр хлопкоочистительной промышленности Узбекской ССР Усманов и начальник ОБХСС Бухарской области Музафаров были приговорены к высшей мере наказания — расстрелу, который, правда, так и не состоялся. На скамье подсудимых вместе с узбекскими милиционерами оказался зять Леонида Ильича Брежнева, бывший первый заместитель министра внутренних дел. И о его судьбе тоже судачили по всей стране: фамилия-то больно звонкая!

Вскоре после знаменитой 19-й партконференции (она, разумеется, проходила в Москве, в Кремле) были арестованы два ее делегата — первые секретари обкомов: Бухарского обкома — Исмаил Джаббаров, Самаркандского — Назир Раджабов. Через несколько месяцев, 11 января 1989 года, по обвинению во взяточничестве арестовали еще одного делегата партийной конференции — отправленного к тому времени на пенсию Виктора Ильича Смирнова, прежде возглавлявшего среднеазиатский сектор отдела организационно-партийной работы ЦК КПСС. В докладе съездовской комиссии говорилось о двух миллиардах, нажитых хлопковой мафией. Гдлян позже громогласно утверждал, что вернул государству сто сорок миллионов. Председатель комиссии Вениамин Александрович Ярин называл иные цифры: пятнадцать миллионов найдены следователями КГБ, двадцать — группой Гдляна — Иванова.

После столь громких арестов законность в Узбекистане вовсе не восторжествовала. Волна бандитизма буквально захлестнула республику. Только в 1984 году там были зафиксированы 308 вооруженных разбойных нападений, 1406 грабежей и 5101 квартирная кража. К концу десятилетия в республике уже действовало несколько сотен преступных бандформирований, причем практически все они появились после смерти Рашидова. Рост угрожающий! И это при том, что в республике работали десятки следственных групп, сотни опытнейших сыскарей Союза.

Даже на этом фоне особо сильный резонанс получило расследование дела Героя социалистического труда, бывшего генерального директора Папского агропромышленного комбината (Наманганская область Узбекистана) Ахмаджона Адылова (Оди-лова). Ахмаджон Адылов обвинялся во взяточничестве, хулиганстве, хищениях в особо крупных размерах и издевательствах над людьми. По некоторым данным, Адылов был близким другом первого секретаря компартии Узбекистана Шарафа Рашидова. Дело расследовалось на союзном уровне вплоть до апреля 1991 года, практически — до развала СССР. В феврале 1992 Адылов был реабилитирован, специальным решением правительства Узбекистана, однако 26 июня 1993 года вновь арестован, а четырьмя месяцами позже Кокандский городской суд приговорил его к 4-лет-нему заключению за хищение пяти тонн удобрений. Через год, когда он уже отбывал этот срок, ему добавили еще 10 лет за «экономические преступления», совершенные им в советское время. Однако сидеть ему пришлось гораздо больше. Хотя назначенный ему срок истек в 1996 году, поскольку, согласно законодательству, отсчитывался с момента ареста, всякий раз, когда наступало время выпускать его на свободу, Адылова судили снова: то за хранение наркотиков, то за неповиновение администрации (в 1997, 2001 и 2004 годах), и «накидывали» еще 3–4 года.

По неизвестным причинам его не коснулась ни одна амнистия. В итоге в независимом Узбекистане он отсидел 16 лет.

5 июня 2008 года в возрасте 83 лет Ахмаджан Адылов окончательно вышел на свободу. Он оказался долгожителем, в этом году Ахмаджану Адылову исполнилось 92 года.

В отличие от других фигурантов «хлопкового дела» — Р. Гаи-пова, К. Камалова, М. Мусаханова, Б. Рахимова Адылов не лишали звания Героя Социалистического Труда и других советских наград. Хотя пресса его откровенно демонизировала. Придумали даже термин — «адыловщина». То есть преступное превращение социализма в феодализм. В трактовке событий применялись обычные для сенсационной журналистики приемы. Гиперболы, сгущения красок — для борьбы с адыловщиной не жалели ничего. На телеэкраны вышел многосерийный детективный фильм «С любовью и болью» (1989), в котором главный преступник неуловимо напоминал товарища Адылова. Пахан, самовластный барон, гангстер… Всё это было грубым преувеличением.

Перестроечные разоблачения по адресу Рашидова, Брежнева и других высокопоставленных советских деятелей помогли сделать громкое имя многим ранее безвестным писателям, кинорежиссерам, поэтам, публицистам, журналистам, а также двум следователям союзной прокуратуры: Тельману Гдляну и Николаю Иванову. Последние буквально за считанные месяцы благодаря беспрецедентному пиару в СМИ сделали головокружительную карьеру. Уже в 1989-м году комиссия президиума Верховного Совета СССР пришла к выводу, что оба следователя насаждали порочную практику «огульных обвинений во взяточничестве, принуждения подозреваемых и свидетелей к даче так называемых "признательных" показаний путем необоснованных арестов, шантажа и запугивания… Гдлян, Иванов и приближенные к ним следователи нередко допускали оскорбления арестованных, унижение их человеческого достоинства и запугивание расстрелом».

В 1989 году, в дни первого Съезда народных депутатов методы расследования Гдляна подверглись серьезной критике — вплоть до заведения на него уголовного дела о нарушении законности при проведении расследований в Узбекистане. В 1990 году Гдлян был уволен из Генпрокуратуры, исключен из рядов КПСС. Однако в августе 1991 года дело Гдляна было закрыто. В декабре того же года президент Узбекистана Ислам Каримов помиловал всех осужденных по «узбекскому делу», отбывавших наказание на территории республики.

Жертвой активности Гдляна стал и Егор Лигачев — второй человек в партии. Он, конечно, не оказался под следствием, но даже косвенные намеки погубили блистательную политическую карьеру. Сам Егор Кузьмич рассказывал так:

«Сначала я воспринял нападки следователей Гдляна и Иванова как удар лично против меня, нанесенный с целью выбить из руководящего ядра партии, а заодно сделать на этом свои политические карьеры. Но когда к делу очень активно подключились средства массовой информации, уже имевшие в этот период ярко выраженную политическую окраску, мне стало ясно, что вопрос не только и не столько во мне лично, — речь идет о том, чтобы скомпрометировать Политбюро в целом! Затем понимание происходящего еще более углубилось.

Произошло это на первом Съезде народных депутатов СССР, когда в некоторых выступлениях впервые обнаружилось противостояние партии и Советов — кто выше? Когда я услышал эти выступления, мне сразу стало ясно, что начинается какой-то новый этап общественного развития, не предвещающий стране и народу ничего доброго. Нападки Гдляна представили в новом свете: готовится атака на КПСС, задумывается антикоммунистическая кампания.

А время шло вперед. И стало очевидным, что прицел взят еще выше! После легализации антикоммунизма обнаружилось главное направление удара со стороны тех политических сил, которые поддерживали Гдляна и Иванова. Вовсе не стремясь возвеличить собственную персону, — мне это вообще не свойственно, — обязан всё же сказать, что именно я был тем человеком в Политбюро, который постоянно выступал в защиту социалистических принципов, против частной собственности и безработицы.

Вот почему, — а в этом я убежден, — удар следователей был нанесен именно по мне… Клеветническая кампания против Лигачёва серьезно повлияла на развитие политических событий в стране, более того, можно говорить о том, что она подтолкнула развертывание клеветнической кампании против коммунистов, КПСС…».

Кампанию «за» Гдляна и Иванова начал журнал «Огонек», продолжили ее телепрограмма «Взгляд» и либеральные программы Ленинградского телевидения. Но, когда вскрылись «сталинские» методы выбивания показаний — стали появляться статьи, ставившие под вопрос деятельность следователей.

В «Литературной газете» в 1989-м вышла статья Ольги Чайковской «Миф». Чайковская — опытнейшая и авторитетная журналистка, мастер «судебной» темы. То есть — весьма серьезный автор. В своей статье она привела письмо директора совхоза А. Раджапова, которого вынуждали признаться в даче взятки секретарю Каракалпакского обкома партии. Раджапов не согласился. И что же? Следователи «стали угрожать мне, — писал Раджапов, — что посадят меня между уголовниками, а им подскажут, чтобы они делали со мной все, что хотят, пусть тебя топчут, убивают (подлинных их слов написать просто невозможно), тогда ты как миленький напишешь все, что от тебя требуют. Пошлость, низменный жаргон, уличный мат и похабщина были для следователя нормой разговорной речи. Если бы мне сказали, что подобное возможно в наше время, вряд ли бы я поверил».

Чайковская писала о тех случаях, когда подследственные не выдерживали угроз, истязаний и подписывали все, что им подсовывали следователи. Некоторые в ходе следствия кончили жизнь самоубийством.

Вскрывался своего рода политический карьеризм следователей. Они пытались набрать очки в перестроечном покере… Того самого Смирнова, бывшего заведующего сектором Отдела оргпартработы ЦК КПСС (именно как человек, близкий к Лигачеву, он заинтересовал следователей), а впоследствии второго секретаря ЦК компартии Молдавии. Он с начала предъявления обвинений откровенно признался, что, действительно, получил от знакомого узбека шкурку ягненка, оплатив ее стоимость. Однако, «раскалывая» его на признание в коррупции, следователи не только оформили злополучную шкурку как взятку, но и домогались признать получение взяток на десятки тысяч рублей; после проверки прокуратурой уголовное дело в отношении Смирнова было прекращено. Лишь второй секретарь ЦК Узбекистана Тимофей Осетров, несмотря на двухлетний мучительный срок пребывания в тюремном застенке, оставался непреклонен и тверд, как гранитная скала, разоблачая карьерные и противоправные методы следователей. Лигачев вспоминал: «Я знал Осетрова как добропорядочного и заслуженного работника партии, но его арест и помещение в следственный изолятор произошли задолго до начала моей службы в прокурорской системе. Впоследствии он потерял здоровье, но был полностью реабилитирован судом; жаль, что слишком поздно мне пришлось принять участие в незавидной судьбе этого прекрасного человека».

Кстати, Гдлян и Иванов говорили о родственных связях Осетрова с Лигачевым…

Гдлян и Иванов перешли к активной обороне. Иванов голосил на весь Ленинград, на весь Союз: «Многие избиратели спрашивают, почему не ведется борьба с мафией в Ленинграде и кто из высших чинов в Москве проходит по уголовному делу. Дело в том, что борьба не ведется потому, что государственная политика сегодня — это политика полного сворачивания борьбы с организованной преступностью. А бороться можно везде. К сведению ленинградцев можно сказать, что в числе лиц, которые фигурируют в нашем уголовном деле, имеется фигура бывшего руководителя Ленинграда товарища Романова. Кроме всего прочего, в деле замелькали такие фигуры членов Политического бюро, как товарищ Соломенцев, товарищ Лигачев, бывший председатель Верховного суда Теребилов. Очень беспокоит на сегодняшний день та ситуация, которая сложилась вокруг Лигачева. Нас очень беспокоит усиление позиций этого человека с учетом того сдвига вправо, который мы наблюдаем в сегодняшней политике, это не может не вызывать существенного беспокойства. Я не говорю о виновности или невиновности этих лиц. Я на сегодняшний день говорю то, что дело в дальнейшем будет свернуто. Я прекрасно себе отдаю отчет в том, что я сейчас говорю. И я готов нести полную ответственность за свои слова».

Послушаем и противоположную сторону. Прокурор Сухарев, который убедился в гдляновских «перегибах», утверждает: «Так, усомнившись в "чистосердечности" показаний Усманходжа-ева, я трижды участвовал в его допросе, учинил ему очную ставку с бывшим Генеральным прокурором Союза Рекунковым, якобы получившим от него две крупные взятки. И хотя он вскоре отказался от оговора, я, тем не менее, решил еще раз перепроверить первичные показания. Элементарные вопросы о месте вручения взяток, достоинстве денежных купюр, месте их хранения в момент вручения, сначала поставили подследственного в затруднительное положение, а затем вынудили признаться в лжесвидетельстве как вынужденной мере ввиду неоднократных угроз насилия над ним, его женой и дочерью. Расхожее выражения Гдляна и Иванова "намазать лоб зеленкой", т. е. применить статью о высшей мере наказания УК, не раз использовалось для психологического давления с целью вынудить узника дать требуемые показания. Сопоставления протоколов допросов других арестованных выявили идентичность "новаторского" метода расследования, применяемого Гдляном, Ивановым и их подручными».

Прошло время — и в этом сложном деле легенды плотно переплелись с фактами, а факты — с различными трактовками. Вот и Николай Иванов удалился в воспоминания: «Нашу с Гдляном работу часто связывают с печально известными "хлопковыми делами" к которым мы никакого отношения не имели, Расследованиями по ним занимались следователи из Узбекистана, которые привлекли к ответственности около 30 тысяч человек низшего и среднего звена, что дало повод говорить о геноциде узбекского народа. Мы же за шесть лет следствия привлекли к ответственности и арестовали всего 62 партийных и прочих деятеля. Мы занимались тем, чем сегодня фактически никто не занимается: коррупцией в высших эшелонах власти. Уровень привлекаемых ныне лиц ограничивается самое большее губернаторами. Смысл же нашей работы был таков: недосягаемых быть не должно. Вот почему любое упоминание об успешных расследованиях прошлых лет на фоне нынешнего вырождения прокуратуры сейчас не к месту. И мне понятны мотивы тех, кто и поныне отзывается о нас с Тельманом Хореновичем в негативном плане. Значит, зацепили, не зря работали.

Масштабы хищений и коррупции в Узбекистане нас потрясли, в них были вовлечены миллионы людей. Уголовный закон в подобных ситуациях бессилен, тут нужны политические решения. Такие, как объявление амнистии на территории республики, — с этим предложением мы и обратились к своему начальству. Но от нас отмахнулись и рекомендовали действовать, как по "хлопковым делам", по которым к уголовной ответственности привлекали тысячи "стрелочников". Но этот путь нам казался несправедливым и даже аморальным. Мы решили привлекать к ответственности лишь организаторов преступлений — партийных и советских руководителей, министров, генералов, а взяткодателей, ставших их жертвами, тысячами освобождали от наказания. Этой линии мы придерживались все годы расследования, за что нас и поныне не жалуют коррупционеры.

На 1984 год наметились очередные кандидатуры: первый секретарь Бухарского обкома партии Каримов и министр внутренних дел Узбекистана Эргашев. Однако как только начальство узнало, в каком направлении мы собираемся разворачивать дело, как услышали окрик заместителя Генпрокурора СССР Сороки: такого уровня руководителей еще не трогали. И тогда пришлось пойти на нарушение служебной субординации: мы перестали докладывать наверх о новых криминальных эпизодах, которые выявляли в отношении этих лиц. И лишь когда проделывали всю работу, предъявляли начальству факты об огромных взятках и требовали санкцию на арест.

Дело дошло до Черненко, сменившего на посту генсека Андропова, и добро на привлечение к ответственности узбекских руководителей мы получили. Но при этом были опасения: мы могли этих людей потерять. Многим в таких случаях нашептывали, что им лучше уйти из жизни. И этим породили серию самоубийств. То, что произошло с министром МВД Щелоковым. С Каримовым обошлось — его мы взяли живым. А Эргашева не уберегли — он застрелился.

Мотивы этого и других самоубийств были очень простые: по закону со смертью прекращается уголовное преследование лица. А значит, все богатства, которые он нагреб, остаются семье. Удобно: вроде бы имя сохранил — соучастников не назвал и все миллионы родным оставил. Эта порочная схема была отработана до совершенства. Но мы ее сломали, как только всем фигурантам дали понять: уход из жизни не позволит сохранить преступные ценности и освободить родственников-соучастников от уголовной ответственности. В итоге многим удалось сохранить жизнь — самоубийства тут же прекратились.

Если говорить о масштабе изъятий, которые мы проводили, вспоминаю молочные фляги и бидоны, набитые ювелирными украшениями, золотыми монетами, извлекаемые из гаражей, подвалов, огородов. Многое закупалось партиями. Кстати, тут нам опять пришлось применять ноу-хау. По закону каждую изъятую вещь мы должны были на месте описать и взвесить, на что потребовалось бы несколько недель. Поэтому мы опечатывали эти бидоны, помещали в сейф с  двумя ключами: один был у меня, другой у сотрудника КГБ. И потом в спокойной обстановке производили осмотр. Вообще учет и контроль были очень строгими. А когда громили "кремлевское дело", наши обвинители заявили о недостаче. Но из того фокуса ничего не вышло — все золотые монеты, кольца, браслеты, деньги находились в Гохране и Госбанке, куда мы их сдавали по описи».

Вот такая хроника. Любопытно, что на I Съезде народных депутатов Гдлян и Иванов не смогли представить никаких доказательств по мифическому «кремлевскому делу», оказавшись способными лишь на очередную митинговую риторику. Недаром новая комиссия, на сей раз Верховного Совета, образованная на Съезде народных депутатов СССР под председательством Роя Медведева, вынуждена была осудить действия Гдляна и Иванова, и рекомендовала уволить их из органов прокуратуры.

А миллионам советских людей запомнилось другое. Громкое высказывание Гдляна: «Это не Узбекское дело, это кремлевское дело!». Он умело переводил разговор в злободневную политическую плоскость… О политической подоплеке красноречиво свидетельствовал и образ одного из главных фигурантов разоблачений — Юрия Чурбанова.

Чурбанов

Юрий Чурбанов начинал в райкоме комсомола. Служил инструктором в политотделе главного управления мест заключения МВД РСФСР. В ЦК комсомола заведовал сектором по работе с подростками в отделе пропаганды. Когда Чурбанов женился на Галине Брежневой, он был всего лишь подполковником и заместителем начальника политотдела мест заключения МВД СССР. Их познакомил сын министра внутренних дел Щёлокова, Игорь. В ту пору Чурбанов был женат. Ради брака с Галиной Леонидовной ушел от жены, оставил сына. Молодожены получили квартиру на улице Щусева, им построили дачу. Карьера зятя генерального секретаря стремительно пошла вверх. Чурбанова сразу произвели в полковники и назначили заместителем начальника политуправления внутренних войск. Через три года после свадьбы он стал начальником политуправления, получил генеральские погоны и орден Красной звезды. Ну, а потом стал генерал-полковником, первым заместителем министра внутренних дел и членов ревизионной комиссии ЦК КПСС. О его служебных качествах говорят каждое. С одной стороны — профессионал, далеко не выскочка. С  другой — от близости к генеральному голова его, видимо, малость закружилась. Тем больнее было падать после смерти тестя.

Уже в середине 1985 года Чурбанова перевели из первых замов министра на декоративную должность начальника главного управления внутренних войск по военно-научной работе. А затем отправили на пенсию. Но это была лишь прелюдия. Вскоре его арестовали по всё тому же «узбекскому делу». Он получил двенадцать лет колонии усиленного режима и отправился в места не столь отдаленные. Других, куда более крупных сановников, действительно определявших судьбу страны, миновала чаша сия. Отделались потерей должности и партбилета, быстро ставшего ненужным. Отчего же именно Юрий Чурбанов был избран на роль «козла отпущения»? В чем была его вина?

Еще 15 ноября 1982 года, через несколько дней после смерти Брежнева, как рассказывает сам Чурбанов, его пригласил к себе Юрий Владимирович Андропов и сказал: «Пока я жив, тебя и твою семью никто не тронет». Так и вышло. Но в марте 1985-го пришел Горбачев, и через три месяца его перевели на должность замначальника Главного управления внутренних войск МВД. Уже тогда началось наружное наблюдение за зятем покойного генсека. А после отставки Чурбанов ясно понимал, что арестовать его могут в любой момент.

Случилось это через полгода прямо в кабинете Германа Каракозова, начальника следственной части Генпрокуратуры. Снова предоставим слово Чурбанову: «Сняли с меня "Ролекс", подаренный Леонидом Ильичом, галстук, подтяжки, шнурки из ботинок вытащили. Я тогда похудел немного, пришлось брюки руками поддерживать. В общем, достаточно унизительно…

Почему я признал несколько эпизодов из тех, что вменяли мне в вину? Как-то раз следователь Гдлян "по дружбе" сказал мне: "Не возьмете на себя хотя бы три эпизода, будет принято решение подвести вас под высшую меру". Я в этой системе не одно десятилетие проработал, так что знал: "намазать лоб зеленкой", то есть расстрелять, могли. И угроза была реальной.

Укрепило меня в том, что сопротивляться бесполезно, свидание с председателем КГБ Чебриковым. Я, сидя в "Лефортово", обратился к нему с письмом. И он приехал! Приводят меня в кабинет начальника тюрьмы, а там Виктор Михайлович, с которым мы были знакомы. С Брежневым он вообще дружил. Обнялись, сели, стали разговаривать. Я просил только одного: разобраться в моем деле по справедливости. Он мне ответил: "Юра, правила ты знаешь. И понимаешь, что без решения политбюро тебя арестовать не могли. А оно, как известно, не ошибается…"

Что я взял на себя? Тюбетейку и халат с золотым шитьем, кофейный сервиз, стоивший рублей сто, наверное. И главное — взятку в 90 тысяч рублей (из первоначальных "полутора миллионов")

Впрочем, всё было не так просто. 15 января 1987 г. на первом допросе Чурбанов дал показания о том, что он получил 600 тысяч рублей от пятнадцати не названых лиц. 16 января на втором допросе Чурбанов назвал этих людей поименно и добавил, что получил в разное время еще около 400 тысяч рублей Подробно рассказал о том, как его принимали на дачах у первых секретарей Хорезмского, Ферганского, Самаркандского обкомов партии, как неоднократно получал крупные взятки от первого секретаря ЦК Таджикистана (это все-таки было не только Узбекское дело!) Овезова. 17 января 1987 года Чурбанов дал показания о том, что в течении длительного времени он получал взятки по 5 тысяч рублей от группы сотрудников МВД, которым позднее было присвоено генеральское звание…

Из воспоминаний старшего следователя по ОВД при Генпрокуроре СССР В. Калиниченко: «Я хорошо помню, как нагнетались страсти вокруг Чурбанова. Каракозов со мной советовался, идти на арест или нет. Я сказал, что, по-моему, это будет ошибочное решение — там больше политической ангажированности и конъюнктуры, чем реальной вины. Тем не менее Чурбанов был арестован. Когда у него на даче делали обыск, туда выехала бригада с отбойными молотками. Ломали стены, вскрывали полы, а привезли единственную ценность — мраморный бюст самого Чурбанова, который ему сделал какой-то скульптор. Возможно, горячий поклонник его как заместителя министра внутренних дел СССР. Обыск на квартире Галины Брежневой вообще не дал никаких результатов. Его полностью снимали на видеокамеру».

Спрашивается для чего понадобилось Чурбанову оговаривать себя, признав более ста (зафиксированных в деле) случаев получения взяток на общую сумму более миллиона рублей, если при проверке выяснилось, что Чурбанов никогда не бывал на дачах секретарей Хорезмовского, Самаркандского и Ферганского обкомов? Более того он даже не разу не посещал эти солнечные края. Что касается секретаря Овезова, то такого вообще не оказалось ни в ЦК, ни в обкоме, ни даже в горисполкоме Таджикистана. Ложными оказались показания Чурбанова и в отношении милицейских чинов, которые, на самом деле, или не числились в кадрах или получили генеральское звание еще до прихода Чурбанова на службу в министерство. Тем не менее, отбросив все небылицы, следователь В. Миртов оставил в деле ряд фактов, указывающих на то, что Чурбанов все-таки получал взятки, общая сумма которых составила 656 тысяч рублей. А выдумывание небылиц было его своеобразной тактикой…

Суд постановил: «Чурбанов занимал высокую государственную должность первого заместителя министра внутренних дел СССР и, принимая крупные суммы денег и иные ценности от ряда руководящих работников республики сознавал не только преступный характер подношений, но и мотивы действий этих лиц. По мнению Военной коллегии Верховного суда СССР эти действия должны рассматриваться как взятничество». Суд также установил, что «материально-денежные подношения б. зам. министра МВД Чурбанову Ю. М. оцениваются в сумму 90 тыс. 960 руб.». 30 декабря 1988 года Военная коллегия Верховного Суда СССР огласила приговор Чурбанову — 12 лет лишения свободы, с конфискацией личного имущества. С 1989 по 1993 гг. Чурбанов отбывал наказание под Нижним Тагилом. В 1993 году его условно-досрочно освободили. На некоторое время Чурбанов стал желанным гостем телевизионных программ и газетных редакций… Горестная судьба брежневского тестя и сегодня привлекает публику.

Могила Рашидова

Среди оперативных мероприятий Узбекского дела самым загадочным, жутковатым и бессмысленным было перезахоронение Шарафа Рашидова. Власти вроде бы боялись, что его могила превратится в место поклонения и решили перенести прах бывшего партийного лидера Узбекистана на достойное, но более скромное место. В действительности, в могиле искали ценности. Искали очередные доказательства мафиозной сущности Рашидова…

О тех событиях вспоминает бывший заместитель Генерального прокурора Российской Федерации, государственный советник юстиции 2 класса Олег Гайданов, в то время — молодой перспективный юрист, занимавшийся этим делом:

«Мы же понимали, что это значит, тем более такой авторитет — Рашидов. Мы же понимали, как народ может отнестись и какие могут быть последствия. Поэтому войсками окружили Ташкент, отключили электроэнергию, полностью в городе отключили телефонную связь. Площадь, где был захоронен Рашидов, окружали войска, а внутри войск стояли сотрудники КГБ.

Но нужно было всё сделать по закону, а по закону эксгумация, какие бы ни были основания, должна производиться только с согласия родственников. Его жена, Хурсант Гафуровна, жива. Но понятно, что жена не даст согласие, тем более жена Рашидова, с ее огромной властью, похлеще, чем у Раисы Горбачёвой. А нам было нужно ее письменное согласие.

Мы подготовили документ с текстом. Надо ехать к ней. Я понимал все исторические последствия, поэтому потребовал, чтобы со мной был один из руководителей республики. Вызвали Кадырова и приказали ему ехать со мной. Он чуть ли не на колени перед нами упал, мол, мне нельзя, у меня же здесь родственники, мне же здесь жить. Я ему объяснил, что его задача будет только одна — стоять за моей спиной, а за его спиной будут стоять автоматчики. От него не требуется ни одного слова. Но в протоколе должна быть подпись одного из руководителей Узбекистана, так как это — национальная республика.

Мы поехали. Я тогда впервые оказался в квартире Рашидова на улице им. Германа Лопатина. Там здание МВД, а позади стоит дом, где жил Рашидов. Естественно, там всё было уже окружено, техникой обеспечили всех. Полдесятого вечера. Нам докладывают, что всё спокойно. Идем. Какой-то офицер звонит. Открывают. Его супруга дома одна. Сейчас, с высоты прошедших лет, я понимаю, насколько это грязно и тяжело. А тогда мне что — только сорок лет было. Молодой человек с громадной властью, без ограничений, в общем-то. Ей докладывают:

— К вам заместитель прокурора республики Олег Иванович Гайданов.

— А зачем? С какой целью?

Всегда, если я где появляюсь, все сразу понимают, что либо арестовывать пришли, либо обыски делать. Я говорю:

— Извините, вот есть поручение из Москвы, я должен Вас ознакомить с этим поручением. Поэтому мы пришли с такой целью.

"Мы" — это кто?

— Я и Гайрат Хамидуллаевич Кадыров.

А Кадыров у меня за спиной где-то там, за порогом остался. Я ему говорю: "Гайрат Хамидуллаевич, ну вы зайдите".

Хурсант Гафуровна приглашает нас войти из прихожей в небольших размеров зал. И, кстати, я удивился. Я у многих великих людей был дома. И я удивился, насколько скромный был дом у Рашидова. Меня это поразило. И вот я вошел и продолжаю: "Вы знаете, с не совсем приятной миссией, вернее, с совсем неприятной мы к Вам пришли, но вчера Политбюро ЦК КПСС и Совет Министров Союза ССР приняли постановление. Я прошу Вас ознакомиться с постановлением". Оно нигде не было опубликовано к тому времени. Нам нужно было получить ее подпись. Мы понимали, что она не подпишет, конечно. Но мы к этому подготовились. То есть мы могли констатировать, что супруга Шарафа Рашидова с документом лично ознакомлена, всё это сопровождается видеозаписью, аудиозаписью, чтобы были какие-то доказательства, который можно было бы "пришить".

И тут началось. Она вспылила, говорила, что это кощунство. Я опять предложил ознакомиться. В постановлении были разные пункты, в том числе о снесении памятников, но самым главным был третий — перезахоронить. Чтобы перезахоронить, нужно делать эксгумацию. А по закону, эксгумация делается с согласия родственников… Но даже и не это было главное. "Внутри" всего этого была основная сверхзадача, о которой не напишешь в постановлении ЦК: проверить слухи, которые к этому времени распространились достаточно активно, тем более на фоне возрождения националистических интонаций в жизни республики, о том, что Рашидов жив, что вместо Рашидова там захоронен двойник и Рашидов вернется, что часть "золота-бриллиантов" он увез, а часть захоронена с этим двойником.

И вот самая главная наша задача состояла в том, чтобы провести судебно-медицинскую экспертизу в течение четырех часов и  установить, действительно ли в могиле лежит Рашидов и есть ли там, кроме самого тела, еще что-то…

Экспертам (а из Москвы самолетом привезли лучших судмедэкспертов Советского Союза и лучшую специальную технику) сказали, что в их распоряжении три часа. Солдаты разбирают памятник, вскрывается могила, в час ночи гроб с телом отдается экспертам, в четыре утра они должны нам дать письменное заключение. Максимум — дополнительно еще 30 минут. Всё это было настолько жестко регламентировано, потому что в 5.30 должны были уже захоронить на "Коммунистическом" кладбище и поставить памятник, чтобы к 6.00 всё уже было полностью готово. Всё нужно было сделать с 10 часов вечера до 6 часов утра. Вот этот отрезок времени Ташкент был на военном положении. Столица была окружена, она осталась без связи и электроэнергии».

В результате этой трудоемкой операции прах Рашидова эксгумировали и перезахоронили на Чагатайском кладбище, где покоятся видные деятели культуры и науки, общественно-политические деятели республики. Не стало мемориального комплекса, который мог бы притягивать паломников. Эксперты констатировали, что похоронен там именно Рашидов и никто другой. Золота и бриллиантов в могиле не нашли. Фантазии так и остались всего лишь фантазиями.

И снова Адылов

Самый одиозный фигурант Узбекского дела жив! Жив и главный (по крайней мере, в глазах широкой общественности) застрельщик этого дела — бывший следователь прокуратуры Тельман Гдлян. Через много Гдлян вспоминает Адылова не без уважения:

«Когда мы с ним встречались, пили чай, курили, он открыто, откровенно говорит, он по характеру он мужчина, не проститутка, как некоторые. Он рассказывал, как все было на самом деле. И когда следователь по особо важным делам при генеральном прокуроре СССР вел его дело и дошло до того, что он каждый день писал заявления о том, чтобы вообще его отвели и дали другого следователя. А весь смысл был в том и возмущение Адылова, что: ребята, как же так, вместе совершали, вы сейчас все взваливаете только на меня и на моих братьев, а все остальные чистые и непорочные. И неоднократно, и близкие знают о том, что он писал на имя генерального прокурора о том, чтобы его следственное дело расследовал Гдлян со своей группой. Но понятно, что местные и московские взяточники этого не могли позволить, потому что тогда следствие расширилось бы и углубилось. И он говорил: Тельман, я вам на блюдечке преподнесу всех московских взяточников, где мы им давали, сколько давали, зачем, почему и так далее», — рассказывает Тельман Гдлян. Впрочем, за 25–30 лет он давал слишком разноречивые оценки и комментарии делу, в котором сыграл одну из главных ролей.

Каков итог этого дела? Андроповская борьба с коррупцией, наверное, могла сыграть позитивную роль в истории страны. Но вскоре после смерти Юрия Владимировича все обернулось политическими спекуляциями. А преступления брежневского времени на фоне перестроечной преступности выглядели детскими играми… И сложилось так, что громкое Узбекское дело встало лыком в строку для тех, кто расшатывал власть КПСС и хрупкий мир в многонациональном СССР. А распад страны мало кому принес счастья.

Вопросы:

1. Какую роль в политической жизни страны сыграло Узбекское дело?

2. Можно ли считать Узбекское дело отчасти сфальсифицированным?

3. Какова была национальная специфика экономической преступности в советской Средней Азии?

1990-е. ВРЕМЯ АВАНТЮРИСТОВ

«Властилина» сердец

В 1990-е годы, наверное, не было в России человека, кто не слышал бы о фирме «Властилина» и ее руководителе Валентине Соловьевой. Эта предприимчивая дамочка, словно вихрь, ворвалась в криминально-коммерческую жизнь сначала подмосковного Подольска, а затем и всей страны. В начале 1990-х в ее фирму не зарастала народная тропа: поверив рекламе, люди несли Соловьевой свои денежки в надежде получить дешевый автомобиль. И надо признаться, кое-кто свою мечту осуществил. Именно поэтому, когда «Властилиной» плотно занялись компетентные органы, народ устраивал митинги в поддержку «честного предпринимателя Соловьевой» и требовал немедленно освободить ее из-под стражи, чтобы дать возможность полностью выполнить свои обязательства перед вкладчиками.

Биография Валентины Соловьевой (в девичестве Самойловой) не отличается оригинальностью. Родилась на Сахалине в семье рабочих. Образование — восемь классов средней школы и один год в Куйбышевском педагогическом училище. В 1980-е годы жила с мужем в подмосковной Ивантеевке. Одно время трудилась кассиршей в местной цирюльне. И, очевидно, трудилась бы дальше, но тут грянули гайдаровские реформы. Для предприимчивых граждан открылись поистине безграничные возможности в деле личного обогащения. И Валентина Соловьева не преминула ими воспользоваться.

В ноябре 1992 года Соловьева открыла в Подольске индивидуальное частное предприятие «Властилина». Сначала продавала бытовую технику производства подольского электромеханического завода, с директором которого заключила договор. А затем начала главное дело своей жизни — строительство финансовых пирамид.

Схема была проста. Всем желающим ИЧП «Властилина» предлагало приобрести автомобиль по смешной цене: раза в два меньше его реальной стоимости. Чуть позже к автомобилям добавились квартиры в Москве — разумеется, по такой же смешной цене, и даже особняки в непосредственной близости от столицы. А тем, кто не нуждался в транспортном средстве и улучшении жилищных условий, предлагалось просто внести определенную сумму денег, чтобы через некоторое время получить их назад с большими процентами. Первыми клиентами Соловьевой стали работники подольского электромеханического завода. А затем — чиновники различного уровня, сотрудники правоохранительных органов, местные бандиты, звезды кино и эстрады и тысячи простых граждан бывшего СССР.

В отличие от печально известного «МММ», Соловьева предпочитала работать с коллективными вкладчиками. Неслучайно минимальный размер вклада был постепенно доведен до 50 миллионов, а затем и до ста миллионов рублей. Далеко не каждый гражданин России в то время мог запросто выложить такую сумму. Поэтому люди скидывались, продавали свое имущество, впутывали в эти авантюры своих друзей и родных. Так неуклонно росло количество людей, работавших на создание финансовой пирамиды. Да и самой Соловьевой явно было приятнее иметь дело с крупными суммами, чем с мелочевкой.

В поле зрения правоохранительных органов ИЧП «Властилина» попало осенью 1994 года. К тому времени у Соловьевой начались серьезные проблемы с выплатами вкладчикам. Что было вполне ожидаемо, ибо это закономерный итог всех финансовых пирамид. Сама Соловьева, судя по всему, прекрасно это понимала. Очевидно, поэтому фирма, через которую прокручивались огромные деньги, практически не вела бухгалтерии. Деньги принимались от граждан наличными и хранились в огромных картонных коробках прямо в офисе «Властилины». Даже точного реестра вкладчиков не было. Несколько лет, пока продолжалось следствие, сотрудники правоохранительных органов пытались подсчитать и количество клиентов «Властилины», и общую сумму полученных от них денег. Точных цифр так никто и не назвал: то ли два триллиона неденоминированных рублей, то ли три. Известно, однако, что в период расцвета «Властилины» Соловьева собирала до 70 миллиардов рублей ежедневно.

Денег было так много, что хватало и на рекламные кампании, и на широкие благотворительные жесты. Соловьева помогала подольским школам, местной церкви и историческому музею. А еще — водила дружбу с представителями власти, правоохранительными органами и, конечно же, с московским бомондом. К «тете Вале» в Подольск регулярно катались известные певцы и киноактеры: гостили в ее доме, выступали на организованных ею концертах. Такого наплыва звезд кино и эстрады жители Подольска не видели ни до «Властилины», ни после. Пугачева, Киркоров, Петросян, Кобзон, Шифрин, Лановой и многие другие московские знаменитости буквально прописались в подольском киноконцертном зале «Октябрьский». А своей любимице Надежде Бабкиной, по слухам, как-то раз в приливе нежных чувств «тетя Валя» подарила «Мерседес».

Вообще традиция щедро одаривать эстрадных деятелей дорогими машинами и ювелирными изделиями началась именно с Валентины Соловьевой. Эстафету тут же подхватили и другие нувориши, сколотившие в мутные 1990-е гигантские состояния. Неслучайно на всех тусовках, которые устраивали новые хозяева жизни, непременно крутились звезды шоу-бизнеса. Сколько шикарных иномарок перепало труженикам эстрады — не сосчитать. А первопроходцем в этом деле оказалась хозяйка подольской «Властилины».

В своих публичных выступлениях звезды кино и эстрады не скрывали, что водят дружбу с «талантливым предпринимателем и истинно православным человеком» Валентиной Ивановной Соловьевой. Такие откровения еще больше убеждали обывателя в том, что с подольской «Властилиной» можно и нужно иметь дело. Умеют все-таки российские звезды влипать в скандальные и дурно пахнущие истории!

И вот осенью 1994 года пирамида начала трещать по швам. Многие из вкладчиков, после многомесячного ожидания обещанных машин и дивидендов, стали глухо роптать, а затем и открыто выражать недовольство. В ИЧП «Властилина» отправились с проверкой местные налоговики. Однако провести полноценную проверку им не дали: вероятно, «тетя Валя» включила свои нешуточные связи во властных структурах. Пришлось подключать «тяжелую артиллерию» в лице сотрудников Налоговой полиции. Проверка, проведенная ими, вскрыла чудовищные нарушения налогового законодательства. По итогам проверки 7 октября 1994 года Подольская прокуратура возбудила против Соловьевой уголовное дело по обвинению в мошенничестве.

Однако задержать мошенницу сразу не удалось. Она из Подольска бесследно исчезла вместе с мужем и детьми. Вероятно, помог кто-то из высокопоставленных друзей в правоохранительных органах — не зря же Соловьева почти два года их подкармливала! В течение нескольких месяцев хозяйка «Властилины» скрывалась от милиции и налоговых служб. А искали ее весьма интенсивно! Однако каждый раз, приходя в квартиру, где, по оперативным данным, скрывалась хозяйка «Властилины», сыщики там никого не заставали. Очевидно, Соловьеву вовремя предупреждали о готовящейся операции, и она успевала ускользнуть.

Задержали Соловьеву в июле 1995-го в Москве на площади у Белорусского вокзала — только после того, как поисками беглянки по просьбе подмосковных сыщиков занялись сотрудники ФСБ. К тому времени в милицию поступило уже более 20 тысяч заявлений от граждан и организаций с просьбой провести проверку деятельности «Властилины» и вернуть им деньги.

В ходе расследования всплыли удивительные вещи. Например, уже будучи в розыске, Соловьева продолжала активно собирать деньги с соотечественников, обещая новые автомашины за полцены. За пару месяцев ей удалось обобрать 1300 человек. Это в дополнение к тем десяткам тысяч, которых Соловьева облапошила еще до возбуждения против нее уголовного дела!

С каждого клиента аферистка взяла от 5 до 15 миллионов рублей, обещая новые машины и даже квартиры в Москве за полцены. И действительно, около пятисот человек свои машины все-таки получили. Это обстоятельство при любом удобном случае Соловьева припоминала в ходе следствия: дескать, если б не арест, она бы рассчиталась со всеми своими вкладчиками. А в качестве доказательств хозяйка «Властилины» предъявила следствию письменную гарантию дочернего предприятия одной из сингапурских фирм. Из документа явствовало, что эта сингапурская фирма обязалась оплачивать за «Властилину» все счета по контрактам на общую сумму до 800 миллионов долларов.

Впрочем, все это оказалось не более чем блефом. Проверка показала: на рублевом счете этой сингапурской фирмы числилось всего 13 тысяч рублей, а на валютном вообще не было ни цента. Каким образом коллеги из далекого Сингапура оплачивали бы счета «Властилины» — непонятно. Однако многочисленные вкладчики, прослышав об аресте Соловьевой, развернули бурную кампанию в поддержку своего кумира: собирали подписи, писали петиции в МВД и прокуратуру, требуя немедленно отпустить «честного предпринимателя».

Следствие по делу «Властилины» продолжалось пять лет. За это время было допрошено более тысячи человек, собраны многочисленные доказательства мошеннических действий Соловьевой и ее подельницы Романовой — президента ассоциации по защите прав вкладчиков ИЧП «Властилина». Сама Соловьева свою вину полностью отрицала и рассказывала следователям сказки о том, что она всего лишь осуществляла новую, единственную на тот момент в России программу ежедневного вложения денежных средств. Согласно этой уникальной программе, всяк отдавший Соловьевой свои денежки должен был в течение 24 рабочих дней получить прибыль в размере 10 процентов от вложенной суммы, а потом — еще и дополнительную прибыль в размере 5 процентов. Правда, детальный механизм этой удивительной программы Соловьева следователям так и не поведала, сославшись на то, что никто, кроме нее самой, понять такие тонкости не сможет.

А еще, находясь под следствием, Соловьева регулярно рассылала своим вкладчикам письма, в которых во всем обвиняла милицию, и клятвенно обещала рассчитаться с каждым, кто доверил ей свои сбережения. На многих эти откровения действовали. Например, в одном из писем хозяйка «Властилины» написала:

«…Причина трудностей в том, что на меня оказывают очень сильное давление с тем, чтобы помешать мне выполнить свои обязательства перед вами. С подачи следователей мне приклеили ярлык "мошенницы", что меня глубоко оскорбляет и нарушает мои права. Я никого никогда не обманывала и не собиралась этого делать ни за что. Если мне дадут возможность продолжить работу, я гарантирую, что рассчитаюсь с каждым из вас в течение недели! Автомашины буду выдавать сама по одной тысяче каждый день. Все квартиры, приобретенные для вас, будут предоставлены вам в течение двух месяцев с момента возобновления работы фирмы и безо всяких доплат. Меня поддерживает только вера в Господа Бога, ваше доверие и сознание того, что я смогу рассчитаться со всеми вами, независимо от положения и ранга. Да храни вас и меня Господь Бог!»

Впрочем, на следствие и суд эти стенания не возымели никакого действия. В июне 1999 года Реутовский городской суд Московской области приговорил Валентину Соловьеву к семи годам лишения свободы, с конфискацией имущества, и отправил мотать срок в Можайскую женскую исправительную колонию. Однако уже в октябре 2000 года Соловьева досрочно вышла на свободу и… приступила к строительству очередной финансовой пирамиды.

Первое, что сделала бывшая хозяйка «Властилины», — зарегистрировала «Российский купеческий фонд» и объявила себя его президентом. А затем сняла на окраине Рязани небольшое помещение и открыла там офис свежеиспеченной организации. Тут же в рязанских газетах и на местном телевидении появились сюжеты о том, как современные меценаты и благотворители изо всех сил стараются облегчить жизнь российским провинциалам. Например, почти задаром отдают новенькие «Жигули» всем желающим.

Вскоре в офис «Российского купеческого фонда» потянулся народ — за дешевыми «тачками». И мало кто вспоминал о том, что каких-то пять лет назад эта же самая дамочка уже собрала свыше 543 миллиардов рублей (по ценам 1995 года) и 2 миллиона 670 тысяч долларов США. И уж тем более никто не помнил о том, что жертвами Соловьевой, только по официальным данным, стали 16,5 тысяч человек из многих регионов России, а также Азербайджана, Украины, Белоруссии, Молдавии и Казахстана.

Схема, которую предложила Соловьева своим клиентам, была такова. Человек заключал с ней как с представителем «Российского купеческого фонда» агентский договор. Согласно договору, покупатель передавал Соловьевой определенную сумму за автомобиль (разумеется, гораздо меньше, чем в автосалонах), а она обязалась максимум через 15 дней передать гражданину новую машину в собственность. Но если гражданин приведет с собой еще двух покупателей, которые вместе с ним заключат аналогичные договоры и внесут требуемые суммы, то ему фонд обещал автомобиль в тот же день.

Цены на новенькие «Жигули» популярных моделей и впрямь были весьма привлекательны. Всем посетителям Соловьева давала распечатку прайс-листа с указанием расценок на различные марки новых автомобилей. Например, за «ВАЗ-2115» надо было выложить всего 4500 долларов США, что по курсу на тот период времени составляло 130 тысяч рублей. Рыночная стоимость этой модели «Жигулей», для сравнения, в начале «нулевых» превышала 200 тысяч целковых.

Кро ме автомобиля за полцены, Соловьева снова вернулась к уже апробированному сценарию, согласно которому клиент, вложивший деньги сегодня, через несколько дней получал солидную прибавку в размере 100 процентов от суммы займа. По словам Соловьевой, деньги, которые вносят граждане, «Российский купеческий фонд» затем размещает на каких-то депозитах и получает с этого солидные проценты. Словом, не хочешь авто — просто отдавай свои денежки, чтобы через пару-тройку недель получить в два раза больше.

Молва о замечательном фонде, который практически задаром раздает машины и удваивает сбережения граждан, мигом разлетелась по всей Рязани, а затем и по соседним регионам. Люди толпами ломились в «Российский купеческий фонд», взахлеб рассказывали о нем своим друзьям и знакомым, занимали для первого взноса деньги и тащили их Соловьевой. Страсть к халяве была столь сильна, что у людей явно помутился рассудок. Позднее на допросах в УБЭПе пострадавшие граждане признавались, что схема, предложенная «купеческим фондом» откровенно попахивала обычной финансовой пирамидой, о чем так много говорилось и писалось в 1990-е годы. А кое-кто из потерпевших, придя в офис фонда, даже узнал в президенте ту самую мошенницу из «Власти-лины», которую неоднократно показывали в криминальной хронике. И тем не менее, все как под гипнозом подписывали какие-то договоры и отдавали свои деньги.

Уголовное дело в отношении президента «Российского купеческого фонда» было возбуждено в 2004 году по статье о мошенничестве. К тому времени рязанские оперативники собрали немало доказательств криминальной деятельности Соловьевой: показания потерпевших и свидетелей, агентские договора, договора займа, квитанции к приходным кассовым ордерам. Однако саму Соловьеву арестовать тогда не удалось: как и десять лет назад, она, почуяв неладное, сбежала из Рязани в неизвестном направлении. А ее «мобильник», по которому с ней связывались клиенты, внезапно замолчал.

Почти год Соловьеву искала вся милиция Российской Федерации. Задержали новоявленную «российскую купчиху» в сентябре 2005 года в Москве. Самое удивительное заключается в том, что, будучи в розыске, Соловьева продолжала свою кипучую деятельность по сбору денег у населения. История десятилетней давности в точности повторилась.

И снова Соловьева, как и десять лет тому назад, рассказывала следователям сказки о новой программе финансовой помощи гражданам, которую она, Соловьева, апробировала в Рязани. И снова обещала расплатиться со всеми клиентами «Российского купеческого клуба», если ей дадут довести свою уникальную программу до конца.

Однако суд не внял этим россказням. Тем более что следствие предоставило вполне убедительные доказательства вины Соловьевой. Потерпевшими от ее мошеннических действий были официально признаны восемь человек. В общей сложности Соловьева похитила у них 1 миллион 169 тысяч рублей. Разумеется, точное число потерпевших и сумма ущерба, как и десять лет тому назад, остались тайной за семью печатями.

31 марта 2006 года Зюзинский районный суд города Москвы признал Валентину Соловьеву виновной в совершении серии мошенничеств и приговорил ее к лишению свободы сроком на 4 года с отбыванием наказания в колонии общего режима.

Как построить пирамиду

Пример «Властилины» оказался заразительным: в начале 1990-х появилось немало желающих построить свою собственную финансовую пирамиду. Под кого только ни маскировались мошенники, дабы придать своим аферам законный вид: под коммерческие фирмы, солидные банки, общественные организации, благотворительные фонды. Однако суть афер от этого не менялась. И финал был одним и тем же: собрав под благовидными предлогами значительные суммы денег, мошенники исчезали.

Так, например, в Москве в конце 1993 года скоропостижно скончался «Автобанк». Несколько месяцев реклама этого банка не сходила с экранов телевизора и газетных полос. Москвичам предлагали умопомрачительные проценты по вкладам. Люди охотно верили. Собрав не менее двух миллиардов рублей и несколько миллионов долларов, организаторы этой аферы благополучно скрылись в неизвестном направлении.

Не успели возмущенные граждане прийти в себя от такого нахальства, как с лика планеты исчезла другая столичная фирма — «Надежда». Почерк все тот же: наобещав москвичам быстрые и легкие заработки в обмен на первоначальный взнос, фирмачи нахапали денег и скрылись.

В период с 1992 по 1994 год в поле зрения оперативников УБЭПа попали десятки всевозможных контор. Среди них — АО «Ама-рис», ТОО «Реванш», АОЗТ «Технический прогресс», КБ «Московский Торговый банк», АО «Страховая компания Алджер», АОЗТ «Независимый нефтяной концерн», Южно-Уральская финансовая компания и многие другие. Все эти организации были специ

А в ноябре 1994 года вся Москва возбужденно обсуждала безвременную кончину фирмы с красивым названием «Дионис». Правда, в отличие от многих других своих коллег, «дионисийцы» никуда не скрылись: милиция сработала на опережение. Вкратце история такова.

В октябре 1994 года пятеро молодых ребят собрались в одном из столичных ресторанов, дабы обсудить планы на ближайшее будущее. Один из ребят — некто Игорь Привалов — недавно вернулся из Америки, куда уехал в поисках счастья еще пару лет тому назад. В начале 1990-х народ из демократической России валом валил на Запад. В Америку и Европу за хорошей жизнью ехали спортсмены и артисты, торгаши и журналисты, политики и жулики. Потом, правда, многие вернулись обратно. Выяснилось, что и на родине можно при желании делать неплохой гешефт. Вот и Привалов вернулся. Помыкался пару лет в США и Канаде — и вернулся в Россию. Но с твердым желанием заработать много денег, чтобы прикупить где-нибудь в Калифорнии или в Майами красивую виллу с голубым бассейном.

Свои планы он подробно изложил друзьям. Те Игорька охотно поддержали и решили за месяц заработать миллиард. Забегая вперед, заметим, что свой «производственный» план друзья перевыполнили. Причем, не за месяц, как того хотели, а всего за пару недель.

Итак, надели шустрые мальчики модные галстуки, обзавелись печатями и чистыми бланками и дали в газеты объявления примерно такого содержания: хотите, мол, автомобиль за 60 процентов стоимости? Тогда скорее бегите в фирму «Дионис». Она, дескать, поможет. А чтобы создать у клиентов видимость солидной коммерческой организации, аферисты сняли офис на севере Москвы и наняли целый штат секретарш, референтов и охранников. Наняли их ровно на месяц — якобы с испытательным сроком. Знали, что никакого «Диониса» через месяц уже не будет. А смазливые барышни-секретарши и дюжие хлопцы-охранники, позарившись на высокое жалованье, даже не удосужились подписать трудовой договор — поверили мошенникам на слово.

От желающих получить машину за 60 процентов стоимости не было отбоя. За неполные две недели со своими деньгами добровольно расстались 257 человек. Как затем выяснилось, почти каждый из добровольцев интуитивно чувствовал какой-то подвох, тем более что как раз в это время началось разбирательство по делу подольской фирмы «Властелина» и пресса буквально пестрела сообщениями на эту тему. Но желание получить на халяву машину неизменно побеждало здравый смысл. Деньги продолжали нести, популярность «Диониса» росла с каждым днем. И неизвестно, сколько еще российских граждан пополнили бы ряды облапошенных, если б «Дионисом» не заинтересовались компетентные органы.

В офис фирмы сотрудники столичного УБЭПа нагрянули 10 ноября — аккурат в День милиции. Увидав оперативников, директор попытался сбежать, но был быстро пойман. Поартачившись немного на допросе, директор смекнул, что сильно влип, и тут же сдал всех своих подельников. А заодно поведал и о своих подлинных планах. Разумеется, раздача гражданам автомобилей в эти планы не входила. В конце ноября фирма «Дионис» должна была закончить свое существование, а ее организаторы — исчезнуть кто куда.

О том, что «дионисийцы» задержаны, клиенты фирмы узнали уже на следующий день. Реакция оказалась вполне предсказуемой: во всем, что произошло, граждане обвинили милицию. В прокуратуру Северного округа столицы, на территории которого была зарегистрирована фирма, посыпались возмущенные письма и телефонные звонки. Многочисленные клиенты «Диониса» требовали немедленно отпустить задержанных фирмачей, чтобы те смогли выполнить свои обещания и одарить их вожделенными «тачками». Дело дошло до пикетов под окнами следственного управления и жалоб на имя министра внутренних дел.

Впрочем, как только оперативники сумели найти похищенные у граждан денежки, страсти заметно поутихли. Оказалось, что в период с 28 октября по 10 ноября 1994 года Привалов со товарищи стали богаче на два миллиарда рублей. Один миллиард преступники успели разместить на счетах в коммерческих банках. Остальные деньги, причем наличными купюрами, оперативники обнаружили в ходе обысков по квартирам «дионисийцев». Любопытный нюанс: во время обыска директор «Диониса» предлагал оперативнику УБЭПа взятку в размере 300 миллионов рублей в обмен на прекращение поиска денег. Опер от миллионов отказался. За что позднее был представлен к награде — денежной премии в размере 50 тысяч целковых.

По приговору суда «дионисийцы» были признаны мошенниками и приговорены к различным срокам лишения свободы. Так Игорь Привалов вместо виллы в Майами получил отдельное койко-место в исправительно-трудовой колонии общего режима.

К сожалению, далеко не всегда истории с финансовыми пирамидами заканчивались на такой мажорной ноте. Пример тому — деятельность загадочной конторы с длинным и малопонятным названием: «Региональное общественное движение в защиту прав человека и собственности — «Реформа».

В отличие от «дионисийцев», «Властилины» и «МММ», организаторы «Реформы» не афишировали свою деятельность. О «Реформе» не писали газеты, ее рекламу не показывали по телевизору. Более того, даже название фирмы организаторы аферы предпочитали до определенного момента держать в секрете. Ставку аферисты делали исключительно на личное общение с потенциальными клиентами и свои недюжинные артистические способности.

…Каждую субботу в полдень у гостиницы «Орленок», что на Юго-Западе Москвы, царило оживление. Семейные парочки, одержимые желанием быстро разбогатеть, спешили в концертный зал на очередное представление. На входе их встречали сотрудники фирмы и рассказывали упоительные истории о том, как можно ничего не делая получать большие деньги. Рассказ неизменно сопровождался конкретными примерами из жизни самих сотрудников. Оказывается, все они еще совсем недавно с трудом сводили концы с концами и маялись от полной беспросветности. Но в один прекрасный день друзья привели их в концертный зал гостиницы «Орленок» — и все проблемы, тревоги и волнения улетучились, как сон. Теперь они самые счастливые люди на свете. У них нет проблем ни с чем: ни с деньгами, ни с властями, ни с налоговиками. Да и может ли быть иначе, если эту замечательную программу курирует лично мать столичного мэра Юрия Лужкова. Такая же счастливая жизнь ожидает всех, кто станет сотрудником чудо-фирмы и внесет вступительный взнос — три тысячи долларов США.

Как ни странно, народ таким сказкам охотно верил. Каждую субботу количество сотрудников чудо-фирмы увеличивалось на несколько десятков человек. Их работа заключалась в следующем: искать клиентов для своей конторы, то есть всеми правдами и неправдами соблазнять своих друзей, родных и знакомых. Особый интерес для организаторов «Реформы» представляли семейные парочки. За каждую приведенную в «Орленок» пару сотрудник фирмы получал сто долларов. Приведешь три пары — получишь триста баксов. Приведешь десять — получишь тысячу. Завербуешь полк женатых солдат — станешь почти миллионером. Главное — убедить своих женатых друзей или родственников прийти в субботу в «Орленок». А дальше все сделают за тебя более опытные сотрудники фирмы.

Музыкант Олег Сачков как-то раз действительно пришел с женой в «Орленок». Зазвал его туда друг детства, которому Олег доверял как самому себе. О том, что из этого получилось, поведал сам Олег:

«Позвонил мне как-то лучший друг и предложил заработать кучу денег. От такого предложения никто не откажется. Вот и я согласился. Тогда приятель оставил телефон какого-то человека и попросил меня обязательно с ним связаться сегодня же вечером. В тот же вечер я позвонил по указанному телефону. Собеседник, быстро сообразив, кто я и зачем звоню, представился Олегом Демчуком и предложил встретиться. На следующий день мы встретились у ближайшего к моему дому "Макдональдса". Минут двадцать Демчук осторожно, но настырно выяснял, кто я такой, чем занимаюсь, а самое главное — сколько зарабатываю. Выведав необходимую ему информацию, Демчук стал подробно рассказывать о фирме, в которой работает. Фирма, по его словам, солидная, у нее все схвачено на самом верху. Каждую субботу она проводит собеседования со всеми желающими стать ее сотрудниками. Влиться в ее дружные ряды может не кто угодно, а только семейные люди и по рекомендации знакомых. Вступительный взнос — три тысячи долларов. Но платить его сразу необязательно. Можно отдать сначала тысячу или две, а остальные доплатить потом, в процессе работы. Все, кто стал сотрудником чудо-фирмы, по словам Демчука, жалеют только об одном: что не стали "реформаторами" на пару месяцев раньше. В общем, охмурил он меня по полной программе, и я согласился приехать с женой в субботу в гостиницу "Орленок".

Ровно в полдень в субботу мы с супругой в сопровождении Демчука вошли в вестибюль "Орленка". Народу там было полным-полно. Однако нас тут же заметили и окружили слащаво улыбавшиеся сотрудники "Реформы". На груди у каждого красовался бейджик с надписью "Реформа". Они наперебой тянули мне свои потные ручонки и щебетали о счастливой жизни, на пороге которой мы находимся. Щебетание продолжалось примерно час, после чего нас пригласили в концертный зал на основное представление, предварительно собрав по 400 рублей за вход. Спектакль продолжался часа три без перерыва. На сцену, сменяя друг друга, выходили какие-то парни и девочки и обволакивали публику разговорами о красивой жизни. Причем, постоянно приводили в пример конкретных сотрудников фирмы. Вон тот мужик с симпатичной блондинкой, например, последние несколько месяцев не вылезает с Канарских островов. А этот с не менее симпатичной брюнеткой каждый вечер просаживает по пять тысяч долларов в казино. Вон та семейная парочка только что купила дом в Подмосковье. А другая — собирается купить квартиру в центре Москвы. Результат такой психологической обработки не замедлил сказаться: народ пошел записываться в сотрудники "Реформы". Поскольку я на эту провокацию не клюнул и платить три тысячи долларов наотрез отказался, нас с женой вытолкали из "Орленка" еще до окончания спектакля. Вместе с нами из гостиницы ушли еще две семейные пары. Причем, я отчетливо слышал, как одна из женщин уговаривала мужа остаться. Но муж оказался крепким орешком…»

Как видим, принцип этой аферы прост: сегодня даешь ты, а завтра дают тебе, но гораздо больше. По такому же принципу строились все финансовые пирамиды 1990-х. «Реформа» не исключение. Правда, были и кое-какие отличия. Так, попасть в «Реформу» человеку с улицы было почти невозможно, обязательно нужна была рекомендация знакомых. Психологически расчет точен: если вам предлагает работу лучший друг, вы вряд ли почувствуете подвох. Ставка на семейные пары тоже не случайность. Женщины, как правило, легче поддаются массовому гипнозу. И если далеко не каждого мужчину проймешь слащавыми разговорами о счастливом будущем, то на его спутницу эта болтовня обязательно подействует. А уж дама найдет способ убедить своего строптивого и непонятливого мужа!

И еще один любопытный нюанс. В «Реформу» никогда не брали действительно богатого человека. Идеальный вариант: семейная парочка с умеренными доходами. И неважно, если, согласившись стать «реформаторами», люди не могут сразу заплатить вступительный взнос. На сей счет у аферистов было заготовлено целое представление:

— Не можете отдать три тысячи долларов? — щебетали «реформаторы». — Не беда! Вы же стали членом нашей дружной команды. Заплатите сейчас столько, сколько можете, но не меньше тысячи, а недостающую сумму займите у друзей.

И народ, одурманенный сказками о счастливой жизни, впутывал в эту аферу близких людей, расширяя тем самым подножие финансовой пирамиды.

Именно так в начале 1990-х орудовали мошенники, распространявшие пилюли для похудения под названием «Гербалайф». Кстати говоря, некоторые сотрудники «Реформы» действительно начинали свою «трудовую» деятельность с распространения «Гербалайфа». Интересно, что в 1992 году, когда «Гербалайф» пришел в Россию, свои тусовки московские поклонники этой американской дряни устраивали тоже на Юго-Западе, арендуя помещения какого-то ДК на проспекте Вернадского. Именно там и происходила вербовка новых членов организации, или дистрибьютеров, как выражались сами «гербалайфщики».

Выглядело это весьма забавно: на сцену выходили какие-то клоуны в зеленых пиджаках и красочно описывали будущую красивую жизнь тех, кто прямо сейчас запишется в «гербалайфщики». Особый упор в своих «проповедях» клоуны делали на скорый и легкий заработок: надо только привести на следующую тусовку как можно больше потенциальных «дистрибьютеров». Чем больше приведешь — тем больше заработаешь. Ведь каждый приведенный тобой «дистрибьютер» будет отдавать тебе процент от своих заработков.

— Как вам это нравится? — вопрошали со сцены клоуны в зеленых пиджаках. — Вы лежите дома на диване, а за вас работают другие. Ну, разве это не здорово? Не о такой ли жизни мечтает любой нормальный человек?

Речи со сцены перемежались приглашением ко всем находившимся в зале встать и, дружно махая руками, выкрикивать какие-нибудь слащавые лозунги, например: «Я люблю вас, люди!» А потом снова следовали разглагольствования о том, как это здорово: ничего не делая, получать большие деньги.

Надо признаться, «проповеди» действовали. После каждого такого спектакля ряды «дистрибьютеров» росли и множились. Люди отдавали свои деньги, получали товар для распространения и лихорадочно бежали по друзьям и знакомым, чтобы «впарить» им заморские пилюли. Неслучайно по степени популярности «Гербалайфа» и по объемам продаж Россия начала 1990-х уступала лишь Соединенным Штатам Америки.

Свой бесценный опыт организации широкой «дистрибьютерской» сети «гербалайфщики» позднее использовали и в других аналогичных аферах, в том числе в упомянутой выше «Реформе». Ведь все финансовые пирамиды построены по одной и той же схеме. Варьируются лишь названия и нюансы — базовые принципы афер остаются неизменными.

По данным Главного управления по борьбе с экономическими преступлениями МВД РФ, в период с 1992 по 1995 годы жертвами «фирм-мошенниц», построенных по принципу финансовой пирамиды, стали не менее трех миллионов граждан демократической России. Совокупный ущерб составил 20 триллионов рублей.

Полиция, которую мы потеряли

18 марта 1992 года Указом Президента России № 262 «О создании Главного управления налоговых расследований при Государственной налоговой службе Российской Федерации» было фактически положено начало новому правоохранительному органу, призванному обеспечивать экономическую безопасность России. Чуть позже на базе этого управления была создана Федеральная служба налоговой полиции (ФСНП РФ).

Первые два месяца сотрудники свежеиспеченной службы занимали два кабинета на Лубянке, а затем для нужд Налоговой полиции передали здание на Ильинке, 13, где тогда размещалась столичная Госналогинспекция.

О том, как создавалась совершенно новая для России правоохранительная служба, вспоминает первый начальник Московского управления налоговой полиции, а затем заместитель директора ФСНП России Борис Добрушкин:

«В конце октября 1991 года возглавивший тогда московское управление КГБ Евгений Савостьянов собрал совещание, на котором присутствовали начальники служб, и заявил о необходимости качественно реформировать направление экономической безопасности в условиях перехода страны к рынку. Через день он пригласил меня (я возглавлял тогда 6-ю службу Управления КГБ по Москве и Московской области, отвечавшую за экономическую безопасность и промышленную контрразведку) и рассказал об идее создания нового органа. Затем мы встретились с тогдашним мэром Москвы Гавриилом Поповым, и по результатам беседы было принято решение о формировании инициативной группы. В ее состав вошли сотрудники московского управления КГБ, налоговой инспекции и столичного ГУВД, а также ряд работников правового управления мэрии. Работа началась буквально с чистого листа. Несколько дней мы провели в доме отдыха "Мамонтовское", где разрабатывали концепцию новой службы. Долго думали и над названием нового органа. Во-первых, оно должно было быть связано с налогами, а во-вторых — как-то увязано с правоохранительной деятельностью. Именно тогда впервые и родился термин "налоговая полиция". Результатом нашей работы стал документ, в котором излагались основные функции и задачи налоговой полиции, принципы ее комплектования».

В феврале 1992-го эти материалы были переданы в Агентство федеральной безопасности (так в то время назывался КГБ). Несколько недель в центральном аппарате АФБ под руководством первого заместителя председателя Агентства Валерия Ямпольского шла работа по дальнейшему совершенствованию концепции будущей спецслужбы. В это же самое время идею создания нового правоохранительного органа «пробивали» в Верховном Совете. А пока парламентарии раскачивались, на местах началось создание органов и подразделений ФСНП.

Так, в Санкт-Петербурге свежеиспеченную службу возглавил Георгий Полтавченко. До своего назначения Полтавченко в течение 12 лет работал в органах КГБ СССР, занимался обеспечением экономической безопасности государства. Одно из самых громких дел оперуполномоченного Полтавченко — история с фальшивыми драгоценностями, сделанными «под Фаберже». Это дело впоследствии легло в основу сюжета одной из серий знаменитого телефильма «Следствие ведут знатоки». А в начале 1990-х Полтавченко возглавлял Выборгский городской отдел Управления Министерства безопасности России по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Оттуда и пришел на пост руководителя городской налоговой полиции.

С самого начала планировалось создание налоговой полиции именно как самостоятельного правоохранительного органа, поскольку ее концепция по большому счету не «вписывалась» ни в систему госбезопасности, ни в систему органов внутренних дел. Однако после рассмотрения материалов в Верховном Совете и в администрации Президента было принято решение создать новую структуру при Госналогслужбе. Впрочем, нужно отметить, что подразделения налоговой полиции были наделены большой степенью самостоятельности: с налоговыми инспекциями согласовывались только некоторые кадровые вопросы.

Личный состав Налоговой полиции формировался, в основном, из сотрудников милиции и госбезопасности. В Санкт-Петербурге в аппарате регионального управления ФСНП даже была квота: «двадцать на двадцать», что означало по двадцать человек из каждого ведомства. Немало людей пришло также из Вооруженных сил, где в то время шли повальные сокращения. Разумеется, у многих бывших армейских офицеров не было ни малейшего понятия о том, чем должна заниматься новая служба. Людей приходилось буквально переучивать на ходу, для чего прямо на Ильинке, в здании Налоговой службы России, были организованы вечерние трехмесячные курсы повышения квалификации. Кроме того, более 300 сотрудников Налоговой полиции съездили на стажировку в США, Германию, Италию, Великобританию и Люксембург, где познакомились с тамошней правоохранительной системой.

В первые годы существования Налоговой полиции она являлась лишь органом дознания, и все возбужденные уголовные дела должна была направлять в органы внутренних дел. Ущербность такой практики стала очевидной довольно быстро. Во-первых, органы внутренних дел в присно памятные 1990-е и так были завалены работой: какие там налоговые преступления — с бандитами и убийцами бы разобраться! А во-вторых, сотрудники милиции в большинстве своем весьма слабо представляли себе специфику работы налоговых служб. Поэтому дела, инициированные налоговыми полицейскими, частенько заворачивали обратно или попросту закрывали. Понадобилось три с лишним года, чтобы убедить законодателей в необходимости передать Налоговой полиции право ведения следствия. Это было сделано лишь в 1995 году.

С первых же дней своего существования, не дожидаясь полного решения организационно-кадровых вопросов, сотрудники московской налоговой полиции активно включились в работу. Так, в 1992 году столичные полицейские провели 6 проверок и взыскали в бюджет 63 миллиона рублей. В следующем, 1993 году, проверок было уже 227, а казна пополнилась на 24 миллиарда 726 миллионов рублей. И в дальнейшем эти цифры только увеличивались.

С самого начала в рядах Налоговой полиции оказались представители разных правоохранительных ведомств, и прежде всего, из МВД и КГБ. Отношения между этими структурами и раньше не всегда были гладкими. А теперь давнее, многолетнее соперничество чекистов и милиционеров продолжилось уже в новых условиях — на фронте борьбы с налоговыми преступлениями. Это проявлялось не только в личной неприязни отдельных сотрудников друг к другу, но и в методах работы ведомства в целом. Так, милиционеры были буквально зациклены на вале. Основным показателем своей работы они считали количество возбужденных уголовных дел. Чекисты же предпочитали более тонкие методы. По их мнению, главное было взыскать с преступников реальные деньги в доход государства. При этом вовсе необязательно прибегать к крайним мерам. В конце концов победил милицейский подход.

Впрочем, иначе и быть не могло. В 1990-е годы налоговая дисциплина в стране опустилась ниже плинтуса. Налоги не платил никто. Уговоры не действовали. Свежеиспеченные нувориши, бравшие от жизни все, понимали только язык грубой силы. А силу-то как раз государство демонстрировать и не спешило. Российское налоговое законодательство и судебная практика 1990-х годов отличались удивительным либерализмом. Эксперты Налоговой полиции насчитали не менее 150 всевозможных способов, как обойти закон и не заплатить в казну требуемую сумму. Власть как будто специально создала идеальные условия для воровства и махинаций. И если в советские годы покушения на социалистическую собственность карались по всей строгости закона, то в демократической России, напротив, суды проявляли к злостным нарушителям поразительную и ничем не мотивированную мягкость.

Стоит ли удивляться, что не платить налоги в те годы считалось чуть ли не добродетелью. В конце 1997 года аналитики Налоговой полиции представили в Правительство России обстоятельный доклад о состоянии налоговой дисциплины в стране. По их данным, государство на тот момент контролировало не более трети всех наличных денег. С этой суммы и собирались налоги. Остальные две трети — это черный рынок, абсолютно неподконтрольный фискальным органам. Таким образом, казна недополучала гигантские суммы, исчисляемые триллионами рублей.

Например, фирмы, работавшие на рынке ценных бумаг, в 1997 году заплатили лишь десятую часть причитавшихся налогов. Каждая пятая московская бензоколонка, проверенная налоговыми полицейскими в начале 1999 года, не использовала контрольно-кассовые аппараты, а значит, огромные деньги уходили мимо казны.

Этим грешили не только мелкие фирмы, но и достаточно крупные, солидные предприятия. В феврале 1997 года, к примеру, в поле зрения налоговых полицейских попала компания «Внуковские авиалинии». Оказалось, что еще в 1993 году руководители компании сдали два самолета в аренду турецкой авиационной фирме. Без малого четыре года самолеты исправно летали, турки так же исправно отстегивали денежки за аренду согласно договору, а вот платить налоги с этих операций «Внуковские авиалинии» почему-то забывали. В итоге за четыре года руководство авиакомпании заработало на этом 12 с половиной миллионов долларов, не заплатив в казну ни цента. Пришлось возбуждать уголовное дело.

Уголовные дела по факту злостной неуплаты налогов в 1997 году были возбуждены в отношении почти ста фирм и организаций. Среди них — фирма «Космос», занимавшаяся продажей вертолетов, компания «Нижневартовскнефтегаз», задолжавшая государству 50 миллиардов рублей, компания «Росуголь» и другие солидные фирмы.

В марте 1998 года сотрудники Налоговой полиции совместно с коллегами из Главного управления по борьбе с экономическими преступлениями МВД РФ провели комплексную проверку АвтоВАЗа. Выяснилось, что этот гигант отечественного автопрома буквально облепили всевозможные фирмочки, занимавшиеся сбытом готовой продукции. Только за три неполных месяца 1997 года через 35 фирм-посредников, действовавших под вывеской АвтоВАЗа, было продано почти сто тысяч «Жигулей» различных модификаций. Государство не получило от этих операций ни копейки в виде налогов. Зато коммерсанты стали богаче, по меньшей мере, на 200 миллиардов неденоминированных рублей.

Не отставали от фирмачей и мастера культуры. По данным налоговой полиции, за 1997 год с эстрадных коллективов в доход государства в виде налогов должно было поступить не менее пятисот миллиардов рублей. В реальности удалось собрать в пять раз меньше. Ну, никак не желали звезды и звездульки всех калибров расставаться со своими заработанными «под фанеру» деньгами! Так и норовили в налоговых декларациях указать неполные данные о своих доходах. А когда полицейские выводили их на чистую воду, тут же начинали вопить о правах человека и свободе творчества. Приходилось приглашать звезд эстрады, кино и спорта в налоговую полицию, проводить воспитательные беседы. Во многих случаях это действовало.

Так, например, в 1999 году в поле зрения налоговых полицейских попал главный тренер «Спартака» Олег Романцев. Как выяснилось в ходе проверки, в 1995–1996 годах Олег Иванович, используя служебное положение, скрыл от налоговых органов доходы своего клуба, полученные за участие спартаковцев в розыгрыше европейских кубков. А денежки это немалые: по новому исчислению (после реформы 1998 года) — почти четыре миллиона рублей. Справедливости ради следует отметить, что Романцев признал за собой такой грешок и в полном объеме выплатил должок государству, равно как и все положенные штрафы.

А в отношении проректора ВГИКа по хозяйственной части Бориса Ароновича Якобсона пришлось возбуждать уголовное дело — по-хорошему товарищ понимать отказался. Как выяснилось в ходе ревизии, Якобсон несколько лет подряд сдавал институтские помещения в аренду коммерсантам, а налог не платил. Государство недосчиталось почти трех миллионов пореформенных рублей. Когда полицейские указали Якобсону на это досадное недоразумение, тот повел себя крайне агрессивно: сначала угрожал своими высокими покровителями в Госдуме, а потом стал ссылаться на незнание закона. Однако при обыске в кабинете проректора полицейские обнаружили документы, полностью опровергающие версию о юридической безграмотности вгиковского руководства. Оказалось, что примерно за год до проверки ВГИКа налоговыми органами институт проверяли несколько независимых аудиторских фирм. В отчетах аудиторов было черным по белому написано, что платить НДС с таких операций институт обязан — таково требование закона. Но товарищ Якобсон аудиторские отчеты проигнорировал…

Немало хлопот налоговикам доставляли коммерческие банки, казино и рынки. В конце 1997 года налоговые полицейские проверили 350 коммерческих банков Москвы и практически в каждом обнаружили серьезные нарушения налогового законодательства. Вопиющий пример — Ялос-банк. В свое время реклама этого банка не сходила с экранов телевизора и газетных полос. Проведенная же проверка показала, что за один только 1996 год банкиры не перечислили в казну в виде налогов 17 миллиардов рублей. А когда налоговая полиция пригрозила руководству банка серьезными санкциями вплоть до ареста имущества и счетов, те быстренько скрылись, прихватив с собой денежную наличность. Всего же по состоянию на февраль 1998 года столичные коммерческие банки задолжали государству почти триллион рублей. Подавляющее большинство этих финансовых организаций вскоре лопнули, как мыльный пузырь, а посему денег казна так и не увидела.

В мае 1998 года московские стражи порядка устроили рейды по столичным казино. Практически в каждом из игорных заведений были вскрыты серьезные нарушения, в том числе и налогового законодательства. В казино «Арт клуб люкс», например, было изъято почти 42 тысячи долларов США, нигде не задокументированных. Дальнейшее расследование показало, что руководство казино вело двойную бухгалтерию, скрывая часть прибыли от налогообложения.

Аналогичная картина предстала взору полицейских и в другом известном московском казино той поры — «Валерий Брюсов». Нарушения похожи, как две капли воды: отсутствие нормальной бухгалтерии, продажа игральных фишек за валюту, осуществление всех расчетов с посетителями исключительно за «нал». А в тайничке оперативники обнаружили десятки тысяч нигде не учтенных долларов США.

Однако переплюнули всех ребята из «Подковы». Общая сумма изъятой в ходе обысков наличности достигла полумиллиона долларов США. Ну, прямо Лас-Вегас в центре Белокаменной! Деньги в казино были буквально везде. Из кассы оперативники выгребли 66 тысяч 832 доллара. В игровом зале под столами валялось около 220 тысяч баксов. Очевидно, завидев стражей порядка, посетители и крупье побросали купюры на пол. А в сейфе директора «Подковы» нашлось еще 200 тысяч долларов, разумеется, нигде не учтенных. Происхождение налички никто из сотрудников казино внятно объяснить не сумел. Документация в «Подкове» вообще не велась: ни белая, ни серая. Все расчеты только за наличную американскую валюту.

Пикантный сюрприз ожидал оперативников в казинош-ном баре. При проверке ассортимента напитков, которыми владельцы казино потчевали своих гостей, выяснилось, что никакими дорогими заморскими винами, обозначенными в прейскуранте, в «Подкове» и не пахло. Вместо белого «Пол Масона», например, посетителей поили банальной «Монастырской избой», а вместо красного — не менее банальным «Каберне», купленным в ближайшем коммерческом ларьке. Так что кроме традиционных для казино нарушений, владельцам «Подковы» вменили еще и обман покупателей.

Впрочем, все это — детские забавы по сравнению с масштабами налоговых нарушений, творимых на столичных рынках. По данным за 1998 год, в

Не отставал и печально известный «Черкизон», основанный Тельманом Исмаиловым. Именно этот вещевой рынок на востоке Москвы, существовавший вне правового поля, долгие годы был основой финансового благополучия самого Исмаилова, а также его многочисленных друзей и покровителей.

Всего же, по подсчетам налоговых полицейских Москвы, до денежной реформы 1998 года ежегодный оборот столичных рынков достигал 60 триллионов рублей. Из них только 30 процентов контролировалось государством.

Дабы переломить ситуацию, начиная с 1996 года, налоговые полицейские приступили к планомерным проверкам столичных рынков. На профессиональном жаргоне это называлось операцией «Предприниматель». Эффект от таких мероприятий был потрясающим. Как только на рынке начинали работать сотрудники полиции, у торгашей тут же появлялись контрольно-кассовые аппараты, необходимая документация, а главное — все как один заявляли о готовности честно платить налоги в казну. Так, летом 1996 года полиция внезапно нагрянула на рынок бытовой техники, возникший у ДК имени Горбунова и хорошо известный москвичам под именем «Горбушка». Всего пара дней работы налоговых полицейских на рынке принесла столичному бюджету почти миллиард рублей.

А кроме рынков были еще и коммерческие ларьки. В одной только Московской области в 1990-е годы их насчитывалось более 120 тысяч. Ежедневный оборот одной коммерческой палатки составлял в среднем два с половиной миллиона дореформенных рублей. Таким образом, каждый день через коммерческие ларьки Подмосковья прокручивалось не менее 250 миллиардов целковых. И только треть этих денег облагалась налогами.

Налоговую полицию упразднили указом президента в марте 2003 года. Слухи о скорой кончине ФСНП появились еще в феврале. Сначала поменяли директора: вместо Вячеслава Солтаганова был назначен Михаил Фрадков. На церемонии по случаю присвоения генеральского звания нескольким офицерам ФСНП Фрадков, пожимая им руки, бросил такую фразу: «Возможно, вы последние, кто получил генеральские погоны в налоговой полиции». После такого поздравления ни у кого не осталось сомнений в том, что ФСНП доживает последние деньки. И действительно, через три дня вышел Указ Президента об упразднении Федеральной службы налоговой полиции России. Известный писатель и философ Александр Зиновьев по этому поводу высказался так: «По меньшей мере, это — преступление! Никакое другое ведомство не справится с функциями налоговой полиции».

Личный состав подразделений ФСНП раскидали по другим правоохранительным службам. Многие сотрудники ушли на работу в МВД, в подразделения по борьбе с экономическими преступлениями. А здание на Маросейке, где находился центральный аппарат налоговой полиции, передали свежеиспеченной структуре — Федеральной службе по контролю за оборотом наркотиков. Кстати, кое-кто из сотрудников ФСНП, перейдя на работу в новое ведомство, так и остался в старом здании — поменялись только таблички на дверях служебных кабинетов и, разумеется, удостоверения личности.

Налоговая полиция в России просуществовала 11 лет. За это время было выявлено и пресечено около 300 тысяч нарушений налогового законодательства, возбуждено более 100 тысяч уголовных дел, а в бюджеты всех уровней доначислено более 5 триллионов рублей. Это потом, в «нулевые» годы, когда в казну рекой потекли нефтяные деньги, власти начали более или менее стабильно выплачивать зарплату бюджетникам. А в лихие 1990-е, когда триллионы рублей пролетали мимо кассы, а нефть стоила меньше двадцати долларов за баррель, только благодаря мастерству налоговых полицейских многие российские бюджетники хотя бы иногда получали скромное жалованье, позволявшее хоть как-то сводить концы с концами.

В год на содержание ФСНП тратилось примерно 2 млрд 400 млн рублей. 11 лет существования ФСНП обошлись казне в 28 млрд 400 млн рублей. Таким образом, каждый вложенный в Налоговую полицию рубль принес государству почти 150 рублей чистого дохода. А в историю Государства Российского Налоговая полиция войдет как одна из самых эффективных государственных служб.

При этом арсенал средств, которым активно пользовались налоговые полицейские, вовсе не сводился к репрессиям. В налоговой полиции Москвы, например, придумали такой способ пополнения казны, как продажа имущества должников. Юридическим основанием для этого стал указ Президента РФ от февраля 1996 года, разрешивший налоговым полицейским конфисковывать имущество фирм-должников в счет погашения задолженности. И полицейские тут же начали активно применять новые возможности. В одной только Москве с февраля по июнь 1996 года было арестовано имущества на общую сумму около двух триллионов рублей. Однако мало имущество арестовать — его еще и продать нужно, чтобы перечислить в бюджет реальные деньги. Для этого московские полицейские открыли на территории НИИ металлургии первый в стране магазин, где продавалось конфискованное у нерадивых коммерсантов имущество.

Магазин назывался «Недоимка» и быстро получил популярность у горожан благодаря своим низким ценам. Так, вполне приличный компьютер в «Недоимке» можно было приобрести всего за 220 долларов, а телевизор «Фунай» — за 150, что по ценам 1996 года раза в три дешевле средних по Москве. То же самое относилось к одежде, обуви, мебели, посуде, бытовой технике. Цены в среднем были ниже на 50 процентов, при этом качество товаров вполне достойное. Неудивительно, что в НИИ металлургии народ катался со всей Москвы и Подмосковья. Таким образом, открывая «Недоимку», полицейские решали сразу две архиважные задачи: и бюджет пополняли живыми деньгами, и проводили торговую политику в интересах малоимущих граждан. Позднее подобные магазины стали открываться и в других городах страны.

Впрочем, большинству сограждан Налоговая полиция запомнилась благодаря мощной и грамотно организованной рекламной кампании. Помните лозунг «Заплати налоги и спи спокойно!», которым в конце 1990-х была увешана вся Москва? Придумали его специалисты Московского управления ФСНП. И этот слоган оказался весьма удачным. Особенно после того, как рекламные ролики на эту тему в конце 1997 года стали крутить на телевидении. Сколько нерадивых фирмачей, посмотрев эти призывы, пополнили ряды честных налогоплательщиков, назвать, конечно, сложно. Однако в памяти миллионов сограждан лозунги налоговой полиции навсегда останутся как образец добротно сделанной социальной рекламы.

Ох, и тяжела проверка «Мономаха»!

Согласно официальной статистике, в 1984 году советские люди выпили 290 миллионов декалитров водки и другой спиртосодержащей продукции. Десять лет спустя, в 1994 году, граждане демократической России, согласно все той же официальной статистике, оприходовали 156 миллионов декалитров, то есть почти в два раза меньше. Однако это вовсе не означает, что тяга к спиртному у соотечественников уменьшилась. Просто население новой России меньше, чем было в СССР, а самое главное — в новых экономических условиях граждане страны стали активно потреблять продукцию не только государственных ликероводочных заводов, но и многочисленных подпольных цехов, которая в официальную статистику, разумеется, не попадала.

К середине 1990-х подпольный ликероводочный бизнес прочно вошел в пятерку самых доходных отраслей теневой экономики. Деньги, которые там крутились, достигали астрономических сумм. Подавляющая их часть уходила в карманы теневых дельцов, на подпитку организованной преступности и на подкуп коррумпированных чиновников.

Окрестности Москвы в те годы превратились в один гигантский подпольный цех по производству «липовой» водки. Сотрудники местных отделов по борьбе с экономической преступностью буквально с ног сбивались, выявляя и ликвидируя подпольные водочные цеха. В среднем в год выявлялось и закрывалось 60 таких предприятий. Впрочем, на месте ликвидированных цехов моментально открывались новые.

Чаще всего нелегальные винно-водочные предприятия появлялись в Мытищинском районе Московской области. Знатоки объясняли сей феномен наличием в Мытищинском районе чистой родниковой воды. А от качества воды, как известно, во многом зависит и качество конечного продукта, то есть водки. Изготовленная на чистой родниковой водичке, «беленькая», даже если при этом были грубо нарушены технические условия, почти не отличается по вкусу и запаху от нормальной водки. Неудивительно, что в Мытищи в начале 1990-х слетелись аферисты со всего бывшего Советского Союза. В те годы не проходило и недели, чтобы местные оперативники не накрывали какой-нибудь подпольный цех, организованный творческим гением гостя из ближнего зарубежья.

Иногда эти цеха смахивали на вполне приличное по масштабам производство. Весной 1997 года один такой цех сотрудники УБЭПа накрыли на территории бывшего пионерского лагеря «Голубой лес». Производством водки там занималась целая бригада из 45 человек. Все они оказались гостями из ближнего зарубежья — Украины, Молдавии, Азербайджана, Латвии, Узбекистана. Верховодили на заводике 65-летний аксакал из Гянджи и 33-лет-няя уроженка Чимкента. Под их чутким руководством преступники за несколько месяцев неустанной работы изготовили 20 тысяч бутылок «Привета», «Родника», «Праздничной» и других популярных в то время сортов водки. Кроме огромного количества готовых к продаже бутылок, оперативники обнаружили десятки тысяч этикеток, сотни пустых бутылок и 4,5 тысячи литров технического спирта. Общая стоимость изъятого, по подсчетам оперативников, потянула на полмиллиарда дореформенных рублей. Чтобы описать и вывезти имущество и готовую продукцию, пришлось задействовать весь личный состав местного отдела внутренних дел.

Как известно, отличить нормальную водку от суррогата внешне почти невозможно. Для этого содержимое бутылки необходимо подвергнуть специальным лабораторным исследованиям. Кроме того, теневые дельцы постоянно совершенствовали свое мастерство. Самые шустрые из них научились подделывать даже те сорта водки, которые считались надежно защищенными от подделок. В середине 1990-х даже на прилавках фирменных московских магазинов можно было запросто обнаружить, например, «Столичную» с этикеткой завода «Кристалл», но разлитую не в цехах прославленного предприятия, а в каком-нибудь малоприметном сарайчике на территории Мытищинского района. Бывали случаи, когда из продажи изымали даже «Смирновку» в фирменных бутылках, но с содержимым, весьма отдаленно напоминавшим продукцию известных русских виноделов.

Далека от идеала была и хваленая заграничная водка, которая в начале 1990-х хлынула в Россию широким потоком. В 1995 году, например, в страну было ввезено винно-водочной продукции из-за рубежа на сумму 4 миллиарда долларов. Согласно проведенным исследованиям, большинство сортов заграничной водки не отвечало элементарным нормам безопасности. Иначе говоря, в страну огромными партиями завозили, по сути, такой же суррогат, какой клепали в подпольных цехах ближнего Подмосковья.

И это касается не только водки. В середине 1990-х едва ли не каждый день органы санэпиднадзора браковали импортные еду и напитки. Склады московской железнодорожной таможни были буквально забиты немецкими шоколадками, английской газированной водой, канадским пивом, ближневосточными соками и чипсами, дальневосточными оливками, конфитюрами и детским питанием. Практически все завозимые в Россию съестные продукты в лучшем случае были изрядно просрочены, а в худшем — вообще несъедобны.

Когда склады переполнялись сверх всякой меры, таможенники устраивали акции по уничтожению заморской отравы. Для этого при московском таможенном управлении была создана специальная команда — десяток мужиков с огромными бицепсами и железными нервами, ибо ни у каждого представителя сильной половины человечества хватит духа уничтожить, например, несколько сотен бутылок с горячительным напитком. А такие акции в середине 1990-х проходили регулярно. Так, в октябре 1995-го на территории Солнцевской плодоовощной базы была уничтожена крупная партия венгерского вина. Экзекуция выглядела следующим образом. Четверо дюжих парней ловким движением рук сбивали у бутылок горлышки и безжалостно выливали содержимое в сточную канаву. Рядом быстро росла гора стеклянной тары с яркими этикетками на мадьярском наречии. Ровно четыре часа понадобилось, чтобы содержимое восьми тысяч бутылок кануло в недрах московской канализации.

Ликвидация венгерского пойла обошлась московской таможне в 80 миллионов неденоминированных рублей. Поскольку аналогичные мероприятия в то время проводились еженедельно, нетрудно представить, на какие затраты было вынуждено идти государство с его и без того довольно хилым бюджетом, дабы ограничить появление заморской отравы на прилавках наших магазинов.

И все же главную опасность в 1990-е годы представляла продукция российских подпольных виноделов. Чтобы навести хотя бы видимость порядка в этой сфере, в Министерстве по налогам и сборам России решили ввести акцизные марки, которые, по замыслу авторов идеи, должны были служить некоей гарантией того, что в бутылке не суррогат, а качественный алкогольный напиток. Однако на деле получилось не совсем так, как затевали. Введение акцизных марок не только не решило старые проблемы, но и породило массу новых.

Выдавать акцизные марки поручили налоговым инспекциям на местах. Чиновники восприняли это как подарок судьбы. В конце 1990-х годов лицензии и акцизные марки на алкоголь и табак не выдавались — они покупались. Средняя такса по Москве — 30 тысяч долларов. Плати по таксе — и торгуй себе спокойно, чем хочешь, хоть денатуратом. Известно немало случаев, когда лицензии и марки получали фирмы, которые вообще не имели никакого отношения к производству винно-водочной и табачной продукции. Никому не известная табачная фирма «Принц-хауз», например, получила аж 10 миллионов акцизных марок, хотя на тот момент у нее не было даже оборудования для производства сигарет.

Зато крупные предприятия с хорошей репутацией порой годами не могли получить лицензии и марки. Руководители государственного унитарного предприятия «Мосвинокомбинат», например, два года обивали пороги налоговой инспекции — безрезультатно! Под надуманными предлогами предприятию каждый раз отказывали. А когда лицензию все-таки выдали, тут же арестовали сырье для производства на общую сумму 3 миллиона долларов и начали тянуть с выдачей акцизных марок. Больше года предприятие простаивало из-за отсутствия марок и в результате оказалось на грани полного банкротства.

К концу 1990-х годов в Москве и Московской области, по единодушному мнению знатоков, были созданы такие условия, что честно делать водку было в принципе невозможно. Все получалось только у тех, кто нарушал закон. Любые попытки вести бизнес в обход существовавших неписанных правил игры неизменно заканчивались для предпринимателя финансовым крахом. В подмосковном Воскресенске в 1999 году один предприимчивый молодой человек задумал честно делать водку. Арендовал помещение, закупил оборудование, нанял рабочих. Крутился-вертелся изо всех сил, но взятку кому надо так и не дал. В результате разорился в пух и прах, продал свой заводик и уехал из города. Новый хозяин начал с того, что занес куда надо сверток с «зелеными» бумажками — и дело завертелось!

Масштабы, с которыми орудовали аферисты из налоговых инспекций, заставили руководство МНС России принять экстренные меры. В мае 2001 года заместитель министра по налогам и сборам Николай Бобровский распорядился проверить Московское управление МНС на предмет законности выдачи акцизных марок на табак и алкоголь. Проверкой занялась специально созданная комиссия, в состав которой вошли представители различных служб МНС, а также сотрудники Налоговой полиции. После нескольких дней кропотливой работы удалось «нарыть» следующее.

Из десяти проверенных оптовых компаний необходимых документов не оказалось только у двух — ООО «Дирго» и ООО «Элькорат». И то лишь потому, что вся документация была изъята налоговыми полицейскими во время недавнего обыска. Все остальные восемь оптовиков были «упакованы» всевозможными документами по полной программе: лицензии, разрешения, акцизные марки, результаты проверок с отсутствием нарушений — все в полном порядке. Фокус, однако, заключался в том, что эти фирмы существовали лишь на бумаге. Представители комиссии, исколесив всю Москву, так и не обнаружили ни ООО «Виларде», ни ООО «Алтаклер», ни ООО «Джера»… Даже на складах, где по документам хранили свою продукцию вышеуказанные компании, никто ничего о них не слышал. Получается, что ушлые чиновники из Московского управления МНС навыдавали лицензий фирмам, которых просто-напросто не было в природе.

Впрочем, одну реально существовавшую фирму обнаружить все-таки удалось. Это — ЗАО «Мономах», крупная винно-водочная компания, расположенная в Зеленограде, на территории Северной промзоны. На рубеже столетий выпускала водку «Мономах» и продавала ее по городам и весям нашей необъятной Родины. Никаких проблем с акцизными марками у организации не было. Наоборот, как только марки заканчивались или чиновники из налоговой инспекции медлили с их выдачей — тут же следовал звонок заместителю начальника Московского управления МНС г-ну Родионову с просьбой максимально ускорить процесс. И процесс тут же ускорялся…

Благодаря столь тесным контактам «Мономаха» с руководителями столичных налоговиков, за один только 2000 год предприятие получило 12 миллионов 740 тысяч акцизных марок. Если перевести эту цифру в литры, получается, что «Мономах» промаркировал полученными марками бутылки с водкой общим объемом свыше 720 тысяч декалитров. Соответственно, сумма налоговых отчислений должна была составить 171 миллион 360 тысяч деноминированных рублей. Однако реально «Мономах» заплатил в казну чуть больше одного миллиона. Вот так высокопоставленные чиновники Московского управления МНС, вместо того чтобы пополнять казну, делали все, чтобы огромные деньги пролетали мимо кассы.

Но и это еще не все. Часть промаркированной продукции ЗАО «Мономах» почему-то отправило своему дочернему предприятию в Горно-Алтайск. В конце 2000 года туда ушли, судя по документам, почти 110 тысяч декалитров водки. Еще столько же ушло в некое ООО «Римком». Фирма тоже была зарегистрирована на Алтае, но не являлась дочерним предприятием «Мономаха». Однако в налоговой инспекции Горно-Алтайска, куда уехала столичная водка, сообщили, что обе фирмы уже полтора года не отчитываются перед налоговыми органами, а их руководители находятся в розыске. Более того, решением арбитражного суда у одной из фирм была аннулирована лицензия.

Все эти мошеннические схемы члены проверяющей комиссии аккуратно зафиксировали на пяти страницах акта и направили по инстанции наверх — руководству МНС России. По всем канонам здравого смысла и нормам законодательства против руководства «Мономаха» нужно было возбуждать уголовное дело. Однако дела так никто и не возбудил. Более того, через три месяца руководство МНС приняло решение провести проверку изложенных в акте фактов. То есть проверить результаты проверки.

Случай с «Мономахом» не единичный. Ни одно мало-мальски серьезное расследование, предпринятое на рубеже столетий в сфере винно-водочного бизнеса, ни к чему не привело. Даже проверки, инициированные Генеральной прокуратурой России, заканчивались ничем. Проверили, вскрыли кучу нарушений, добросовестно составили акт и… забыли о вскрытых нарушениях. В конце 1990-х в Москве существовали крупные винно-водочные фирмы, которые вообще работали вне правового поля. Им в принципе закон был не указ. К ним даже на хромой козе с проверками было не подъехать. ЗАО «Мономах» — из их числа.

Впрочем, иногда уголовные дела не удавалось возбудить даже в отношении мелких жуликов. Как-то раз в подмосковной Ивантеевке сотрудники УБЭПа проверили кафе «Юрэкс». С проверкой нагрянули внезапно, под видом обычных посетителей. Заказали водку «Куранты», а затем проверили ее в лабораторных условиях. Эксперты без труда установили, что вместо водки в бутылках оказалось чистящее средство «Фиалка», то есть раствор технического спирта, содержавший ядовитое вещество диэтилфтолат. Как посетители кафе, употреблявшие эту гадость, не отправились прямиком на тот свет, уму не постижимо. Все-таки крепкие желудки у наших людей, ко всему привычные…

За «Юрэкс» взялись по полной программе. Выяснилось, что розлив чистящего средства вместо водки организовала директор кафе Ольга Гашимова. На допросах Гашимова поведала оперативникам историю о том, как она дошла до жизни такой. По ее словам, незадолго до нового года к ней в кафе явился какой-то дядя и принес 16 канистр с «Фиалкой». За каждую он попросил 50 рублей. Гашимова охотно купила все 16 канистр. Продавая вместо водки по сто граммов «Фиалки» всего за 7 рублей 70 копеек, предприимчивый директор заработала на этой нехитрой операции 1200 рублей. Кстати, во время обыска в подсобном помещении кафе оперативники действительно обнаружили 11 полных канистр с «Фиалкой» производства одной из ногинских фирм.

По всем признакам действия Гашимовой тянули на статью УК о мошенничестве. С такой формулировкой материалы по этому делу и ушли в суд. Каково же было удивление сотрудников УБЭПа, когда суд отказался рассматривать дело «Юрэкса», сославшись на мизерную сумму ущерба. Если у силовых структур в те годы не хватало сил, чтобы привлечь к реальной ответственности даже мелких жуликов из придорожного кафе, выдававших за водку чистящее средство, что уж говорить об акулах винно-водочного бизнеса, нелегальные доходы которых выражались суммами с шестью нулями!

…По расчетам экспертов МВД России, в 1990-е годы потребление спирта в нашей стране составляло примерно 12 литров в год на человека, что примерно вдвое превышало среднеевропейские показатели. Вот так, повышенным потреблением горячительных напитков, наш народ отреагировал на стремительное вхождение в рынок. Причем, в отличие от европейцев, наши люди предпочитали крепкие напитки, то есть водку. На ее долю приходилось не менее 87 процентов от общего объема спиртосодержащей продукции.

Примерно такая же картина наблюдалась в конце XIX века. Тогда игристое шампанское и изысканный коньяк тоже были уделом немногих избранных, а простой народ потреблял исключительно водочку. По этому случаю демократически настроенные политологи и журналисты даже провели аналогию: дескать, Россия после семидесяти лет коммунистического эксперимента возвращается к историческим корням. Правда, разглагольствуя о корнях, забыли объяснить народу разницу. А разница заключалась в том, что подданные Российской империи пили абсолютно безопасную для здоровья пшеничную, а граждане демократической России — разведенный технический спирт. Неудивительно, что в 1990-е фальшивой водкой в России ежегодно травилось в среднем 50 тысяч человек. Многие, увы, с летальным исходом…

Вопросы:

1. Какие новые виды экономической преступности появились в 1990-е годы?

2. Чем бы вы объяснили расцвет экономической преступности в 1990-е?

3. Какие новые органы борьбы с экономической преступностью были основаны в те годы и насколько эффективны они были?

СПЕЦИФИКА «ДИКОГО КАПИТАЛИЗМА»

Сдать оружие!

В советские годы, как известно, любой инцидент с применением огнестрельного оружия рассматривался как ЧП. Жизнь в «тоталитарном» СССР в целом была спокойной и безопасной. Даже бойцы легендарной группы «Альфа», созданной в 1974 году для борьбы с террористами, долгое время сидели без работы. Боевое крещение они получили только пять лет спустя, и то за пределами СССР, в далеком Афганистане.

Все круто изменилось в начале 1990-х. Народ стал активно вооружаться. То и дело в милицейских сводках замелькали сообщения о выстрелах, взрывах и изъятии из незаконного оборота пистолетов, автоматов, гранат и прочего военного имущества. В 1994 году, например, стражи порядка изъяли у граждан 76 тысяч единиц огнестрельного оружия, почти полторы тонны взрывчатки и 1600 взрывных устройств. Еще 30 тысяч «стволов» на тот момент числилось в розыске. Из них — шесть с половиной тысяч автоматов Калашникова и семьсот ручных пулеметов.

Последний раз нечто похожее наблюдалось в России в середине 1940-х годов. Тогда на руках у населения тоже скопилось огромное количество стрелкового оружия. За годы войны сотрудниками милиции было изъято из незаконного оборота свыше 11 тысяч автоматов и более двухсот тысяч винтовок и пистолетов различных модификаций. В Москве в военное время не было ни одной мало-мальски серьезной шайки, на вооружении которой не находились бы трофейные или отечественные «стволы».

И вот спустя полвека история повторилась. Иногда дело доходило до почти анекдотичных случаев. Так, на железнодорожном вокзале в Оренбурге сотрудниками транспортной милиции был задержан гражданин, гулявший по перрону с 37 гранатами в бауле. В спальном вагоне одного из поездов южного направления бдительный страж порядка застукал прелестной внешности дамочку, пытавшуюся провезти в столицу России две ракеты класса «земля — воздух».

В 1995 году столичные сыщики задержали одного известного вора в законе, у которого, помимо прочего, был обнаружен пистолет-пулемет производства США. Даже видавшие виды эксперты МВД не сразу сообразили, с чем имеют дело. Только после тщательной проверки удалось установить, что изъятая у преступника модель не выпускается серийно и находится на вооружении агентов секретной службы США, охраняющих американских президентов.

Впрочем, американский чудо-«ствол» — это скорее исключение из правила. Подавляющее большинство оружия, гулявшего по стране, было российского происхождения. Нередко новенькие «стволы», боеприпасы, предметы военной амуниции уходили на черный рынок прямо с заводских цехов или армейских складов. Причем, с каждым годом количество хищений увеличивалось. Если в 1992 году было похищено почти 800 единиц огнестрельного оружия, то в 1995-м — уже полторы тысячи. На одном только Тульском оружейном заводе в 1994 году было обезврежено 14 преступных группировок, занимавшихся хищением автоматов и деталей к ним.

Немало стрелкового оружия и боеприпасов поступало в центральные районы страны из Чечни, где за годы дудаевского правления было накоплен колоссальный арсенал. Только за первые полгода военных действий федеральные войска уничтожили на территории Чечни 65 танков, 98 бронетранспортеров, 139 орудий, 18 реактивных установок залпового огня и множество другой военной техники. Счет изъятых у боевиков автоматов Калашникова и прочего стрелкового оружия шел на тысячи. Весной 1995 года в селе Подгорное Надтеречного района в помещении зернохранилища был обнаружен склад боеприпасов. Чтобы их вывезти, пришлось задействовать 124 «Камаза». И таких складов на территории Ичкерии находили немало.

Кроме того, оружие в Россию нелегально переправлялось из ближнего и дальнего зарубежья. В начале 1990-х наиболее проблемной в этом смысле стала граница с Эстонией. Через эту «дыру» широким потоком в Россию шли контрабандное оружие, наркотики и фальшивые деньги, а в обратном направлении — иконы, антиквариат и стратегическое сырье.

Впрочем, был в те годы и еще один весьма необычный источник пополнения преступных арсеналов: активная поисковая деятельность так называемых черных следопытов и кладоискателей.

…Глухие леса Тверской и Новгородской областей. В 1990-е годы здесь частенько можно было встретить людей с оружием, услышать пулеметную очередь, а еще чаще — взрыв. Прежде чем развести костер, землю здесь тщательно протыкали штыками — вполне возможно, что прямо под ногами мог оказаться снаряд или мина. Повсюду в этих лесах окопы, траншеи, остатки блиндажей, ямы пулеметных гнезд. Бои здесь в годы войны шли жаркие. С тех пор в лесах остались тонны ржавого военного железа: советские и немецкие «стволы», патроны и гильзы, каски и ножи.

Эти места в начале 1990-х облюбовали черные следопыты — люди, которые поставили на поток поиск и сбор оружия и амуниции, оставшихся после войны. Неделями они жили в палатках посреди леса, тщательно обследовали его участок за участком. Цель была одна: найти как можно больше оружия и боеприпасов, желательно готовых к употреблению. А оружия после войны здесь осталось видимо-невидимо. Иногда встречались даже пушки и танки.

Особый интерес для черных следопытов представляли блиндажи военной поры. Там даже старые газеты и письма можно было найти почти нетронутыми. Не говоря уже о «стволах» и боеприпасах. Найденное оружие тщательно очищали, высушивали и смазывали. Уже на следующий день из него можно было стрелять.

Занимались этим ремеслом не только заезжие бригады из Москвы и Питера, но и местные жители. У каждого мужика в тех краях обязательно был свой парабеллум или ТТ. Заезжим гастролерам даже необязательно было самим лазить по лесам, рискуя нарваться на мину, — достаточно было бросить клич, и местные жители сами приносили гостям вполне приличные «стволы». Именно так и поступали члены бандитских шаек, коих в 1990-е годы развелось как собак нерезаных. Ну а кроме оружия, в тех краях часто встречались вещи, представлявшие интерес для любителей древностей. Например, ордена и медали, знаки отличия, офицерские и солдатские жетоны.

После войны эти леса пытались очистить от оружия. Воинские команды редкой цепью прошлись по лесу, подбирая «стволы» и снаряды. Все найденн

Впрочем, отыскать вполне приличный «ствол» можно было и не выезжая из столицы. В 1990-е годы, когда власти затеяли массовую реконструкцию московского центра, в городе тут же появились несколько профессиональных бригад, исследовавших московскую недвижимость на предмет хорошо сохранившихся раритетов, в том числе и оружия. А находки в старых московских домах порой попадались просто уникальные.

Например, под половицами двухэтажного дома близ гостиницы «Россия» (снесенной в середине «нулевых») искатели обнаружили самодельную бомбу времен первой русской революции. Скорее всего, эту бомбочку изготовили и спрятали террористы, а предназначалась она какому-нибудь царскому сановнику. Несмотря на то, что бомба пролежала под полом почти девяносто лет, она оказалась вполне пригодной к употреблению и была продана за приличную сумму на Измайловском вернисаже.

На Ордынке на чердаке старого дома был обнаружен саквояж с мешком золотых коронок, серебряной подарочное блюдце 1867 года выпуска и набор инструментов для взлома — отмычки и фомки. Здесь же, буквально в метре, ржавел револьвер в матерчатой кобуре вместе с разрешением на ношение оружия, подписанное каким-то начальником из ЧК. Вероятно, все эти вещи — типичная воровская заначка первых лет Советской власти. Тогда Москва буквально кишела бандами, и воровское ремесло было поставлено на широкую ногу. Револьвер, кстати, после соответствующей санобработки оказался годным для стрельбы. Вот так преступники начала прошлого века передали привет коллегам из будущего.

В 1996 году в тихом дворике на Волхонке двое молодых ребят случайно сковырнули булыжник на мостовой. А под ним оказался искусно сделанный тайник. В нем лежали два нагана, горсть винтовочных патронов, четыре юнкерских погона Александровского военного училища и серебряный портсигар с запиской внутри. Из текста записки явствовало, что осенью 1917 года двое юнкеров, отступавших от Воспитательного дома под натиском революционно настроенных солдат и матросов, спрятали под камень все, что могло их уличить в принадлежности к офицерскому корпусу. Кроме того, в записке был указан номер счета в одном из английских банков и сумма — несколько тысяч дореволюционных рублей. Юнкера, судя по всему, были выходцами из очень обеспеченных семей.

Большинство находок того времени относились к первым революционным и довоенным годам. Опасаясь репрессий и конфискаций, дворяне прятали от новой власти фамильные драгоценности, купцы — деньги и золотые слитки, офицеры — оружие и знаки отличия, воры и разбойники — отмычки, ножи, «стволы», а также награбленное барахлишко. В 1930-е годы хозяева старых московских квартир нередко прятали от посторонних глаз запрещенную литературу — начиная от сочинений опального Троцкого и кончая порнографическими открытками. После Великой Отечественной войны возвращавшиеся с фронта солдаты и офицеры пытались припрятать на всякий случай трофейный вальтер или браунинг. А в середине 1990-х стали попадаться и современные «стволы» — как правило, спрятанные жуликами, которые потом или не успели (бандитский век не долог), или забыли извлечь их обратно.

Вот таким необычным способом пополнялись порой арсеналы преступных группировок. Правда, продолжался этот кладоис-кательский бум недолго: когда в центре Москвы почти не осталось старых зданий, поток интересных находок, в том числе и оружейных, резко пошел на спад.

А вот с армейских складов продолжали тащить все, что плохо лежало. На черном рынке в те годы можно было купить даже секретную продукцию российской оборонки, которая только должна была поступить на вооружение армии.

… 20 октября 1994 года владелец незаконно приобретенной армейской радиостанции, накурившись анаши, решил пошутить. Настроившись на частоту управления салютными установками, «шутник» передал команду «огонь», в результате чего произошел несанкционированный залп. К счастью, обошлось без трагических последствий. На этом, однако, «шутник» не успокоился. 9 мая 1995 года, в день 50-летия Победы, он задумал повторить свой трюк, но был задержан буквально за несколько минут до выхода в эфир.

Распутывая это необычное дело, летом 1995 года московские сыщики вышли на след преступной группировки, члены которой в течение длительного времени занимались подавлением служебных частот государственных организаций и коммерческих структур. Среди пострадавших оказались известные столичные банки и даже ГУВД Москвы. По делу тогда проходило в общей сложности 60 человек. А руководил ими 16-летний московский школьник по имени Максим. На его квартире оперативники обнаружили несколько фальшивых удостоверений сотрудников милиции, поддельные печати ряда государственных ведомств, в том числе Минюста, а также новейшие японские радиостанции и армейские средства связи.

Больше всего сыщиков удивил тот факт, что даже в Российской армии на тот момент такой техники еще не было — она только должна была поступить в войска в ближайшее время. Очевидно, у преступников были отличные связи с предприятиями-изготовителями. Их сотрудники за вознаграждение передавали злоумышленникам похищенные с заводов радиостанции.

Хулиганство в эфире к середине 1990-х годов приобрело такой размах, что в структуре МВД России пришлось создавать специальное подразделение — управление «Р». История этого управления уходит корнями еще в 1970-е годы. Во время подготовки и проведения Олимпийских игр в Москве значительно увеличилось количество радиостанций, или, как говорят профессионалы, резко возросла насыщенность радиоэфира. Для наведения порядка на милицейских частотах в структуре МВД СССР и была создана специальная рабочая группа. Впоследствии эта группа превратилась в отдел, а в середине 1990-х на его базе было создано управление.

Работы его сотрудникам хватало. Москва тогда была буквально напичкана всевозможными средствами радиосвязи. И не только армейскими. Основной поставщик радиотелефонов в те годы — завод в белорусском городе Молодечно. В 1990-е он выпускал вполне приличные и по качеству, и по цене радиотелефоны, которые пользовались огромной популярностью у представителей преступного мира. В те годы эту технику в Россию завозили в большом количестве, ведь «мобильники» тогда стоили безумно дорого, и радиотелефоны служили достойной альтернативой. В московских подпольных лабораториях умельцы настраивали белорусские радиотелефоны на служебные частоты МВД, ФСБ и даже президентской администрации, создавая тем самым серьезные проблемы вышеупомянутым службам. Причем, не только нашим. Как-то раз столичные сыщики изъяли из незаконного пользования новейшую установку связи, позволявшую в любое время дня и ночи позвонить, например, президенту США, находясь в любой точке земного шара.

А еще в начале 1990-х преступники развернули настоящую охоту за радиоактивными веществами, хранившимися на объектах Минатома. И хотя охрана подобного рода объектов даже в мутные 1990-е годы была поставлена весьма неплохо, единичные случаи воровства все-таки имели место. Причем, в роли похитителей выступали в основном сами работники Минатома низового звена — грузчики, водители, слесари и прочие пролетарии атомной промышленности. Некоторые из этих случаев стали достоянием гласности и предметом бурного обсуждения на страницах газет. Желтая пресса тут же принялась пугать обывателя мафиозными группировками, специализирующимися на «ядер-ной тематике». Дескать, не далек тот час, когда в руках российских бандитов окажется атомное оружие, и тогда всем нам мало не покажется.

Доморощенным любителям сенсаций бросились подпевать и заграничные коллеги. Западным политикам и СМИ только повод дай обвинить в чем-нибудь Россию, а тут такой шикарный предлог: атомная бомба в руках русской мафии! При ближайшем рассмотрении, однако, выяснялось, что все эти громкие и смачные вопли — не более чем пустышка, рассчитанная на дурачков.

В этой связи весьма поучительна история, приключившаяся летом 1994 года и получившая название «Мюнхенского дела». Тогда немецкая полиция обнаружила несколько килограммов плутония якобы российского происхождения. Шум по этому поводу поднялся нешуточный. Германские спецслужбы обвинили Россию в том, что охрана ядерных объектов у нас поставлена из рук вон плохо и что цивилизованному миру угрожает российская ядерная бесхозяйственность. В ответ российская сторона попросила немцев передать изъятый плутоний специалистам Минатома для его изучения. Плутоний, однако, России так никто и не передал. И это вполне объяснимо: немцы не дураки и прекрасно понимали, что российским специалистам не составило бы никакого труда определить нероссийское происхождение изъятого плутония. Вот немцы и умолкли…

Что же касается похищенных радиоактивных материалов, все они оказались непригодными для производства ядерного оружия. Да и сами хищения в течение нескольких лет удалось свести почти к нулю. Если в 1993 году в России было зафиксировано 27 случаев хищений радиоактивных веществ, то спустя два года — всего три. Даже в шальные 1990-е власть, озабоченная исключительно дележкой общенародной собственности, понимала, насколько важно обеспечивать должный уровень безопасности на предприятиях атомной промышленности. Неслучайно с 1993 по 1995 год численность внутренних войск по охране объектов мирного атома была увеличена на шесть тысяч человек, половина из которых служили по контракту.

Отпетые мошенники

Начало 1990-х — это резкий всплеск мошенничества в стране. Так, уже за первый год гайдаровских реформ сотрудники Управления по борьбе с экономическими преступлениями МВД РФ зарегистрировали около 20 тысяч преступлений мошеннической направленности. А в следующем, 1993-м, их количество перевалило за 31 тысячу. Большинство мошенников в то время предпочитали действовать по старинке: продавали «выигрышные» лотерейные билеты, подсовывали клиенту вместо денег «куклы», обыгрывали доверчивых граждан в карты и прочие азартные игры. Однако появились и новые виды афер, связанные с недвижимостью, банковскими операциями, распространением безналичных форм оплаты. О некоторых из них и пойдет ниже речь.

После отмены института прописки в Москву со всей страны потянулись состоятельные граждане, дабы прикупить кусочек столичной собственности, которая, как гласил известный рекламный слоган того времени, всегда в цене. А раз появился спрос, тут же появилось и предложение. Так, например, свой вариант «решения» квартирного вопроса гостям столицы предложила группа ушлых москвичей, умудрившихся заработать на столичной недвижимости сотни миллионов неденоминированных рублей.

Действовали аферисты следующим образом. Находили где-нибудь богатого провинциала, возжелавшего поселиться в столице. А их в начале 1990-х появилось немало. Наибольшей популярностью у мошенников пользовались работяги, отпахавшие несколько лет на Крайнем Севере и сколотившие за это время немаленькие состояния. Такие граждане на языке мошенников назывались «сырьевыми придатками».

Как правило, «придатки» приезжали в Москву наугад, не зная ни города, ни тогдашних реальностей. Привыкли в тундре общаться с северными оленями или такими же, как они, работягами. Естественно, от московских красот у «придатков» дух захватывало, люди теряли разум и легко соглашались, когда им предлагали содействие в покупке квартиры в престижном районе столицы. В качестве одного из престижных районов частенько фигурировал Ленинский проспект. Название подходящее: в каждом советском городе была улица Ленина и, как правило, находилась она в центре города. Так что, услышав про Ленинский проспект, где они скоро будут жить, «придатки» радовались, как дети, и готовы были отдать свои трудовые сбережения первому встречному.

После этого работягу везли в какой-нибудь спальный район, высаживали возле более или менее приличного дома, где действительно продавалось жилье, и начинали наперебой нахваливать и сам дом, и его окрестности. Дескать, лучший район Москвы, здесь одни новые русские живут вперемежку со звездами эстрады. Чтобы у «придатка» не возникло сомнений, минут за десять до приезда сообщники аферистов меняли на доме табличку. Вместо, к примеру, Вагоноремонтного проезда появлялась надпись: «Ленинский проспект, дом 15, корпус 2». Гости столицы смотрели на вожделенное название и нарадоваться не могли. А чтобы совсем развеять подозрения, мошенники специально выбирали для поездки темное время суток: в темноте даже самый захудалый спальный район с заводскими трубами на дальнем плане кажется вполне приличным.

В результате «придатки» соглашались купить квартиру в этом доме и отдавали аферистам задаток. Мошенникам только это и нужно было. Забрав деньги, они договаривались о следующей встрече, подробно инструктировали гостя о дальнейших действиях по оформлению недвижимости, после чего бесследно исчезали. А гость, через несколько дней поняв, что его облапошили, бежал с заявлением в милицию.

Сотрудники УБЭПа и уголовного розыска провели колоссальную работу по изобличению жуликов. Чтобы собрать необходимые доказательства, одному из оперативников пришлось прикинуться «сырьевым придатком» и несколько дней изображать из себя восторженного гостя столицы. Зато все старания увенчались успехом: мошенники были взяты с поличным в тот момент, когда они рассовывали по карманам пачки денег, переданные им в качестве первого взноса за элитное жилье.

Эта афера вошла в анналы истории как одна из самых виртуозных авантюр второй половины 1990-х годов. А легкость, с которой мошенники «обували» солидных бизнесменов, поразила даже видавших виды оперативников УБЭПа.

Итак, летом 1997 года пятеро предприимчивых молодых людей организовали фирму под названием «Содис плюс». Чем занималась эта организация — так и осталось загадкой. В приснопамятные 1990-е таких коммерческих организаций, или структур, как любили выражаться в те годы, появилось несчетное множество: соответствующие органы не успевали их регистрировать. Частенько фирмы создавались лишь для того, чтобы прокрутить через них криминальные деньги. Дело порой доходило до абсурда. В подмосковном Троицке, например, по одному и тому же адресу было зарегистрировано полторы тысячи коммерческих организаций. Все они каким-то чудом умещались в однокомнатной квартире обычной жилой пятиэтажки. Но и это не предел. В Москве по одному почтовому адресу ютилось 6 тысяч коммерческих структур. Правда, там и квартира была побольше: трехкомнатная…

В общем, в один жаркий июльский день в реестре российских коммерческих организаций появилась еще одна: «Содис плюс». Используя реквизиты свежеиспеченной фирмы, предприимчивые молодые люди купили у «Инкомбанка» вексель номиналом 150 миллионов рублей (речь идет о деньгах дореформенной поры), а также новенький компьютер с принтером за 20 тысяч долларов. С помощью этой супертехники аферисты изготовили несколько десятков копий инкомбанковского векселя и обратились к столичным компаниям, торгующим видеоаппаратурой, кофе и продуктами питания, с деловым предложением. Заключалось оно в следующем. Фирма «Содис плюс», которую представляли мошенники, обязалась взять в обмен на вексель товары, быстренько их реализовать и погасить вексель в строго установленные сроки. Выгода от такой операции была обоюдной: торговая компания получала наличные деньги, нисколько не заботясь о том, реализован ее товар или нет, а фирма «Содис плюс», продавая товары по слегка завышенным расценкам, получала возможность дополнительно на этом заработать.

Практически все, к кому аферисты обращались с таким предложением, охотно на него откликались. В итоге мошенникам было передано товаров на 150 миллионов рублей. Кроме видеотехники, в руках аферистов оказались партия бразильского кофе, рыбные консервы заграничного производства, телевизоры и многое другое. Товар ходовой, долго на прилавках не залеживался, поэтому молодые люди довольно быстро и выгодно для себя все это реализовывали.

На вырученные деньги «Содис плюс» купил у «Инкомбанка» еще один вексель — на сей раз номиналом 600 миллионов рублей. Размножив его на своей супертехнике, мошенники в точности повторили трюк — только с другими фирмами. Разница заключалась лишь в том, что на сей раз аферисты набрали товаров уже на сумму в 600 миллионов. Следующий вексель оказался номиналом 800 миллионов рублей, четвертый по счету — миллиард. А в остальном технология не менялась: полученные под векселя товары мошенники успешно продавали, а наличные деньги делили между собой.

Когда подошел срок погашения векселей, молодые люди исчезли. А коммерсанты, так и не дождавшись обещанных денег, обратились в Управление по борьбе с экономическими преступлениями МВД России. Вычислить мошенников оказалось чрезвычайно сложно. Действовали они в высшей степени осмотрительно и грамотно. По словам оперативников, которые вели это дело, они впервые столкнулись с жуликами столь высокого калибра. Достаточно сказать, что в квартире, которую мошенники снимали под офис, оперативники не обнаружили ни одного отпечатка пальцев — даже на компьютере и принтере, которыми аферисты регулярно пользовались.

Кроме того, бланки фальшивых векселей оказались напечатаны на той же самой бумаге, которая использовалась на настоящих вексельных документах. Именно поэтому факт подделки не смогли установить даже эксперты самого «Инкомбанка». Впоследствии выяснилось, что действительно все фальшивки были напечатаны в той же типографии, где печатались настоящие векселя. Каким образом мошенникам удалось получить туда доступ — также выясняло следствие.

Три с половиной месяца оперативники пытались задержать неуловимых мошенников. И неизвестно, сколько еще продолжалась бы эта история, но преступникам показалось мало аферы с «Инкомбанком» и они решили провернуть точно такую же авантюру с другой столичной организацией — «Мосбизнесбанком». Когда о предстоящей афере стало известно оперативникам, те взяли мошенников с поличным.

Все пятеро — гости столицы. У каждого при обыске было обнаружено по несколько общероссийских и заграничных паспортов. Среди аферистов оказалась и весьма симпатичная юная леди, приехавшая на заре рыночных реформ в Москву из Смоленска в поисках счастья и денег. Несколько лет она мыкалась по разным конторам, где трудилась то секретаршей, то курьером. А потом познакомилась с обаятельным молодым человеком, который предложил ей перейти на работу в фирму «Содис плюс». Барышня охотно согласилась. Ее обаяние и красоту преступники использовали, когда вели переговоры с предпринимателями.

Двое из числа задержанных — специалисты высшего класса: один — по ценным бумагам, второй — по компьютерным технологиям. За плечами каждого из них — престижные московские вузы. Эти двое занимались интеллектуальным обеспечением афер.

Сколько денег в общей сложности умудрились положить себе в карман ушлые ребята из «Содис плюс» — так и осталось тайной. По подсчетам оперативников, не менее трех миллионов долларов. Заработанные на этих аферах деньги преступники переводили на свои личные счета в различных банках. Счетов оказалось так много, что сами задержанные толком не помнили, где и сколько денег у них лежит.

Действия мошенников были квалифицированы как фальшивомонетничество. Все участники аферы получили от десяти до пятнадцати лет лишения свободы. Что же касается обманутых фирм, точное их количество так и не удалось установить. На допросах сами мошенники назвали десять солидных оптовых компаний. Впрочем, оперативники, распутывавшие эту криминальную историю, полагали, что число обманутых фирм нужно увеличить как минимум вдвое.

Летом 1997 года по Москве прокатилась волна преступлений, как две капли воды похожих друг на друга. Такое впечатление, что все они — дело рук одной и той же шайки мошенников. Впрочем, самих жуликов изловить так и не удалось. В милиции остались лишь десятки заявлений от граждан, которых прямо на улице средь бела дня облапошили на кругленькую сумму.

Механизм аферы таков. Возвращается, скажем, обычный гражданин домой после работы с приличной суммой денег в кармане. Неожиданно возле гражданина останавливается роскошная иномарка. Из нее выходит хорошо одетый джентльмен, явно иностранец, и на ломаном русском языке начинает говорить:

— Извините, пожалуйста, вы не подскажете, где здесь ближайший обменный пункт?

Гражданин, слегка польщенный таким доверием, начинает объяснять. Гость, однако, делает вид, что не совсем понимает, и снова интересуется:

— Извините, пожалуйста, мне нужен очень хороший обменный пункт, я хочу обменять большую сумму денег.

Гражданин еще раз пытается объяснить. Однако джентльмен снова изображает непонимание и после некоторой паузы изрекает:

— Извините, я в России первый день, ни разу не видел русских денег. Вы не могли бы мне показать, как они выглядят?

Гражданин достает пачку денег и показывает их гостю столицы. Тот несколько секунд изучает купюры, смотрит на свет, щупает руками, после чего возвращает их хозяину, вежливо благодарит, садится в машину и уезжает. Смысл этого спектакля гражданин постигал чуть позже, когда обнаруживал исчезновение как минимум половины банкнот.

Усмотреть, каким образом гость столицы умудряется облегчить пачку денег, было практически невозможно. Да гражданину и в голову не приходило, что солидный иностранец способен на банальную кражу. На этом, собственно, и строили свою тактику мошенники: одно дело, когда к человеку на улице обращается с такой просьбой замызганный бродяга, и совсем другое — с иголочки одетый иностранец.

По мнению сотрудников Московского УБЭПа, в роли иностранцев обычно выступали студенты московских вузов, преимущественно из стран Ближнего Востока. В качестве средства передвижения нередко использовались похищенные иномарки. Клиентуру мошенники вычисляли неподалеку от пунктов обмены валюты, у крупных магазинов и рынков. Иногда подкатывали просто к первому попавшемуся человеку на улице. Если у того в кармане была хоть какая-то сумма денег — успех аферы был гарантирован.

Для сотрудников правоохранительных органов уличные аферы с купюрами стали настоящей головной болью. Во-первых, изловить преступника в огромном городе невероятно сложно. А во-вторых, даже если бы псевдо-иностранец и попался, доказать факт мошенничества было бы еще сложнее, чем поймать самого злоумышленника. Ведь никто, кроме самого пострадавшего, не знает, сколько денег было у него в кармане до разговора с незнакомцем и сколько осталось после. Так что для аферистов это — почти беспроигрышный вариант: знай себе на машине по городу разъезжай да проси доверчивых граждан продемонстрировать российские деньги!

К счастью, с наступлением осенних холодов волна подобных мошенничеств резко пошла на спад. А затем и вовсе прекратилась. Очевидно, жулики переключились на другие виды криминальной деятельности.

Этот вид мошенничества получил название «фреккерство». Впрочем, несмотря на англосаксонское происхождение термина, на Западе ничего похожего никогда не было. Фреккерство — изобретение сугубо российское, и жертвами фреккеров становились исключительно отечественные сотовые компании. Суть мошенничества заключалась в следующем.

Как известно, любая сотовая компания обязательно вводит в свои телефонные аппараты специальные фирменные пароли. Без такого пароля сотовый телефон превращается в дорогую, но совершенно бесполезную игрушку: вы просто не сможете присоединиться к сети. На Западе в конце 1990-х и вправду не могли. Но только не у нас. Механизм присоединения прост, как все гениальное. Наши подпольные умельцы закупали в европейских странах списанные телефонные аппараты и взламывали защитные пароли. Способы взлома весьма разнообразны: от сложнейших технических операций, которые по силам лишь дипломированным выпускникам лучших технических вузов столицы, до элементарного подкупа сотрудников западных сотовых компаний. После успешного взлома сотовый телефон, разумеется, без пароля, но вполне пригодный к работе, продавался в России по цене значительно ниже, чем предлагали в салоне сотовой связи.

В результате довольны были все: и умельцы-взломщики, и покупатели. Умельцы получали наличкой неплохие деньги (в середине 1990-х, когда сотовая связь была очень дорогим удовольствием, заработок мошенников мог достигать полутора тысяч долларов за аппарат). А покупатели, во-первых, экономили существенные деньги за сам телефон, а во-вторых, вообще не платили за услуги мобильной связи — аппарат-то нигде не зарегистрирован!

Что же касается самих сотовых компаний, они зачастую даже не догадывались о том, что их услугами бесплатно пользовались совершенно посторонние люди. Теоретически вычислить хозяина подпольной трубки, конечно, можно, но для этого необходимо было как минимум четыре пеленгатора. Такого оборудования на заре мобильной связи не было ни у российских операторов, ни у сотрудников правоохранительных органов. Но даже если владельца подпольного телефона и взяли бы с поличным, инкриминировать ему было абсолютно нечего, потому как нет такого закона, чтобы за телефонный разговор к уголовной ответственности привлекать.

А искоренить фреккерство удалось через несколько лет, причем не прибегая к полицейским мерам. Просто сотовая связь заметно подешевела. По мере того, как российский рынок заполонили дешевые телефонные трубки, нужда взламывать пароли отпала сама собой — за ненадобностью. Зато тут же появились другие схемы обмана. Например, такой.

На мобильный телефон абонента звонит незнакомец, представляется ведущим известной музыкальной радиостанции и поздравляет с выигрышем ценного приза. В 1990-е годы такого рода акции регулярно устраивали многие российские радиостанции, поэтому абонент, услышав про выигрыш, воспринимал это как должное. Дальше ему сообщали, что для получения приза необходимо в течение минуты дозвониться на радиостанцию. Страсть народа к призам, особенно ценным, общеизвестна. Можно почти не сомневаться, что абонент, получивший такое сообщение, непременно позвонит по указанному номеру.

А на том конце его уже ждут. Приятный голос поздравляет с победой, предлагает передать привет в прямом эфире, заказать любимую песню, а затем сообщает еще одну приятную новость: оказывается, счастливчик получит в подарок мобильный телефон, к тому же подключенный. Нужно лишь срочно купить карту оплаты и сообщить ее данные диджею. «Счастливчик» бежит за картой, радостно сообщает об этом «диджею», а затем терпеливо ждет указанного дня, когда можно забрать подарок. Естественно, никакого телефона ему никто не подарит, потому что никакого розыгрыша призов радиостанция не проводила. А с купленной карты оплаты мошенники уже давно перевели денежки на свои счета.

Порой мошенники, не мудрствуя лукаво, просили абонентов сотовой связи помочь нуждающимся людям: несчастным детям из интерната или старикам, которым не хватает денег на лекарства. После серии взрывов в Москве на рубеже столетий мошенники активно рассылали сообщения с указанием платного номера, на который абоненту нужно позвонить или отправить SMS, чтобы помочь пострадавшим в результате теракта. Многие люди, движимые состраданием, пополнили карманы аферистов.

Появление смартфонов открыло для мошенников еще больше возможностей для безнаказанного обогащения. Например, если вы большой любитель отправлять и получать MMS-сообщения, а также скачивать всякие картинки и музычку из сомнительных источников, помните: в один прекрасный день ваш смартфон может подцепить очень неприятный вирус. После заражения смартфона этим вирусом он начинает рассылать огромное количество SMS на платные короткие номера, принадлежащие мошенникам. В результате вы теряете деньги, даже если при этом вообще не пользуйтесь мобильной связью.

В общем, хитроумных схем обмана и выкачивания денег у владельцев сотовых телефонов было придумано великое множество — всех не перескажешь. И это вполне соответствует духу времени, в котором мы живем. Ведь суверенная демократия — это такой порядок вещей, при котором вольготно живется только жуликам и проходимцам. Они всегда найдут способ поживиться за чужой счет и отвертеться от наказания. Что же касается рядового гражданина, у него при демократии есть только одно незыблемое право: быть обманутым и обворованным. В середине «нулевых» годов российские организации, специализировавшиеся на защите прав потребителей, провели опрос среди пользователей мобильных телефонов. Оказалось, что обманутыми в той или иной форме чувствовали себя не менее 10 миллионов абонентов сотовой связи в России.

В начале третьего тысячелетия в Москве и других крупных городах страны появился новый вид мошенничества — фишинг, что в переводе с английского означает «рыбалка». Первыми на удочку мошенников попались те жители столицы, которые пользовались услугами электронной системы платежей американского банка Сити-банк.

Справедливости ради следует признать, что фишинг — изобретение не наше. Сначала «рыбаки» появились в США, а их первыми жертвами стали клиенты американской провайдерской компании America Online. Как-то раз пользователи компании получили поддельные сообщения с просьбой предоставить им пароль для входа в систему. Ничего не подозревавшие пользователи пароли предоставили. В результате мошенники использовали чужие счета для оплаты доступа в Интернет. Смысл фишинга как раз в том и заключается, чтобы выманить у клиента конфиденциальную информацию, например, номера кредитных карточек, а также пароли доступа к банковским счетам и счетам электронных платежных систем.

Разумеется, ни один нормальный человек такую информацию первому встречному не даст. Поэтому мошенн

Уже в первый же год на удочку «рыбаков» на Западе попались два миллиона человек. Общая сумма потерь достигла астрономической суммы в 2,4 миллиарда долларов. Проблема фишинга оказалась столь актуальной, что правоохранительные органы многих стран были вынуждены активизировать свои усилия в борьбе с этой новой напастью. Так, в США летом 2004 года была проведена операция «Веб-капкан», в ходе которой стражи порядка завели 160 уголовных дел. А британская полиция в том же году вышла на след крупной международной шайки «рыбаков» и даже сумела арестовать 12 человек. Все они оказались выходцами из бывшего СССР.

Однако «рыбаки» не угомонились. За один только месяц — июль 2004 года — американские спецслужбы зарегистрировали 682 взлома паролей клиентов Сити-банка. Именно на этого американского банковского монстра и покушались чаще всего любители фишинга. На втором месте по количеству взломов — банки Южной Кореи, затем идут китайские финансовые учреждения. В пятерке лидеров также Великобритания и Мексика. Осенью 2004 года «рыбаки» объявились и в Москве. Правда, такого заметного ущерба кошелькам сограждан, как на Западе, они не нанесли. Да и крупных фишинг-атак в России зарегистрировано не было. Но это не означает, что наши «рыбаки» хуже. Просто отечественные банковские технологии лучше защищены, поскольку в создании защитных программ принимали участие профессионалы из ФАПСИ и ФСБ. Именно поэтому наши «рыбаки» атаковали московское отделение американского Сити-банка. И весьма успешно!

Несмотря на кажущуюся экзотичность такого вида мошенничества, методы, которые используют «рыбаки», достаточно традиционны и основаны на извечных человеческих слабостях: доверчивости, страхе, жадности. Вот, например, какое послание получили на свои почтовые ящики в Интернете пользователи московского отделения Сити-банка:

«На Ваш текущий счет был получен перевод в иностранной валюте на сумму, превышающую 2000 долларов США. В соответствии с Пользовательским соглашением Вам необходимо подтвердить этот перевод для его успешного зачисления на Ваш текущий счет. Для подтверждения платежа просим Вас зайти в программу управления Вашим счетом CitibankR Online и следовать предложенным инструкциям. Если подтверждение не будет получено в течение 48 часов, платеж будет возвращен отправителю».

Разумеется, получив такое письмо, редкий клиент устоит от соблазна получить две тысячи долларов. На это и рассчитывали «рыбаки». В результате конфиденциальная информация становилась известной мошенникам со всеми вытекающими для клиента печальными последствиями.

Любители фишинга быстро реагировали на малейшие изменения в банковском деле и финансовой сфере. Например, осенью 2004 года по Москве поползли слухи о грядущем банковском кризисе. Народ, в памяти которого были еще свежи финансовые катаклизмы 1992 и 1998 годов, пребывал в состоянии, близком к панике. «Рыбаки», мгновенно сориентировавшись в ситуации, разослали письма примерно такого содержания: мол, в связи с проблемами в банковской сфере отныне в большинстве российских банков за снятие денег с пластиковой карты забирают не пять процентов комиссии, как раньше, а 10–15. Чтобы спасти клиентов от таких потерь, им предлагали открыть банковский счет на свое имя в каком-нибудь надежном американском банке. А для этого пользователям предлагалось купить за 22 доллара справочник, который содержит полную информацию о том, как открыть свой счет в США.

Многие клюнули на такую наживку и перевели денежки на указанный мошенниками адрес. Никакого справочника, естественно, никто не получил…

Закат великов династии

В 1993 году на российском коммерческом небосклоне взошла новая яркая звезда: транснациональная корпорация «Континент-VI». Задачу свежеиспеченной фирмы ее создатели сформулировали так: всемерная помощь сотрудникам отечественных правоохранительных органов. А уже через три года одному из руководителей «Континента-VI» Валерию Кобзеву самому понадобилась помощь адвокатов: он был арестован по обвинению в мошенничестве.

В течение нескольких лет за Кобзевым охотились сотрудники российской контрразведки. Взяли его в результате операции, в которой принимал участие «эфэсбэшный» спецназ. Задержание прошло 20 апреля 1996 года на Ярославском шоссе. Кобзев явно не ожидал столь невежливого с собой обращения, а когда пришел в себя, тут же накричал на спецназовцев, рассказал, что он князь и генерал, после чего пообещал уволить всех, кто принимал участие в операции.

Громких титулов и звучных должностей у Валерия Кобзева действительно хватало. Кроме князя и генерала, руководитель корпорации «Континент-VI» очень любил представляться то казачьим атаманом, то контр-адмиралом, то генерал-лейтенантом Службы внешней разведки. Впрочем, сотрудникам правоохранительных органов Кобзев был больше известен как фигурант нескольких уголовных дел по фактам мошенничества.

Суть мошенничества заключалась в том, что Кобзев в парадном мундире, увешанный всевозможными наградами, приходил к коммерсантам и предлагал решить любые вопросы за умеренную плату — всего за пару-тройку тысяч американских долларов. Многие велись на этот маскарад, охотно отдавали денежки, после чего «князь» бесследно исчезал.

Кстати говоря, страсть к аферам у Валерия Кобзева проявилась еще на заре его стремительной карьеры. В бытность свою лейтенантом милиции в Хабаровске, будущий «князь» получил свой первый срок за кражу вещественных доказательств. А в начале 1990-х Кобзев успел наследить в Астраханской области. Объявив себя атаманом Астраханского казачьего войска, он обещал местным бизнесменам решить любые вопросы за скромное вознаграждение. Провернув несколько таких махинаций и собрав с доверчивых астраханских фирмачей изрядную сумму в иностранной валюте, Кобзев скрылся, чтобы в 1993 году появиться в Москве. Причем, в качестве особо приближенного… к «царствующим особам», то есть представителям Дома Романовых, активно обживавшихся в то время в России.

Дружба представителей Дома Романовых с новыми российскими властями началась еще на заре демократических реформ, а к лету 1996 года достигла апогея. Накануне президентских выборов Великая княгиня Мария Владимировна, проживающая, как известно, в Испании, частенько появлялась в России, вела переговоры с тогдашними российскими властями и агитировала россиян голосовать за свободу и демократию, то есть за Бориса Ельцина. Что из этого получилось, мы увидим чуть позже, а пока позволим себе небольшой экскурс в историю.

Законами Российской империи был установлен четкий порядок престолонаследия, который неукоснительно соблюдался, начиная со времен правления императора Павла I. Согласно закону, после смерти самодержца престол незамедлительно переходит к его наследнику — старшему сыну. А в случае его отсутствия — к представителю Дома Романовых, старшему по династическому счету.

После отречения Николая II царем должен был стать, согласно закону, его сын Алексей. Поскольку за Алексея отрекся отец, престол автоматически переходил к брату Николая II — великому князю Михаилу Александровичу. Но и тот в марте 1917 года отказался от власти, а позднее был убит. Значит, императором должен был стать следующий по старшинству представитель Дома Романовых. Им в династическом списке значился Великий князь Кирилл Владимирович, приходившийся дядей последнему русскому царю.

Так Кирилл Владимирович стал самодержцем. Правда, спустя семь лет после революции и далеко за пределами России. 31 августа 1924 года во Франции Кирилл Владимирович издал манифест, в котором объявил себя Императором Всероссийским Кириллом I. Разумеется, никаких правовых последствий этот документ не имел и был скорее красивым театральным жестом, призванным сплотить эмиграцию и дать ей надежду на реставрацию дореволюционных порядков.

Кирилл Владимирович умер в 1938 году, прожив в счастливом браке с Великой княгиней Викторией Федоровной (урожденной принцессой Саксен-Кобург-Готской) более сорока лет. После смерти «императора в изгнании» наследником престола стал его единственный сын — Владимир Кириллович.

Родившись в 1917 году в Финляндии, Владимир Кириллович практически всю свою жизнь прожил за пределами Отечества. И только незадолго до смерти, в ноябре 1991 года, посетил Россию с частным визитом.

Впервые Великого князя Владимира Кирилловича для широкой русской общественности открыл небезызвестный Анатолий Собчак, бывший в ту пору мэром Северной столицы. Говорят, увидев Владимира Кирилловича в Париже, Собчак произнес: «Ваше Величество! Россия ждет Вас!» Владимир Кириллович прослезился и клятвенно пообещал приехать на родину предков. И такой визит вскоре состоялся.

Вместе с Владимиром Кирилловичем в Санкт-Петербург (которому осенью 1991 года возвратили историческое имя) приехали его жена Леонида Георгиевна, дочь Мария Владимировна и внук Георгий. Приезд потомков Романовых в Россию был обставлен с помпой. Великого князя и его спутников встречали толпы восторженных горожан. А победившие после провала августовского путча демократы с Ельциным во главе судорожно соображали, какие выгоды можно извлечь из этой ситуации.

Пока Ельцин и компания соображали, Владимир Кириллович скоропостижно скончался. Главой Русского императорского дома была объявлена его вдова Леонида Георгиевна. Прихлебатели тут же окрестили ее «вдовствующей императрицей» — по аналогии с Марией Федоровной, матерью последнего русского царя. А «наследником престола» был объявлен 11-летний Георгий.

Новоявленная «императрица» развернула кипучую деятельность: охотно раздавала интервью, встречалась с представителями российских властей, общественности и бизнес-сообщества на предмет легализации царской семьи в России. Речь, помимо всего прочего, шла и о возможной реставрации монархии. Об этом, в частности, любил порассуждать Анатолий Собчак.

А в ноябре 1992 года Леонида Георгиевна с дочерью и внуком впервые приехали в Москву. По этому случаю в Московском дворянском собрании был устроен грандиозный прием. Правда, как ни старались его организаторы, зрелище получилось скорее комическое, чем торжественное. По залу суетливо сновали какие-то напыщенные мужички, гордо представлявшиеся Оболенскими, Волконскими и Голицыными. А затем в сопровождении свиты появились дородная дама с хитрым выражением лица — Леонида Георгиевна, ее дочь Мария Владимировна и упитанный мальчик лет двенадцати — «наследник престола» Георгий, который не совсем понимал, где и почему он находится. Мама и бабушка ласково называли его Гогой. Как-то не очень радостно было сознавать, что это и есть потомки великой династии и самых влиятельных аристократических родов России. Дальнейшие события подтвердили, что возникшие сомнения были не напрасны.

29 октября 1996 года суд канадского города Монреаль вынес вердикт по делу Константина Веймарна — начальника Российского Имперского Союза-Ордена. Суть этого весьма увлекательного дела, продолжавшегося в общей сложности одиннадцать лет, такова.

Еще в 1984 году в Канаде вышла в свет небольшая книжица, в которой ее автор — Константин Веймарн — весьма убедительно доказывал, что Леонида Георгиевна, ее дочь, а тем более внук не имеют никакого права на российский престол. Эта книжка наделала много шума среди эмиграции. На автора подал судебный иск за клевету лично тогда еще здравствовавший Великий князь Владимир Кириллович. И вот после многолетнего разбирательства суд установил: все, что изложено в брошюре, — правда. И снял все обвинения с Константина Веймарна.

Оказывается, свои права на российский престол Владимир Кириллович потерял еще в далеком 1948 году, когда тайно обвенчался с Леонидой Георгиевной. Неудивительно, что против этого брака выступили многие проживавшие в эмиграции Романовы, например, родная тетка Владимира Кирилловича Великая княгиня Елена Владимировна. Очевидно, поэтому Владимир Кириллович обвенчался со своей избранницей тайно, да еще — в нарушение всех существующих правил — не в русской, а в греческой церкви в Швейцарии.

Но самое главное даже не это. Веймарн раскопал истинное происхождение Леониды Георгиевны. По отцу она действительно потомок древнего грузинского царственного рода Багратионов, точнее, одной из ветвей этого рода — Багратионов-Мухранских. Ее отец — князь Георгий Александрович — на момент рождения Леониды был предводителем уездного дворянства Тифлисской губернии. А вот матушка — Елена Чеславовна — не только не имеет никакого отношения к царственному дому, но и к аристократии вообще. Она — дочь мелкого служащего Владикавказской железной дороги польского еврея Чеслава Злотницкого.

Любопытны сведения, которые Веймарн приводит относительно похождений Леониды Георгиевны в молодые годы. Эмигрировав после революции во Францию, Леонида в середине 1930-х вышла замуж за американского миллионера Керби и приняла американское гражданство. Правда, долго с мужем не прожила, но дочь Елену от него родить успела. После развода Леонида уехала в Испанию, где в конце 1940-х познакомилась с Владимиром Кирилловичем.

Женившись на Леониде, Владимир Кириллович автоматически поставил крест на своих монарших притязаниях, а также на притязаниях своих детей. Дело в том, что наследниками престола, согласно закону, могут быть только дети императора, рожденные в законном, то есть равнородном, браке. Поскольку Леонида Георгиевна не имеет отношения к какому-либо из царствовавших домов, то ее брак (да еще не скрепленный, как положено, у православного алтаря) с Владимиром Кирилловичем считается морганатическим. А значит, и дети, рожденные в таком браке, не имеют прав на императорский титул. Речь в данном случае идет о Марии Владимировне, рожденной в 1953, и ее сыне Георгии, появившемся на свет в 1981 году.

Таким образом, в начале 1990-х в Россию приезжали не «царствующие особы», а всего лишь потомки одной из ветвей династии Романовых. А значит, все, что говорили и делали представители «царствующего дома», — это не более чем театрализованное представление, рассчитанное на обывателей.

Между тем, представление продолжалось. Мария Владимировна и Георгий периодически посещали с визитами Россию и сопредельные страны. Во время своих приездов «царствующие особы» щедро раздавали титулы, награды и генеральские погоны. Орденом Святой Анны, например, был награжден скульптор Зураб Церетели. Статус «Поставщика Царской Семьи» получила американская компания PIERRE SMIRNOFF, производитель водки якобы по старинным русским рецептам. Этот жест вызвал известное недоумение даже у махровых монархистов. Дело в том, что как раз в то время в России шла жесткая конкурентная борьба между вышеупомянутой американской компанией и российским «Торговым Домом потомков П. А. Смирнова». Логичнее было бы предположить, что «царствующие особы» обласкают своей милостью отечественных виноделов — хотя бы из чувства патриотизма. Ан нет! Видимо, американцы на сей счет оказались более предприимчивы и щедры…

Генеральские погоны из рук Марии Владимировны получил и уже упоминавшийся Валерий Кобзев. Случилось это 1 июля 1993 года на торжественном приеме в Колонном зале Дома Союзов. Там же «высочайшей» милостью были осыпаны и другие авантюристы, постоянно вертевшиеся вокруг «царствующих особ». Среди них оказался и некто Александр Демин, объявивший себя Верховным атаманом России. Спустя несколько лет, в феврале 1997 года, «атамана» задержат на Шереметьевской таможне при попытке вывезти из России большое количество драгоценных камней. Происхождение камней Демин внятно объяснить так и не сумел.

На выборах 1996 года «царствующие особы» призывали народ голосовать за «царя Бориса», то есть за Ельцина, очевидно, рассчитывая, что это им непременно зачтется. Тем более что на заре демократии кое-кто из новых хозяев России недвусмысленно обещал «царствующим особам» компенсацию за понесенные во время революции материальные потери. Эта идея так понравилась потомкам Романовых, что они тут же скалькулировали и сумму материальных выплат — почти 10 миллиардов долларов США.

Кроме того, ходили слухи, что Романовым собираются вернуть и часть собственности, которая была национализирована после революции, и даже назначить им государственные пособия. Так, на полном серьезе обсуждался вариант передачи «царствующим особам» дворца в Архангельском под Москвой в качестве летней резиденции и еще одного дворца под Санкт-Петербургом, в Гатчине. Рассматривались и другие варианты. При этом аппетиты Романовых росли день ото дня. В какой-то момент им показалось мало просто дворцов — они потребовали, чтобы государство полностью взяло на себя и содержание их загородной недвижимости. И в самом деле, не царское это дело — платить, как простые смертные, за газ, воду и электричество!

Однако ничего у «царствующих особ» не вышло. После их ярко выраженного политического сервилизма накануне выборов от них отвернулись даже ярые монархисты, еще в начале 1990-х мечтавшие о реставрации монархии в России. Стали ненужными отпрыски Романовых и для сохранивших власть ельцинистов. После выборов те быстро забыли о своих обещаниях вернуть Романовым дворцы и выплатить компенсацию. Что же касается широкой общественности, ей к тому времени вообще стало не до Романовых: народ, уже изрядно вкусивший все прелести рынка и демократии, был занят выживанием и потерял интерес к «царствующим особам». Так что, если когда-то в России и появится царь, вряд ли он будет носить фамилию Романов.

Начиная со второй половины 1990-х годов, потомки Романовых все реже и реже появлялись на родине предков. Оно и понятно: ловить в России им больше нечего. Остается только время от времени сотрясать воздух громкими и порой абсурдными декларациями. Чем потомки Романовых и занимаются. Например, недавно советник канцелярии Российского императорского дома Кирилл Немирович-Данченко заявил о том, что глава Российского императорского дома Великая княгиня Мария Владимировна является родственницей пророка Мухаммеда. Такое сногсшибательное заявление Немирович-Данченко сделал в Узбекистане в присутствии большого числа местных журналистов.

Но и это еще не все. Развивая мысль о родственных связях Великой княгини, человек с «театральной» фамилией сообщил, что Мария Владимировна также является потомком царя Давида, того самого, который три тысячи лет назад правил Израилем. В общем, по словам Немировича-Данченко, Великая княгиня не только законная правопреемница российских царей, но и чуть ли не сакральная личность для всех иудеев и мусульман планеты.

В России на эту чепуху никто не обратил никакого внимания.

Вопросы:

1. Как повлияла экономическая преступность на жизнь общества в 1990-е?

2. Расскажите о новых методах борьбы с экономической преступностью, проявившихся в те годы.

УГАР НОВЫХ ВРЕМЕН

Жаркое лето 1996-го

В мае 1996 года сотрудники УБЭП повсеместно стали фиксировать заметное снижение криминальной активности. Такое впечатление, что фирмачи и ловкачи, вольготно чувствовавшие себя в предыдущие годы, вдруг затаились, явно чего-то выжидая. Впрочем, объяснение этому феномену нашлось довольно быстро: преступный мир ожидал результатов президентских выборов. После них все снова вернулось на круги своя.

Итак, май 1996-го. На носу выборы президента России. Почти ни у кого не возникало сомнений в том, что президентские выборы, назначенные на 16 июня, выиграет представитель левых сил: к тому времени демократы с Ельциным во главе достали народ по полной программе.

Это стало очевидно уже в конце 1995 года, после выборов в Госдуму, когда половина всех мандатов оказалось в руках левых. Заметное «покраснение» нижней палаты парламента напугало Кремль. Стало ясно, что выборы президента, назначенные на лето будущего, 1996, года, станут для власти тяжким испытанием. Во всяком случае, приход в Кремль представителя левой оппозиции, а им почти наверняка стал бы лидер КПРФ, представлялся в то время вполне возможным. Самому Ельцину, как впоследствии вспоминали в узком кругу его родные и близкие, уже мерещились наручники, которые наденут на него победившие коммунисты, и показательные судебные процессы за развал СССР, криминализацию общества и бестолково проведенные «демократические реформы».

«Красный реванш» на парламентских выборах декабря 1995 и усиление позиций коммунистов во многих регионах страны весьма напугали и так называемую бизнес-элиту. Перспектива для ее представителей была весьма печальной. Ведь глава государства, по конституции 1993 года, обладал колоссальными властными полномочиями. Чего стоило одно только право президента назначать и менять кабинет министров, совершенно ни считаясь с законодательными органами власти! Пока в президентском кресле восседал Борис Ельцин, олигархи могли спать спокойно. Но не было никакой гарантии в том, что новый президент, используя свое конституционное право, кардинально не поменяет правительство, а значит и социально-экономический курс. Тогда любой «новый русский» попадал в число реальных кандидатов на скамью подсудимых, потому что ни одно состояние в России, сколоченное в годы перестройки и реформ, нельзя было назвать законным.

Естественно, главная задача правящей верхушки состояла в том, чтобы любой ценой не допустить победы коммунистов на выборах. И тогда на помощь новой власти пришли «независимые» СМИ и так называемая творческая интеллигенция. Например, по НТВ каждый день с утра до вечера крутили документальные фильмы про ужасы ГУЛАГа и регулярно показывали одни и те же кадры пустых прилавков в советских магазинах. Разумеется, никто не объяснял, что эти кадры были сделаны осенью 1991 года, когда торгаши в ожидании обещанной либерализации цен специально держали товары на складах и базах, не выбрасывая их в торговую сеть. В результате в Москве в тот момент возникали перебои даже с хлебом и молоком.

Ежедневно в редакции столичных газет заносились кругленькие суммы в рублях и валюте за публикацию угодных власти материалов. Разумеется, эти денежные потоки нигде не фиксировались и никакие налоги с них не платились. Позднее было подсчитано, что на предвыборную кампанию 1996 года власть потратила не менее 15 миллиардов долларов. Немалая часть этих денег перепала «независимым» СМИ.

В редакциях столичных газет в то время вообще царила какая-то антикоммунистическая истерия. Каждое утро планерка в «Вечерней Москве», например, начиналась с того, что руководство напоминало журналистам о том, что в каждом материале, независимо от содержания и темы, обязательно должна быть критика КПРФ. Не отставали и другие популярные в то время издания. «Независимые» СМИ словно состязались друг с другом, кто выльет больше грязи на недавнее советское прошлое.

За такое усердие «четвертой власти» в процессе предвыборной кампании и после нее было брошено немало жирных ломтей. Щелкоперы из «Вечерки», например, за свою продажность справили новоселье в только что отстроенном элитном доме в районе Хорошевки. В течение нескольких месяцев после этого акулы пера делили там квартиры, попутно пытаясь надуть друг друга. А «честные, принципиальные» журналисты НТВ во главе с Евгением Киселевым (тем самым косноязычным «аналитиком», который вел тогда программу «Итоги») получили внушительный кредит от Газпрома. На эти денежки были тут же накуплены крутые машины и новые квартиры. А когда через пару лет все денежки были профуканы и настала пора возвращать кредит, Киселев со товарищи, привычно прикрываясь воплями о демократии и защите свободы слова, прибрали к рукам телеканал «ТВ-6», разогнав работавших там журналистов. Правда, и на новом месте они долго не продержались: сначала угробили канал, а затем и сами разбежались кто куда.

Но вернемся к предвыборной кампании. Основная ставка кремлевских политтехнологов делалась на моделирование общественного сознания таким образом, чтобы люди даже вопреки своим убеждениям и жизненным реалиям проголосовали так, как надо партии власти. И политтехнологи быстренько нашли идеально работающий пропагандистский трюк: Ельцин, конечно, не фонтан, но лучше уж он, чем коммунисты.

Эта схема и стала основой предвыборной ельцинской кампании. Сам Борис Николаевич во время визита в родной Екатеринбург свое решение вновь баллотироваться в президенты России объяснил так: «Столько пережить, столько понять, стоять на пороге цивилизованной жизни и снова скатиться назад — это будет нашим общим поражением и позором. Можно ли мне в этой ситуации не участвовать в выборах? Не раз и не два задавал себе этот вопрос. Но пока есть угроза столкновения "красных" и "белых", мой долг политика, человека, стоявшего у истоков реформ, добиться консолидации всех здоровых сил общества и предотвратить возможное, вплоть до гражданской войны потрясение. Надо довести до успешного конца дело, которому я полностью отдал себя».

Если отбросить фарисейские рассуждения насчет консолидации общества и дела, которому «всенародно избранный» якобы отдал себя полностью, становится понятным, в каком далеко не оптимистическом состоянии духа пребывала весной 1996 года правящая «элита» России. «Красный реванш» маячил за горизонтом как вполне реальная перспектива. Для большинства представителей бизнеса, связанных с командой реформаторов, это означало конец сытого и беззаботного существования, а кое для кого — и тюремные нары.

В качестве главного аргумента в своей антикоммунистической риторике Ельцин, как видим, избрал тезис о возможной гражданской войне. Наш народ к этой теме относится трепетно и готов терпеть что угодно, «лишь бы не было войны». Вот и на сей раз миллионам сограждан была нарисована мрачная картинка прихода к власти коммунистов и, как следствие, начало «красного террора» и гражданской войны.

Обыватель, возможно, этим байкам и поверил. Зато у аналитиков спецслужб подобного рода политологические прогнозы не вызывали ничего, кроме усмешки. Специально проведенные исследования наглядно показали, что в стране уже давно отсутствовала социальная и демографическая база для гражданской войны. Редкая семья имела двух и более сыновей. Матери были готовы на все, лишь бы оградить своего единственного ребенка даже от простой армейской службы. Потенциал нации был подорван многочисленными конфликтами и колоссальными потерями XX века. Люди устали и потеряли всякий интерес к активной общественной жизни. Об этом красноречиво свидетельствовала та поразительная апатия, в которой пребывала нация в тот момент, когда ее под видом рыночных реформ обворовывала кучка проходимцев. Так что, ни о какой гражданской войне в середине 1990-х не могло идти и речи.

И все же, несмотря на абсурдность тезиса о возможной войне, многие Ельцину поверили. Обыватель, в памяти которого были еще живы события октября 1993 года у Белого дома в Москве, рассуждал примерно так: лучше уж нынешнее болото, чем кровавая бойня. А в том, что бойня обязательно последует, как только к власти придут коммунисты, обывателя назойливо убеждали ангажированные властью СМИ. Это, мол, естественно вытекает из всей предшествующей советской истории.

Чтобы воздействовать на православных людей, показывались многочисленные кадры разрушения церквей, закрытия монастырей, арестов и расстрелов священнослужителей. Крестьянам адресовались сцены раскулачивания и массовых ссылок в далекие края. Известные актеры и режиссеры, в том числе и те, кто сделал блестящую карьеру при коммунистическом режиме, наперебой трещали о том, как в Советском Союзе зажимали свободу творчества и не давали развернуться истинным талантам. А заодно рассказывали обывателям байки о том, как им тяжко жилось при коммунистах в материальном плане. То ли дело на Западе, где гонорары кинозвездам исчислялись миллионами долларов!

В общем, все, что было трагичного в нашей истории с 1917 по 1991 год, вынималось из архивной пыли и назойливо демонстрировалось с соответствующими комментариями. Надо было создать впечатление, что за 70 лет коммунистического правления в России не было ни одного светлого пятна — только кровь, смерть, страх и тотальная нехватка продовольствия.

Кстати, тема продуктовых очередей конца 1980-х также стала весной 1996 весьма популярной. Недели за три до выборов на улицах городов даже появились плакаты, на которых был изображен Зюганов, а внизу красовалась подпись: «Купи еды в последний раз!». Говорят, этот плакатик был напечатан тиражом миллион экземпляров и расклеен на всех продуктовых рынках страны. А для более продвинутой публики, озабоченной не только наполнением желудка, отпечатали гигантским тиражом в 10 миллионов экземпляров газету-листовку «Не дай Бог!», в которой обывателям рассказывали, что с ними произойдет, если победу на выборах одержит кандидат от коммунистов.

При этом в солидных, казалось бы, газетах и в телепрограммах, претендующих на серьезную аналитику, напрочь отсутствовали даже намеки на объективную оценку деятельности ельцинской администрации в период с 1991 по 1996 годы. Наоборот, дяди и тети, считавшие себя крутыми аналитиками и политологами, с умным видом обсуждали популистские указы президента и его обещания сытой и спокойной жизни. Многие их тех, кто тогда активно ратовал с телеэкрана за Ельцина и его реформы, и с

А власть накануне выборов буквально фонтанировала красивыми лозунгами. Кому только президент в июне 1996-го не пообещал сытой и богатой жизни! И студентам, и пенсионерам, и гражданам, желающим построить или приобрести жилье. А еще начал бесплатно раздавать землю всем желающим и пригрозил серьезными карами тем, кто вздумает обижать вкладчиков и аукционеров. В большинстве своем эти предвыборные указы были «пустышками», ибо в стране не было ни денег на серьезные социальные программы, ни механизма реализации благих президентских намерений. Но все это создавало у граждан некую иллюзию того, что жить скоро действительно станет лучше и веселее.

Ну а в случае, если вся эта пропагандистская шумиха не достигнет своей цели и народ все-таки проголосует за коммунистов, предполагалось задействовать административно-кадровые механизмы. В частности, «правильно» подсчитать количество голосов. С этой задачей должен был справиться председатель Центральной избирательной комиссии Николай Рябов, который еще осенью 1993 года перебежал на сторону Ельцина из осажденного Белого дома. Свои люди расставлялись и в местных избирательных комиссиях.

Титанические усилия власти не прошли бесследно. Во втором туре выборов, состоявшемся 3 июля 1996 года, победу одержал Борис Ельцин. Для большинства избирателей это известие прозвучало, как гром средь ясного неба. Вплоть до последнего момента почти ни у кого не возникало сомнений в том, что Зюганов наберет наибольшее число голосов. Даже уличные торгаши накануне дня всенародного волеизъявления на всякий случай свернули бойкую коммерческую деятельность и затаились в ожидании серьезных (для себя) перемен. И вдруг предварительные итоги выборов, оглашенные ЦИКом: во втором туре с большим отрывом победу одержал Борис Ельцин. Можно себе представить, как радовались результатам выборов в Кремле и в Белом доме. Для молодых реформаторов этот день явно стал самым счастливым в жизни.

А потом глава кабинета министров Виктор Черномырдин со свойственным ему косноязычием заявил: «Ничего не будет!» Очевидно, имелось в виду, что социально-экономический курс правительства останется тем же, никаких перемен ожидать не следует.

Несмотря на топорную формулировку, нувориши премьера отлично поняли: уже в августе кривая экономической преступности снова поползла вверх…

Был бы только ксерокс…

Как-то раз (дело было в конце 1992-го) одна благочестивая супружеская чета из Рязани решила обзавестись мебельным гарнитуром. Ничего лучшего, как купить его на Северном Кавказе, супруги почему-то не придумали. Гарнитур, правда, попался хороший, импортный, стоил, разумеется, недешево. Как потом выяснилось, мебель принадлежала раньше какому-то состоятельному человеку некавказской национальности и была «конфискована» у него чеченскими бандитами. Отобрав гарнитур у законного владельца, чеченские парубки быстро продали его первым же подвернувшимся покупателям. Ими оказались наши герои.

В общем, купили супруги мебель и повезли ее в Рязань. По дороге к ним пристали неизвестные личности и потребовали гарнитур продать. Супруги заартачились. Тогда неизвестные пригрозили отнять гарнитур, да еще и побить упрямцев хорошенько. Супруги уступили. Незнакомцы всучили им пачку денег, забрали гарнитур и быстро скрылись. Деньги, как выяснилось довольно скоро, оказались фальшивками.

Впрочем, гарнитур — это еще мелочь. В Москве осенью 1992 года за фальшивые доллары была продана квартира в центре города. А счет автомобилям, проданным за поддельные доллары, в те времена и вовсе шел на сотни.

Фальшивых денег по стране в начале рыночных реформ гуляло столько, что точной статистки не вели даже в Центробанке. В начале 1990-х не проходило и дня, чтобы в ЦБ или правоохранительные органы не поступала информация о появлении в том или ином регионе России фальшивых купюр. Значительная часть этих фальшивок изготавливалась в подпольных лабораториях, находившихся за пределами Российской Федерации. Международная мафия в начале 1990-х вообще рассматривала Россию как необъятный рынок сбыта фальшивых денежных знаков. В этом зарубежным коллегам помогали и отечественные мафиози: в 1993 году, например, одна из преступных группировок заказала у заграничных фальшивомонетчиков крупную сумму немецких марок для распространения их на территории России.

Несмотря на огромное число поддельных банкнот, буквально заполонивших Россию в 1990-е, большинство из них были настолько низкого качества, что вычислить фальшивку можно было, просто внимательно на нее посмотрев. Это раньше, в советские годы, изготовлением фальшивых денег занимались виртуозы своего дела, талантливые художники, знавшие технологию печати и азы гальванопластики. Потому и фальшивки времен «застоя» отличались высочайшим качеством исполнения. Отличить их от настоящих банкнот зачастую можно было только в лабораторных условиях.

С появлением цветных копировальных аппаратов ситуация упростилась до предела. Заниматься изготовлением фальшивых денег отныне мог любой. Как говорится, был бы только ксерокс. А в середине 1990-х в Москве появились первые поддельные купюры, изготовленные с помощью компьютерных технологий.

Впрочем, даже в условиях доступности множительной техники, когда изготовление фальшивок было поставлено на поток, находились умельцы, демонстрировавшие высший пилотаж фальшивомонетничества. Правда, не у нас. В 1993 году в Польше полиция накрыла подпольный монетный двор, организованный одним предприимчивым молодым человеком. Тот сумел наладить производство бумаги, по внешнему виду ничем не отличавшейся от той, на которой печатались американские доллары. И даже успел нашлепать тысячу фальшивых стодолларовых банкнот.

Вообще поляки в области фальшивомонетничества достигли в 1990-е годы больших высот. С одинаковой степенью мастерства они подделывали и американскую валюту, и российские денежные знаки. В середине 1990-х, например, основная масса фальшивых 50-тысячных купюр, изъятых в России, была изготовлена на территории Польши. Как правило, эти подделки изготавливались на оборудовании германского производства и отличались высочайшим качеством печати. Передовые немецкие технологии позволяли имитировать не только фактуру и цвет бумажных денег, но и водяные знаки, поэтому выявить подделку не всегда могли даже банковские детекторы.

В России такого совершенства тогда не достигли. Впрочем, местным фальшивомонетчикам это было и ни к чему. Минфин России как будто специально облегчил преступникам задачу. Во-первых, новые российские деньги были гораздо хуже защищены от подделок. В этом мог без труда убедиться любой: достаточно было просто визуально сравнить купюры советской поры и новые «демократические» деньги.

Советские банкноты, введенные в обращение в 1961 году, отличались изысканностью рисунка и высочайшим уровнем печати. Над дизайном купюр работали выдающиеся советские художники, а затем их замысел воплощали в рисунке на металле не менее выдающиеся граверы. Каждая банкнота была настоящим произведением граверного искусства. Причем, произведением в единственном экземпляре. По признанию самих художников, никто из них не смог бы в точности повторить даже свою собственную гравюру — наметанный глаз профессионала все равно нашел бы отличия в положении штриха и его ритме.

Кроме того, на каждой банкноте, помимо сложнейшего рисунка, в обязательном порядке присутствовали всевозможные виньетки, бордюры, розетки и прочие элементы орнамента. Все это не только повышало качество самого рисунка, но и служило дополнительной защитой от подделок. Кстати, разрабатывая в 1961 году дизайн новых советских денег, художники взяли за основу купюры дореволюционной России. В качестве эталона служили портреты Екатерины II и Петра I на сто- и пятисотрублевых банкнотах начала XX столетия. Такого же высочайшего качества гравировки требовали от художников Гознака и при выполнении портретов Ленина на купюрах 100, 50 и 10-рублевого достоинства.

Что касается новых российских денег, и по виртуозности рисунка, и по качеству печати они не шли ни в какое сравнение с продукцией Гознака советского времени. Подделать такие банкноты мог вручную даже человек средних художественных способностей.

А во-вторых, в начале рыночной эпохи в обращении на территории страны находились 29 разновидностей бумажных денег аж тринадцати номиналов (в США, для сравнения, всего пять). Одно время в ходу были как новые российские, так и прежние советские деньги 1991 года выпуска — «павловские» сторублевки, названные так по имени Валентина Павлова, последнего премьер-министра СССР. От банкнот 1961 года выпуска «павловские» деньги отличались цветным узором по краям купюры. А еще в ходу были доллары, марки, франки, кроны и прочая заморская валюта, которую большинство соотечественников до недавнего времени в глаза не видели. В этом море всевозможных денежных знаков с трудом ориентировались даже кассиры и продавцы, не говоря уже о простых смертных. А значит, почва для всякого рода финансовых афер была создана самая что ни на есть благодатная.

Особенно тяжко приходилось провинциалам, приезжавшим за покупками в Москву. Ушлые торгаши умело втюхивали гостям столицы любые бумажки под видом денежных банкнот. И многие, увы, попадались. Впрочем, по количеству изъятых фальшивок столица, как ни странно, к середине 1990-х уступила пальму первенства другим, более продвинутым субъектам Федерации. В 1997 году, например, наибольшее количество подобных преступлений было зафиксировано в Татарстане и Приморском крае. Москва и Московская область в этом списке заняли лишь седьмую и восьмую строчки, соответственно.

Основная масса изымаемых из обращения купюр в те годы — это 50-тысячные и 100-тысячные банкноты. До реформы 1998 года это были самые ходовые денежные знаки. Однако и после реформы еще в течение года в различных регионах страны периодически изымались поддельные купюры такого достоинства. Очевидно, фальшивомонетчики изготовили их в огромном количестве еще до денежной реформы и выбросили на рынок — не пропадать же добру! А в конце 1998 года из оборота стали изымать уже дензнаки нового образца. Только за первый пореформенный год в России было изъято 13 тысяч 599 поддельных купюр на общую сумму 2 миллиона 416 тысяч деноминированных рублей.

Но самое удивительное — в конце 1990-х снова активизировались любители фальшивых монет. В хаосе первых лет демократии о медных денежках все как-то забыли. В связи с чудовищной инфляцией, сопровождавшей экономические реформы, сначала из оборота исчезла копейка, а затем и металлические деньги небольшого рублевого номинала. Это в советские годы, когда в обращение регулярно выбрасывались юбилейные монеты различного достоинства — от десяти копеек до рубля, пользовавшиеся большой популярностью у нумизматов, находилось немало охотников их подделать. Одну из самых крупных афер такого рода сотрудники ОБХСС распутали в начале 1980-х. Тогда в небольшом подмосковном городке Дулево двое талантливых фальшивомонетчиков наладили подпольное производство царских золотых червонцев, которые пользовались огромным спросом у коллекционеров и представителей теневого бизнеса.

И вот, спустя пятнадцать лет после этой нашумевшей истории, оперативники УБЭПа, специализировавшиеся на борьбе с фальшивомонетничеством, не без некоторого удивления стали отмечать возросшую любовь своих подопечных к пятирублевым монетам Центробанка РФ. Эти монеты были запущены в обращение после реформы 1998 года, когда в обиход снова вернулись медные деньги небольшого номинала. Фальшивомонетчики отреагировали на нововведение весьма оперативно. Уже в конце того же года было изъято 214 поддельных пятирублевок. Все они были изготовлены способом литья или штамповки. Так что не все фальшивомонетчики в 1990-е годы переключились на современные, не требующие никаких специальных навыков, технологии. Некоторые, как и в старые добрые советские времена, по-прежнему занимались этим ремеслом не столько ради корысти, сколько из любви к искусству. В 1999 году двадцать таких умельцев оказались на скамье подсудимых.

Одна из самых громких историй, связанных с фальшивомонетничеством, — так называемое люберецкое дело 1996 года. Началось все с ареста в Москве жителя Тулы по фамилии Климовский. Парень тупо попался при попытке расплатиться фальшивой стодолларовой купюрой. На первом же допросе 25-летний туляк поведал о том, что в течение двух месяцев он и четверо его приятелей занимались подделкой американских стодолларовых банкнот. Руководил бригадой мужчина по имени Александр. Ни фамилии этого Александра, ни места его жительства туляк не знал. По его словам, Александр вел себя крайне осторожно и редко появлялся на людях, предпочитая руководить своими подельниками с безопасного расстояния. В случае острой необходимости он звонил Климовскому и назначал место и время встречи. За два месяца это было всего пару раз. Очередное свидание, как показал туляк, должно было произойти третьего февраля 1996 года в одной из московских квартир. Там-то оперативники и устроили засаду.

Задержанным оказался 37-летний уроженец Перми Александр Левин, проживавший в столице не съемной квартире. При обыске у него на квартире стражи порядка обнаружили все необходимое для изготовления фальшивых купюр: несколько копировальных аппаратов, черно-белый принтер, цветной сканер, машинку для проверки долларовых банкнот, 15 килограммов бумаги, образцы стодолларовых и пятидесятидолларовых банкнот, а также готовую продукцию — фальшивые дензнаки на общую сумму 50 тысяч баксов.

Одновременно в Люберцах в одной из квартир в доме номер 86 по Октябрьскому проспекту оперативники накрыли еще одну подпольную лабораторию, а заодно задержали ее обитателей: двух москвичей, киевлянина и пермяка. У преступников было изъято 35 килограммов бумаги, а также красители, клей и другие необходимые для производства фальшивых банкнот материалы.

Улик оказалось более чем достаточно, чтобы инкриминировать приятелям особо опасные деяния, направленные на подрыв финансовой мощи государства. А потому фальшивомонетчики как люди, не лишенные здравого смысла, не стали отпираться и юлить и честно во всем повинились. Один из аферистов — некто Тараканов — даже выдал сотрудникам УБЭПа 125 листов бумаги, которую злоумышленники использовали для производства фальшивых купюр.

Во время бесед с задержанными стали известны и некоторые другие нюансы их преступной деятельности. Первую фальшивку Александр и компания изготовили в декабре 1995 года. Получившаяся стодолларовая бумажка оказалась почти такой же, как настоящая. Во всяком случае, ближайший обменник ее охотно принял. А дальше — пошло-поехало. Производство было налажено с таким размахом, что за два месяца работы фальшивомонетчики изготовили не менее миллиона американских долларов. Еще в течение года в Московской области и за ее пределами гуляли стодолларовые банкноты, изготовленные люберецкими умельцами. Последний раз «люберецкие» доллары были изъяты из обращения в марте 1997 года, когда их изготовители уже отбывали свои тюремно-лагерные сроки.

Японец — друг Монгола

Лето 1996 года. Россия готовится к выборам президента. Доморощенные жулики затаились в ожидании перемен. А в это же самое время на другом конце Земли, в Нью-Йорке, американцы устроили показательный процесс над четырьмя российскими гражданами, которых обвиняли в покушении на свободу предпринимательства, частную собственность и западные ценности. Среди обвиняемых оказался один из самых известных в 1990-е годы авторитетов преступного мира Вячеслав Иваньков по кличке Япончик.

Впервые о Славе Иванькове заговорили в конце 1960-х годов, когда он под покровительством известного тогда вора в законе Геннадия Королькова по прозвищу Монгол и не без участия Отари Квантришвили, отсидевшего срок за изнасилование, организовал преступную группу. Кроме Иванькова и Квантришвили, в группу вошел Вячеслав Слива, впоследствии ставший весьма популярным столичным авторитетом. Приятели специализировались на кражах антиквариата и ювелирных украшений, иногда вымогали деньги у воротил теневого бизнеса, которые в то время стали появляться в Москве в большом количестве. Излюбленный метод работы Иванькова и его друзей — обыски под видом работников ОБХСС на квартирах столичных коллекционеров и ювелиров. Кроме того, иваньковцы регулярно собирали дань с карточных игроков и букмейкеров на московском ипподроме.

За решетку Япончик впервые угодил в 1974 году. Очевидцы вспоминают, что брали тогда Иванькова чуть ли не целым отделением милиции. Во время задержания Япончик усердно отстреливался. Это дало основание прокурору обвинить его, помимо всего прочего, и в ношении оружия. Однако Япончику повезло. Усилиями адвоката — а защищать Иванькова взялся известный в то время спаситель уголовников Генрих Падва — обвинение в незаконном ношении оружия с Япончика сняли. Более того, проведенная по настоятельной просьбе адвоката психиатрическая экспертиза показала, что подследственный страдает параноидальной шизофренией. Иванькову дали всего пять лет лишения свободы и отправили в колонию общего режима.

Выйдя на свободу, Япончик организовал новую преступную группу. На сей раз в нее вошли спортсмены. Большую помощь в подборе кадров Иванькову оказал все тот же Кван-тришвили. К тому времени он отошел от криминала и занялся обучением молодежи классической борьбе. Естественно, Япончику, как старому другу, Отари поставлял самых талантливых своих учеников.

В 1981 году Иваньков снова сел. На сей раз на 14 лет. Иванькову инкриминировали участие как минимум в десяти грабежах и вымогательствах. Отчаянные попытки Падвы спасти своего подзащитного не возымели на суд ровным счетом никакого действия. В тюрьме Иваньков не отличался кротким нравом, частенько посещал штрафной изолятор, а потом и вовсе поднял бунт. В результате Япончика перевели в самую глухую российскую «зону» — Туланскую, что в 700 верстах от города Иркутска.

Впрочем, отмотать свой срок «от звонка до звонка» Япончику не довелось. За него вступились Святослав Федоров и Александр Розенбаум, написавшие письма Горбачеву и Ельцину. Говорят, что не обошлось и без вмешательства Кобзона, хотя сам певец упорно отрицает свою причастность к «делу Иванькова». Как бы там ни было, в феврале 1991 года Вячеслава Иванькова досрочно освободили, и он с головой окунулся в криминальную жизнь столицы.

А дел к тому времени в Москве накопилось немало. Паралич власти привел к резкому всплеску преступности. В столицу косяком потянулся всякий сброд со всех концов Советского Союза. Требовались решительные меры, чтобы навести порядок в криминальном мире столицы и отбить у молодняка охоту беспредельничать. По слухам, первое, что сделал Япончик, оказавшись на свободе, это провел серию консультаций с лидерами славянских преступных группировок на предмет вытеснения из Белокаменной всякой иноземной швали. По настоянию Япон-чика, борьбу с кавказцами возглавил Андрей Исаев по прозвищу Роспись, который был немедленно коронован. При непосредственном участии Иванькова были сформированы Подольская, Балашихинская и ряд других преступных группировок. Эти ОПГ возникли именно как противовес кавказским криминальным кланам. В Подмосковье борьбу с кавказцами возглавил Фрол Балашихинский, в то время очень популярный преступный авторитет. За короткий срок Япончик и Фрол сумели изрядно надавать по зубам зарвавшимся инородцам: потери кавказских преступных кланов исчислялись сотнями убитых бойцов.

Однако развернуться на полную катушку славянам не дали: за инородцев дружно встала и демократическая общественность, и тогдашняя московская власть. А затем в криминальной разборке погиб Фрол Балашихинский, один из самых несгибаемых борцов с кавказцами. С его гибелью Япончик потерял самого верного союзника и вскоре был вынужден покинуть Россию. Сначала Иваньков нелегально выехал в Германию, а затем перебрался в США, где некоторое время жил под псевдонимом.

Впрочем, даже находясь вдали от Родины, Япончик продолжал контролировать ситуацию в России. Известно, например, что под ним находились фирмы, занимавшиеся экспортом нефти, алюминия, алмазов и леса. Люди Иванькова скупали золото у сибирских старателей и нелегально переправляли его за кордон. Несколько раз Япончик нелегально наведывался в Россию, чтобы лично обсудить с лидерами славянских ОПГ ситуацию в стране. Одна из таких встреч имела место в апреле 1994 года.

В США Иваньков активно занимался бизнесом. Им было создано несколько коммерческих банков, где хранили свои денежки славянские воры в законе. Сам Япончик руководил фирмой под названием «Маленькая Одесса». А его люди обложили данью фактически все нью-йоркские фирмы, организованные выходцами из бывшего СССР.

Япончика взяли агенты ФБР в июне 1995 года в Бруклине. По утверждению американских спецслужб, аресту предшествовала длительная оперативная разработка. Иванькова обвинили в вымогательстве крупной суммы денег у владельцев нью-йоркской фирмы «Саммит Интернэшнл» Александра Волкова и Владимира Волошина, а также в незаконном хранении оружия (как будто «ствол» в Америке нельзя купить в любом оружейном магазине!), попытке похищения людей и угрозе убийством. Вот такой впечатляющий «букет»!

Почти год продолжалось следствие. Наконец, в мае 1996 в Бруклине начался суд. На скамье подсудимых, помимо Япон-чика, оказались и трое его соратников — Валерий Новак, Сергей Илгнер и Владимир Топко. Защищать Иванькова и его людей взялись известные американские адвокаты Майкл Шапиро и Барри Слотник. Последний, кстати, прославился тем, что в 1970-е годы успешно отмазал от наказания знаменитого нью-йоркского гангстера Джо Коломбо. Благодаря стараниям защиты с Иванькова в процессе судебного разбирательства были сняты обвинения в похищении людей, угрозе убийством и, разумеется, нелепое обвинение в ношении оружия. Осталось лишь вымогательство трех с половиной миллионов долларов, точнее попытка вымогательства, потому что деньги Иванькову так и не достались.

Однако и этот единственный пункт обвинения выглядел весьма зыбко. В записях телефонных разговоров, представленных ФБР суду в качестве доказательства, не оказалось никаких угроз в адрес Волкова и Волошина. Наоборот, все переговоры люди Япончика вели весьма корректно и по-деловому. Более того, адвокаты сумели доказать, что и самой попытки вымогательства в общем-то не было: просто одна нью-йоркская фирма задолжала другой некоторую сумму денег, а господин Иваньков вызвался играть роль посредника, что по американским законам преступлением не является.

Таким образом, перед обвинением стояла архисложная задача: не имея никаких серьезных доказательств вины Иванькова и его людей, убедить присяжных в том, что их клиент крайне опасен для американского общества. Понимая это, адвокаты Иванькова открыто говорили, что все обвинения против Иванькова и его соратников будут сняты, а само дело рассыплется, поскольку Япон-чик не нарушил ни одного американского закона, а значит, и судить его не за что. Однако суд посчитал иначе. Приговор Бруклинской Фемиды ошеломил всех: по десять лет лишения свободы каждому и крупный денежный штраф.

Чем же так насолили американским блюстителям закона Иваньков и его соратники, что схлопотали такие внушительные сроки? Российские аналитики, внимательно наблюдавшие за процессом, склонны считать, что никакого справедливого судебного разбирательства в Бруклине и не было. С самого начала делу Иванькова пытались придать характер политического процесса. Особенно усердствовали американские спецслужбы, которым после исчезновения СССР с каждым годом становилось все труднее убеждать общественность в необходимости своего существования. ФБР и иже с ним позарез нужен новый враг, такой же серьезный и опасный, как бывший КГБ. И такой враг нашелся. Им в глазах американского обывателя стала пресловутая русская мафия, лидером которой якобы был Вячеслав Иваньков.

Кстати говоря, слухи о русской мафии на Западе стали активно раздуваться сразу же после развала СССР. В одном из докладов ООН, например, на полном серьезе утверждалось, что русские контролируют ни много ни мало — всю европейскую проституцию и ежегодно угоняют из одной только Германии четверть миллиона автомашин! Между тем, объективная статистика все эти ужасы не подтверждает. В сытой, благополучной Америке ежегодно регистрируется 25 миллионов преступлений. Из них на долю выходцев из бывшего СССР приходится столь ничтожный процент, что говорить о влиянии русских на криминогенную ситуацию в США, по меньшей мере, смешно. Аналогичная ситуация и в Европе. Если уж кто и влияет на криминогенную обстановку в европейских странах, так это мигранты из Турции, Ближнего Востока и Африки. Однако об этом демократические щелкоперы молчат, зато выдумывают всякие небылицы о русских мафиози.

Как бы там ни было, в деле Япончика с самого начала присутствовал ярко выраженный обвинительный уклон. Иванькова со товарищи нужно было обязательно посадить, чтобы другим русским неповадно было. И тот факт, что суд, не имея никаких весомых доказательств вины Иванькова, вынес суровый приговор, лишний раз говорит о том, что и в Америке, которую нам постоянно приводят в пример как безупречное правовое государство, можно легко манипулировать законами, если это кому-нибудь нужно.

Вот так русский вор в законе Вячеслав Иваньков пострадал за американскую политику.

В июле 2004 года Иванькова депортировали в Россию, где ему было предъявлено обвинение по делу об убийстве двух турок, совершенном в 1992 году (аккурат в разгар войны с инородцами) в одном из московских ресторанов. Однако обвинение рассыпалось: Мосгорсуд Иванькова оправдал.

Японец погиб от пули наемного киллера в октябре 2009 года. Известие о смерти самого авторитетного вора России в уголовном мире было встречено неоднозначно. Преступные авторитеты старой формации справедливо посчитали устранение Япончика покушением на воровские традиции, ревниво оберегаемые Иваньковым и его соратниками. Инородческие преступные кланы, оккупировавшие Москву, напротив, восприняли смерть Японца с плохо скрываемой радостью и с чувством глубокого удовлетворения.

Как бы там ни было, с гибелью Иванькова закончилась целая эпоха в истории отечественного криминального мира. Япончик стал одним из последних преступных авторитетов, для которых воровские традиции не пустой звук. Неудивительно, что в прессе появились сообщения о том, что в качестве мести за смерть Иванькова в ближайшее время будут уничтожены, по меньшей мере, 35 кавказских авторитетов. Решение об этом якобы было принято на сходке славянских воров.

Ошо, Асмито и «ПОРТОС»

С благополучного и сытого Запада в Россию пришли не только «сникерсы» и жвачка, но и многочисленные религиозные организации всевозможного толка, в том числе и сектантского. Одними из первых, кто громко заявил о себе в России, как только окончательно рухнул железный занавес, стали так называемые бахаи.

В ноябре 1992 года в Москве в Центральном доме журналиста бахаи устроили презентацию своей религии. Собравшимся журналистам красочно расписывали прелести бахаистского учения: его простоту, отсутствие каких-либо обрядов и культовых зданий. Всех желающих тут же записывали в члены всемирного бахаистского братства и приглашали принять участие в международной конференции бахаи, которая планировалась на декабрь того же года. После официальной части последовал фуршет, во время которого общение продолжалось уже в неформальной обстановке. Через пару недель, как и обещали организаторы, в Москве действительно состоялась международная конференция бахаи, на которую съехались несколько сотен человек со всего мира.

Вслед за бахаистами в России обосновались представители и других, зачастую весьма экзотических, религиозных организаций. Многие наверняка помнят, как на улицах столицы вдруг появились экстравагантные молодые люди в длинных белых одеждах с барабанами в руках. Называли себя молодые люди кришнаитами, слонялись по улицам, бубнили себе под нос какие-то вирши, били в барабаны. Однако не все знают, что эти чудаки в балахонах были вовсе не так безобидны, какими пытались казаться.

Иеромонах Анатолий Берестов, известный православный священник и борец с сектантством и наркоманией, как-то раз едва не стал жертвой покушения. Поздно вечером в храме, где служил отец Анатолий, после исповеди, на него напал некто Вадим, назвавшийся членом кришнаитской секты. В храме в тот момент никого не было. Но когда Берестов закричал «помогите», вдруг откуда-то взялись люди. Неудавшийся киллер понял, что безнаказанно расправиться со священником не получится, быстро спрятал нож и ретировался.

И такие случаи не единичны. Несмотря на маскарад с белыми одеждами и барабанами, Общество сознания Кришны, когда надо, действует жестко и не гнушается откровенным криминалом. В 1990-е годы кришнаиты поддерживали тесные связи с преступными группировками, специализировавшимися на торговле наркотиками и оружием. Одно время кришнаитские общины поставляли одурманенных наркотиками и сладкими речами девушек для подпольных борделей.

К середине 1990-х годов кришнаиты открыли свои общины во всех крупных городах России. Общая численность кришнаитов перевалила за сто тысяч. В одной только Москве и области насчитывалось свыше 30 тысяч активистов этой секты. А управляли кришнаитами из-за рубежа, из штаб-квартиры Саентологической церкви.

Саентологи — одна из самых мощных и агрессивных сектантских сил, появившихся в 1990-е годы в России. Несмотря на эффектную болтовню о смысле жизни и показную любовь к философским диспутам, больш

В 2015 году Саентологическая церковь была запрещена на всей территории России. Но в 1990-е годы, когда государству было не до сект, саентологи в России чувствовали себя достаточно привольно.

Не уступало им по активности и так называемое неопяти-десятническое движение, куда входит множество сект. Все они управляются из единого центра. Он находится в Швеции. А отделения неопятидесятников разбросаны по всему миру, в том числе и в нашей стране. В России в 1990-е годы даже функционировала пятидесятническая семинария. Находилась она в Абакане. Руководители этого, с позволения сказать, учебного заведения на полном серьезе разрабатывали планы захвата власти в стране. Особое внимание идеологи неопятидесятничества уделяли Вооруженным Силам, правоохранительным и судебным органам. Были разработаны целые программы воздействия на сотрудников силовых структур, внедрения туда своих агентов. Свои теоретические наработки неопятидесятники активно использовали и на практике. В России, правда, в полной мере это не удалось, а вот на Украине, например, сектанты поработали на славу: так называемая оранжевая революция 2004 года во многом была сделана неопятидесятниками.

Еще одна многочисленная и страшная секта, появившаяся в России в 1990-е, — Общество свидетелей Иеговы. Кстати, именно с этой организации и началось сектантское движение в современной России. Поначалу свидетели Иеговы считались самой мощной сектой в стране, но потом уступили первое место неопятидесятникам.

Тоталитарные секты весьма настойчивы в достижении своих целей. Они умело маскируются под религиозные, оздоровительные, образовательные и научно-просветительские организации. У них сильные адвокаты и правозащитники, они покупают отдельных журналистов и средства массовой информации, чтобы те пиарили их деятельность. А щелкоперы в современной России таковы, что готовы пиарить кого угодно — лишь бы деньги платили.

Многие секты были тесно связаны с криминальным миром, поддерживали контакты с лидерами преступных группировок, имели собственные службы безопасности. Например, саентологи, Богородичный Центр (так называемая «Церковь Державной Божией Матери»), секта лжехриста Грабового и другие. Особый интерес для руководителей сект представляет «золотая молодежь», представители крупного и среднего бизнеса. Именно на них в 1990-е годы сектанты развернули самую настоящую охоту. Цель вполне понятна: деньги и материальные ценности. Не секрет, что многие бизнес-леди, а также жены крупных коммерсантов и политиков обожают ездить по разным астрологам, целителям и колдунам, падки на все сверхъестественное. Эта категория дамочек, в первую очередь, и становилась жертвами сектантов. При этом пространные рассуждения сектантских идеологов о высоких материях — всего лишь болтовня, рассчитанная на обывателя.

В сектантские сети может попасть кто угодно. Как-то раз члены Богородичного центра запудрили мозги командиру одной из дивизий, расквартированных в Балашихинском районе Подмосковья. Тот стал активно посещать сектантские сборища, а солдаты, вместо того чтобы нести службу, строили дома для высокопоставленных членов секты. Глядя на своего командира, в сектанты записались и многие офицеры дивизии. Покончить с этой вакханалией удалось только после того, как командир части приказом министра обороны был уволен в запас, а наиболее ретивые офицеры получили дисциплинарные взыскания.

Аналогичная картинка наблюдалась и в Мосгордуме. В начале 1990-х в столичный парламент зачастили представители различных сект. Особенно много было саентологов, кришнаитов и членов Аум Сенрике. Каждое утро они приходили в здание на Петровке, часами сидели в кабинетах и потихоньку капали на мозги депутатам и их помощникам. А самые шустрые открыто агитировали вступать в их религиозные организации и продавали рекламные брошюрки. Так продолжалось до тех пор, пока у входа в МГД не установили круглосуточную милицейскую охрану и не ужесточили пропускную систему для посетителей.

В 1999 году жертвами секты лжехриста Виссариона (сам сектант именует свое детище Церковью Последнего Завета) стала группа молодых столичных интеллектуалов, организовавших свой весьма успешный бизнес. Именно он и привлек внимание Виссариона. Дело едва не закончилось полным разорением.

А вот другая история. Главный ее фигурант — известный ученый-атомщик, член-корреспондент РАН, директор одного из российских НИИ, автор трех сотен научных работ. Даже он, такой влиятельный в научном мире человек, попал в тоталитарную, деструктивно-оккультную секту Ошо. Более того, бросил жену и женился на руководительнице этой секты по кличке Асмито. Кстати, наш членкор — не единственный человек, попавший в ее сети. Эта авантюристка и раньше находила влиятельных людей, женила их на себе, обчищала до нитки, а потом подавала на развод.

Пострадал от этой секты и один очень известный российский музыкант (не называем фамилию из уважения к его творчеству). Лишь чудом он вырвался из сетей, умело расставленных Асмито. Добычей авантюристки, тем не менее, стали гонорары музыканта за участие в нескольких зарубежных концертах.

На рубеже столетий влияние сект в России было настолько мощным, что это стало угрожать безопасности страны и общества. Неслучайно в структуре ФСБ России пришлось создавать специальное подразделение, сотрудники которого отслеживают деятельность наиболее опасных сект. Тем более что, как выяснилось, большинство сектантских организаций, активно действующих на территории нашей страны, были созданы на денежки западных спецслужб. Например, одно только Центральное разведывательное управление США в начале 1990-х тратило на поддержку тоталитарных сект в России по 150 миллионов долларов ежегодно. Всего же на раскрутку российских сект были израсходованы десятки миллиардов долларов США.

А вот образец доморощенного сектантства, рожденного исключительно фантазией нашего человека. В конце 1990-х годов в Люберецком районе Подмосковья объявились… «теоретики общественного счастья». Именно так называли себя пятеро выпускников педагогического института, весьма оригинально начавшие карьеру педагога. Среди «теоретиков» оказались две девушки. Проучившись пять лет в педвузе, молодые люди пришли к выводу, что традиционными средствами воспитать гармоничного и счастливого человека нельзя. Нужно что-то новенькое и гораздо более эффективное. Этим «новеньким» стало хорошо забытое старое: примерно так, пропагандой и террором, пытались вывести новую породу людей идеологи Третьего рейха. Конечно, люберецкие «теоретики счастья» оказались куда менее последовательны и успешны, чем их предшественники из 1930-х годов, однако дров успели наломать на многотомное уголовное дело.

Как выяснилось, свои идеи дипломированные педагоги начали пропагандировать еще в середине 1990-х годов в Калуге. Именно там была создана и зарегистрирована общественная организация под названием «БКНЛ — ПОРТОС». Что означает: братство кандидатов в настоящие люди поэтизированного объединения разработки теории общественного счастья. Малопонятное, но загадочное название притягивало молодежь, словно магнит. В 1990-е годы люди вообще готовы были на все, лишь бы вырваться из удручающей нищеты и беспросветности. Тем более что цель этого «братства» звучала весьма заманчиво: создать островки общественного счастья в стране, где о счастье вспоминают лишь в канун Нового года.

Неудивительно, что у дипломированных педагогов быстро нашлось немало последователей. Вскоре возникли филиалы «ПОРТОСа» в других городах России и даже на Украине. А в начале 1998 года создатели «ПОРТОСа» приехали в Москву. Сначала теоретики общественного счастья арендовали помещение на улице Подольских курсантов, а затем переехали в поселок Красково Люберецкого района. Выкупив у завода «Салют» часть производственных и складских помещений, руководители «ПОРТОСа» устроили там что-то вроде штаб-квартиры своей организации. Именно там все желающие могли приобщиться к будущему общественному счастью. А желающих набралось немало. Новых членов активно вербовали в основном среди молодежи из малообеспеченных семей, обещая всем высокооплачиваемую работу и учебу в престижных вузах Москвы.

Пропаганда, кстати, была поставлена неплохо: «ПОРТОС» печатал и распространял листовки и газеты, устраивал митинги и демонстрации в людных местах. Средства на организацию таких акций организаторы черпали из специально созданной коммерческой структуры — ООО «Организация помощи инвалидам, ветеранам и пенсионерам». Работали там не только инвалиды и пенсионеры, но и вполне здоровые молодые люди, завлеченные обещаниями красивой жизни. Так что денежки у «ПОРТОСа» водились: их хватало и на листовки, и на митинги, и на баланду рабочим, и на поощрение рядовых членов организации.

Дисциплина в «ПОРТОСе» была железная: малейшее неповиновение начальству — и провинившегося сурово наказывали. Для экзекуций в «штаб-квартире» организации существовали специально отведенные места. Били, как правило, кожаной плеткой по мягкому месту. За один раз провинившийся мог схлопотать до пятисот ударов. За экзекуцией должны были наблюдать все члены организации. При этом провинившегося обязательно раздевали догола: это у руководителей «ПОРТОСа» называлось приобщением к истокам. Обычно приговоры приводили в исполнение сами руководители. Но иногда к экзекуции привлекали и рядовых членов организации. Отказ от участия в избиении рассматривался как провинность со всеми вытекающими отсюда последствиями. И хотя особого вреда здоровью такие экзекуции не наносили, прокуратура впоследствии квалифицировала их как истязание.

Сколько человек удалось приобщить к общественному счастью посредством кожаной плетки — неизвестно: никаких учетных записей никто в «ПОРТОСе» не вел. Поэтому в распоряжении оперативников и следователей оказались лишь показания нескольких свидетелей, которые либо подверглись экзекуции, либо принимали в них участие. Зато известно, что организация имела четкую структуру, а все ее члены носили «воинские звания». Высшие звания — «гвардеец» и «парламентарий» — присваивались начальству. Остальным присваивались звания «ВРИО парламентарий», «старший курсант», «курсант» и «ВРИО курсант». Но и эти низшие звания нужно было заслужить прилежной работой и беспрекословным выполнением любых приказов руководства. Свежеиспеченных членов «ПОРТОСа» именовали новичками. Следствие доподлинно установило, что в период с августа по ноябрь 2000 года роль новичков сыграли четверо несовершеннолетних жителей Московской области из неблагополучных семей. Пообещав им хорошую работу, вербовщики из «ПОРТОСа» заманили ребят на свою территорию, отобрали документы и насильно удерживали в течение нескольких месяцев. Именно новички выполняли в «ПОРТОСе» самую грязную работу.

В процессе расследования выяснилось, что руководители «братства» активно баловались огнестрельным оружием. Из числа ветеранов организации было создано что-то вроде штурмового отряда. Функции штурмовиков — охрана штаб-квартиры и поддержание на охраняемой территории установленного «теоретиками» порядка. Известно, что на вооружении штурмовиков находилось 23 единицы холодного и огнестрельного оружия. При любом удобном случае им пугали непослушных членов «ПОРТОСа».

Вступив в организацию, ее члены должны были немедленно отказаться от вредных привычек, ежедневно записывать в определенную тетрадь установленное начальством количество стихотворных строк, работать по 16 часов в сутки и вести так называемую «тетрадь планирования жизни внешней совести». В эту тетрадку члены «ПОРТОСа» записывали не только добрые дела, которые они совершали в течение суток, но и добрые помыслы, намерения, желания. Поскольку жизнь большинства рядовых членов организации была ограничена небольшой территорией бывшего завода и строго регламентирована, список добрых дел и помыслов сводился, в основном, к описанию трудовых повинностей, которые налагались руководством, и телесных наказаний, свидетелями которых «курсантам» приходилось быть.

Помимо телесных наказаний, о которых выше уже говорилось, частенько практиковались ночные построения. В помещения, где спали рабочие и рядовые члены «ПОРТОСа», внезапно врывались штурмовики, будили всех и заставляли в течение нескольких часов стоять по стойке «смирно». А затем — записывать свои впечатления в «тетрадь планирования жизни внешней совести».

Вот такая уникальная организация, построенная по принципу тоталитарной секты, действовала в течения пяти лет в различных городах страны. По признанию даже бывалых сотрудников УБЭПа и прокуратуры, которые распутывали это дело, они впервые столкнулись с такого рода сюжетом.

Кто «катает» в Домодедово?

Любой человек, сошедший с трапа самолета в аэропорту «Домодедово», мог в ближайшие час-два расстаться со своими наличными деньгами. Помогали ему в этом тамошние шулера, или «каталы», несшие круглосуточную вахту непосредственно в здании аэровокзала или в его ближайших окрестностях.

Домодедовские шулера подразделялись на «вагонников» и «автокатал». Первые работали в подмосковных электричках, вторые предпочитали автомобильный транспорт. Их сферы деятельности практически не пересекались. В вагонах электропоездов граждан «раздевали» представители орехово-зуевской криминальной бригады, в машинах по пути в Москву — члены ивантеевской преступной группировки, а также сочинцы, бирюлевцы и грузины.

Клиентуру вычисляли в здании аэровокзала, как правило, возле пункта приема багажа. «Клиентом» мошенники называли любого гражданина бывшей страны Советов, который имеет немного деньжат и который, сойдя с трапа самолета, пребывает в мучительном раздумье, брать ему такси до Москвы или обойтись электричкой. Вот тут-то его и настигали «каталы», предлагавшие подбросить до столицы тысяч эдак за 70, что почти втрое меньше официальной таксы (речь, поясним, идет о начале 1990-х годов). Клиент, разумеется, соглашался. Минут через пять здесь же, в здании аэропорта, объявлялись «попутчики», то есть партнеры «катал». Но клиент об этом, естественно, не догадывался. Наконец, на выезде из аэропорта, прямо на обочине, обязательно стоял «голосующий», разумеется, тоже свой человек. Шофер, обернувшись к пассажирам, спрашивал:

— Ну что, возьмем? Жалко мужика, стоит на обочине…

Пассажиры соглашались. После этого «каталы» приступали к основной части спектакля.

Сначала — незатейливый дорожный треп. Пара скабрезных анекдотов, байка о том, как коллега по работе жену начальника в койку затащил. Чуть позже в салоне машины появляются карты. Один из пассажиров изрекает:

— Недавно приятель фокус показал. Продемонстрировать?

Народ разрешает. «Катала» демонстрирует. Всем нравится, клиент доволен. Просит показать что-нибудь еще. «Катала» демонстрирует еще один фокус, а потом как бы невзначай предлагает сыграть в картишки:

— Знаю одну шикарную игру. Сыграем?

Начинается игра. Сначала ставки просто смешные: сто рублей, двести. Клиенту дают немного выиграть: тысяч триста, четыреста… Еще и похвалят:

— О, да ты везучий парень. Смотри, масть сама к тебе идет. Сегодня явно твой день!

Ну а дальше начинается финальная сцена. В процессе игры возникает так называемая свара — патовая ситуация, требующая от игроков обоюдного увеличения ставок. Когда ставки достигнут астрономических сумм и у клиента таких денег не находится, весь его выигрыш вместе с наличностью уплывает в чужой карман. После этого «выигравший попутчик» моментально покидает автомобиль.

По схожему сценарию «раздевали» клиента и «вагонники». Спектакль начинался возле расписания электропоездов. Именно там тусовались специфического вида ребята в кашемировых пиджаках и с объемными сумками в руках. К сумкам, как правило, были прикручены отрывные авиаталоны: дескать, только что сошли с самолета, даже талон не успели оторвать. Внутри баулы пустые, а для имитации объема мошенники вставляли в них картонные коробки.

Как только электричка подходит к перрону, бригада шулеров моментально рассасывается по вагонам в поисках жертвы. Делают они это мастерски, некоторые «ведут» клиента уже от стенда с расписанием поездов. Умело втираются в доверие — профессиональные актеры позавидуют. Однако сам спектакль протекает несколько иначе, чем у «автокатал».

Для начала «вагонник» поинтересуется у приглянувшегося клиента, как добраться, скажем, до Курского вокзала. Потом предложит пассажиру ехать до Москвы вместе — так, мол, веселее. В дороге из баула как бы невзначай появляется колода карт. Тут же игроков обступают зрители, с интересом наблюдают за ходом поединка, комментируют, обмениваются шуточками — словом, создают настроение. Ну а дальше все происходит по знакомому сценарию.

Много времени, как правило, спектакль не занимает. Через пару-тройку остановок, обчистив очередную жертву, мошенники выходят из вагона и растворяются в бескрайних подмосковных просторах.

Суммы, которые за пять минут проигрывали доверчивые клиенты, порой достигали десятков миллионов рублей. Бывали случаи, когда «каталы» получали наличкой триста и даже четыреста миллионов. Когда деньги у клиента заканчивались, а обуявший его азарт не давал остановиться, «каталы» охотно снимали с него одежду, обувь, забирали украшения и ценные вещи. Как-то раз шулера обчистили олимпийского чемпиона, возвращавшегося в Москву после очередного спортивного состязания. Когда наличные деньги кончились, чемпион предложил сыграть на свою золотую медаль. Мошенники согласились…

Самые желанные клиенты «катал» — жители Крайнего Севера и труднодоступных районов Сибири. Как правило, это наивные мужики, одичавшие от многомесячной тяжелой работы и радующиеся, как дети, первому встречному. Одинокие женщины, челноки, возившие товар из-за границы, а также армейские офицеры, возвращавшиеся домой на побывку, — тоже лакомый кусок, хотя и поменьше размером. Впрочем, в сети мошенников попадались и чиновники в ранге замминистра, высокопоставленные сотрудники МВД, генералы контрразведки…

Все без исключения «каталы», работавшие в 1990-е годы в Домодедовском аэропорту, имели орехово-зуевскую прописку. Так уж получилось, что этот «город текстиля и невест» еще с советских времен имеет и другую славу — города мошенников. Здесь выросло не одно поколение карточных шулеров. Как в старину ремесленники передавали секреты своего мастерства детям и внукам, так и орехово-зуевские «каталы» из поколения в поколение оттачивали свое умение красиво «раздевать» доверчивых граждан. А когда в начале 1990-х годов в городе встали, как и по всей стране, промышленные предприятия, от желающих пополнить ряды карточных шулеров не стало отбоя.

Как и в других сферах криминальной деятельности, в карточном бизнесе в начале 1990-х четко обозначились две основные тенденции: «законничество» и «беспредельщина». «Законники» — шулера старой формации, воспитанные еще в то время, когда человек человеку был другом и братом. Они свято почитали непи-санные воровские традиции: не обирать клиента до нитки, всегда дать ему возможность хотя бы немного отыграться, не связываться с женщинами, у которых есть дети, и с людьми, едущими, скажем, на похороны. Молодое поколение «катал», вступившее в «трудовую» жизнь на рубеже эпох, в эти тонкости не вникало. Они были готовы на все, вплоть до применения физической силы, если клиент проявлял строптивость, и грабили без разбору всех, кто попадался под руку. «Законники» ненавидели «беспредельщиков» лютой ненавистью, те платили им той же монетой.

А что же клиенты? Как вели себя они, поняв, что их облапошили? За все время существования карточного бизнеса в Домодедово не было ни одного случая, чтобы проигравший клиент отказался платить по долгам. И не только потому, что шулеров много, а жертва одна. Просто по-настоящему азартный человек (а именно такие обычно и становились жертвами «катал») в момент наивысшего накала страстей, когда на кону стоят многомиллионные суммы, в принципе не способен мыслить логически, адекватно воспринимать ситуацию и уже тем более предпринимать какие-либо серьезные действия. А когда способность соображать возвращалась — «катал» уже и след простыл. Мошенники умеют не только вовремя появиться, но также быстро и незаметно исчезнуть.

Впрочем, иногда проигравшиеся в пух и в прах граждане все-таки собирались с духом и обращались в милицию. Обычно делами о карточных шулерах занимались сотрудники линейного отдела внутренних дел «Бирюлево», в компетенции которого находился аэропорт и участок железной дороги, ведущей к нему. Но помочь несчастной жертве в большинстве случаев стражи порядка не могли, хотя прекрасно знали технологию обмана и самих шулеров. И виной тому — наше удивительное законодательство, которое не различало обманутых и обманувших. Согласно существовавшим в 1990-е годы законам виноваты были все, кто принимал участие в азартных играх. А потому положение несчастного пассажира иначе, чем отчаянным, не назовешь: мало того, что проиграл кругленькую сумму, так еще и должен платить штраф за участие в карточной игре. Сумма штрафа, правда, небольшая, но все равно приятного мало. Точно такой же штраф платил и «катала» — если, конечно, попадался в руки блюстителей порядка.

А вот организатор азартной игры по закону подлежал уже уголовной ответственности. В этом случае можно и в тюрьму угодить на пару лет. Однако на практике привлечь организатора к уголовной ответственности было почти невозможно. Любой грамотный мошенник, будучи пойманным с поличным, напишет в объяснительной, что в аэропорту оказался случайно и своего напарника по игре впервые увидел либо в машине, либо в электричке по пути следования в Москву. И никто никогда не докажет, что это не так.

И все-таки иногда проигранные денежки удавалось вернуть потерпевшему. В принципе сделать это для опытного оперативника не составляло большого труда. Ведь всех домодедовских «катал» сотрудники линейного отдела милиции прекрасно знали в лицо. Кроме самих мошенников, были хорошо известны имена их любовниц, номера машин, адреса притонов и любимых кабаков. В случае острой необходимости любого «каталу» можно было вычислить за несколько часов. И даже выбить из него выигранные в карты миллионы. Но делать это сыщики не торопились. Во-первых, потому что по существовавшему закону вся изъятая у жулика наличность уходила в доход государства, и самой жертве не доставалось ни копейки. А во-вторых, за такую самодеятельность сами оперативники рисковали получить большой нагоняй от начальства и надзиравшей за ними прокуратуры.

Впрочем, изредка исключения из правила все-таки случались. В конце концов, опер тоже человек, и ничто человеческое ему не чуждо. Видя убитого горем человека, который в одночасье лишился денег, оперативники иногда шли ему навстречу и возвращали проигранные деньги.

Но самое удивительное в этой истории то, как вели себя бывшие клиенты, которым вернули пропавшие миллионы. Вместо того чтобы поблагодарить оперативников за отличную работу, те, как правило, быстро исчезали, даже не сказав спасибо.

— Они бы так же молниеносно соображали, когда садились с незнакомыми мужиками в карты играть, — не без горечи заметил один из оперов, после того как очередная жертва «катал» получила назад свои деньги и ретировалась. — Мы ему сорок миллионов вернули, а этот жлоб даже бутылку в знак благодарности не поставил. Вот и помогай после этого людям!

«Плотина» на пути теневого потока

В мае 1997 года в Подмосковье началась крупномасштабная операция «Плотина». Главные действующие лица: сотрудники Управления по борьбе с экономическими преступлениями и их коллеги из налоговой полиции, с одной стороны, и нерадивые предприниматели, не желающие вести честный бизнес, с другой. Цель операции — нанести мощный удар по теневой экономике, а заодно — пополнить государственную казну живыми деньгами, которых, как известно, в те годы катастрофически не хватало.

Первый же день операции принес вполне осязаемые результаты. Так, в Пушкинском районе на территории оздоровительного лагеря «Спутник» оперативники УБЭПа обнаружили подпольный завод по производству винно-водочной продукции. Схема типична для того времени: гости из солнечного Азербайджана в роли организаторов, гости из Молдавии и Украины — в качестве рабочей силы. Круглосуточно, без праздников и выходных, подпольные виноделы клепали «Березку», «Родник» и «Губернаторскую». Технический спирт умельцы разбавляли сырой водой, разливали в бутылки и наклеивали фирменные этикетки. Готовый продукт развозили по коммерческим ларькам и ближайшим рынкам по цене 10 тысяч рублей за бутылку, что значительно ниже, чем в магазине. В ходе обыска сотрудники УБЭПа изъяли 23 тысячи бутылок готовых к реализации и полторы тонны технического спирта. Организаторов подпольного производства арестовали. Всего по делу проходило 24 человека.

Аналогичный цех сотрудники УБЭПа обнаружили в одном из помещений завода «Лакокраска». Подпольное производство, как выяснилось, организовали бывшие работники завода. Когда тот оказался, как и сотни других предприятий, на грани полной остановки и людям перестали платить зарплату, несколько ушлых сотрудников решили использовать пустовавшие цеха почти по прямому назначению. Только вместо лаков и красок выпускать любимый народом горячительный напиток.

Масштабы производства впечатляют: в ходе обыска оперативники изъяли тысячи бутылок, готовых к реализации, а также 10 тонн спирта, приспособления для закупорки бутылок и пятьсот тысяч специальных марок, которыми в те годы «метили» винно-водочную продукцию. Марки оказались поддельными. Ими подпольных виноделов регулярно снабжали какие-то кавказцы, которые, в свою очередь, покупали их у жителей Люберецкого района. Расследование этой цепочки привело оперативников в небольшой сарайчик на окраине скромной подмосковной деревушки. Там группа местных умельцев печатала с помощью цветного ксерокса винно-водочные марки, причем в огромных количествах, и сбывала их оптом всем желающим. От желающих не было отбоя…

Одновременно с теневым винно-водочным бизнесом оперативники УБЭПа проверили, как идут дела в других сферах подмосковной экономики. Оказалось, что так же печально, как и в ликероводочном. Удивительное дело, но с началом гайдаровских реформ, которые, по заверениям либеральных экономистов, должны были вывести российскую экономику из тени, ситуация с каждым годом только ухудшалась. В тень уходили целые отрасли экономики, и винно-водочное производство в их числе. А еще — практически весь автосервис, бензоколонки, торговля автомобилями и стройматериалами. Все эти высокодоходные сферы бизнеса полностью контролировались преступными кланами. В Московской области, например, к середине 1990-х почти все фирмачи имели тесные и давние связи с криминальными группировками. Чистых коммерсантов в Подмосковье просто не было.

Да и сами преступные группировки к середине 1990-х стали другими. Лишь четверть подмосковных бандитов по-прежнему занималась примитивными разбоями и грабежами. Остальные же переключились на более изощренные виды криминального ремесла: финансовые махинации, мошенничество, аферы с недвижимостью, вымогательства, автомобильный бизнес, торговлю наркотиками и оружием. Любая уважающая себя группировка считала своим долгом иметь собственный ресторан, магазин, а еще лучше — банк.

По оперативным данным, в 1997 году подмосковные преступные группировки контролировали примерно 250 акционерных обществ, свыше 600 всевозможных ТОО и СП, практически все рынки и аэропорты. Некоторые областные группировки «застолбили» себе местечко и в Москве, несмотря на жесткую конкуренцию среди столичных мафиозных кланов. Популярный ночной клуб «Арлекино», например, долгое время опекали брутальные хлопцы из небольшого совхоза «Заря Подмосковья». Впоследствии их сменили более влиятельные бандиты из солнцевской бригады.

Все попытки правоохранительных органов навести порядок в сфере экономики наталкивались на яростное сопротивление криминалитета. Понадобилось несколько лет напряженной совместной работы сотрудников УБЭПа, налоговых полицейских и бойцов РУБОПа, которые, не обращая внимания на вопли правозащитников, буквально выметали криминальную скверну с улиц наших городов.

Одновременно подмосковные бандиты регулярно выясняли отношения и между собой. Наиболее кровавые разборки в начале 1990-х шли между славянскими и кавказскими преступными группировками. Особенно много хлопот славянским бандитам доставляли чеченцы. Эти ребята, стремительно ворвавшись в криминальную среду, несколько лет чувствовали себя хозяевами положения. Они не признавали никаких авторитетов, никогда не шли на компромиссы и жестко отстаивали свои интересы, расправляясь с непокорными. Одно время чеченские мафиозные кланы контролировали все без исключения столичные казино и почти треть московских банков. Можно себе представить, какие деньги уходили, минуя казну, прямиком в руки чеченских бандитов, если оборот московских игорных заведений в начале 1990-х годов достигал миллиона долларов за ночь!

Впрочем, продолжалось это недолго. Беспредел, творимый кавказцами, не устраивал никого: ни милицию, ни самих преступников. Против чеченцев выступили единым фронтом практически все местные авторитеты. Более того, лидеры славянских преступных группировок заручились поддержко

В результате через несколько лет упорных боев местные бандиты практически полностью вытеснили чеченцев из Московского региона. К 1997 году чеченцы потеряли почти все свои подмосковные кормушки, да и сами стали массово перебираться в Европу. Особенно много бывших чеченских мафиози обосновалось в Болгарии и Чехии. По данным болгарских спецслужб, в конце 1990-х на территории страны действовали не менее двух десятков чеченских криминальных группировок, которые перебрались туда из Подмосковья. Значительную часть своих денег они вкладывали в европейские курорты и недвижимость, например, в знаменитые Карловы Вары. Неслучайно местные жители в конце 1990-х называли свой город «чеченской вотчиной».

Разумеется, у каждой более или менее влиятельной преступной группировки, независимо от этнического состава и сферы деятельности, в то время были устойчивые связи во властных структурах, а также собственные адвокаты, которые легко отмазывали своих подопечных от уголовной ответственности. Тот же Фрол Балашихинский, например, в начале 1990-х дважды отпускался судом под смехотворный залог в два миллиона рублей (для сравнения отметим: Фрол только на карманные расходы таскал с собой семь тысяч долларов). Бандиты в долгу не оставались. Спаситель Фрола известный в ту пору адвокат Анатолий Лобанов, например, дважды выдвигал свою кандидатуру в Госдуму — в 1993 и 1995 годах. И оба раза предвыборную кампанию Лобанова финансировали лидеры балашихинской преступной группировки. Правда, стать «слугой народа» Анатолию Лобанову так и не удалось: не хватило всего нескольких сотен голосов.

Зато помощниками депутатов в 1990-е годы нередко становились весьма сомнительные личности, коих немало вынесло наверх в мутные пореформенные времена. С самого начала процесс раздачи удостоверений помощника никем не регулировался: у каждого депутата было право иметь столько помощников, сколько ему требовалось для полноценного служения народу. За несколько лет корочек было роздано столько, что даже в аппарате Госдумы на сей счет не было точной статистики. В результате в 1990-е годы по зданию парламента частенько блуждали не просто сомнительные личности, а откровенные урки.

Как-то раз в начале 1998 года обозреватель одного крупного информационного агентства, аккредитованный при Госдуме, стал невольным свидетелем забавного разговора. Разговор состоялся в думской столовой и напоминал скорее инструктаж. Один известный депутат (он и сейчас в большой политике) терпеливо объяснял своему новому помощнику, как себя следует вести в стенах парламента. Помощник — звероподобный детина с наколками на огромных ручищах — внимательно слушал и иногда кивал головой в знак согласия. А депутат внушал, что приходить в здание парламента нужно в костюме и галстуке, нельзя громко сморкаться и плевать во все стороны. Парламентские двери, в том числе и в туалет, нужно открывать легким движением руки, а не ударом ноги. А еще народный избранник настоятельно просил своего помощника воздержаться от ненормативной лексики и избегать выражений типа «феня», «лох», «фраер ушастый»…

Но вернемся к операции «Плотина». В ходе тотальной зачистки подмосковного бизнес-ландшафта выяснились интересные вещи. Например, оказалось, что значительная часть импорта автомобилей контролируется преступными группировками.

На иномарках в те годы народ был просто помешан. Количество машин заграничного производства на улицах российских городов росло как на дрожжах. Так вот, почти две трети пригоняемых в Московский регион иномарок продавались и ставились на учет не без участия криминальных сообществ. Одну из таких преступных группировок вычислили в ходе операции «Плотина».

Действовали преступники с размахом. В течение нескольких лет они ввозили в страну по подложным таможенным документам автомобили из Белоруссии. В Московской области прикормленные бандитами товарищи из регистрационных служб ГАИ ставили эти машины на учет. Оформлялись автомобили как служебный автотранспорт, для чего в распоряжении преступников были свои фиктивные фирмы, специально созданные для этих целей. В период с 1994 по 1997 годы злоумышленники незаконно ввезли и поставили на учет 800 автомашин. В результате государству был нанесен ущерб в размере 70 миллиардов рублей. Благодаря умелой работе оперативников УБЭПа дело удалось довести до суда. 14 активных членов шайки получили реальные сроки лишения свободы.

В Щелковском районе оперативники УБЭПа изрядно потрясли королей нефтяного бизнеса. В ходе проверки хозяйственной деятельности одной из районных нефтебаз сыщики вышли на группу аферистов, занимавшихся хищениями нефтепродуктов. Аферы были закамуфлированы под вполне легальный бизнес. Для этого преступники зарегистрировали ООО, которое, судя по документам, занималось поставками горюче-смазочных материалов подмосковным автохозяйствам. И материалы действительно поставлялись. Только брали их преступники с той самой нефтебазы в Щелково — по фиктивным документам якобы для нужд ООО. Выражаясь по-русски, воровали, причем в достаточно больших количествах. Неконтролируемая государством прибыль от этих операций составила полмиллиарда рублей.

И так было повсеместно. В рамках операции «Плотина» сотрудники УБЭПа и ФСНП проверили тысячи коммерческих структур. Почти везде были вскрыты нарушения налогового законодательства. Только за первую неделю «Плотины» в бюджеты всех уровней удалось перечислить десятки миллиардов рублей. А еще, как это часто бывало во время таких крупномасштабных акций, оперативники УБЭПа раскрыли немало преступлений по линии уголовного розыска. Например, в Коломне была обезврежена крайне опасная преступная группировка, члены которой «косили» под налоговых полицейских.

Раздобыв где-то форму и документы сотрудников этого ведомства, преступники почти полгода терроризировали городских коммерсантов. Данью были обложены практически все коломенские магазины и кабаки. С теми, кто отказывался платить, жестоко расправлялись: полыхающие посреди ночи торговые палатки стали неотъемлемой частью городского ландшафта.

В течение нескольких месяцев милиция пыталась вычислить преступников, но всякий раз они ускользали от стражей порядка. А взяли их на живца. Для этого сотрудники УБЭПа, где уже накопилось немало заявлений от напуганных торговцев, открыли подставной ларек и начали бойкую торговлю на одной из оживленных улиц города. Вскоре, как и предполагали оперативники, в ларек явились люди в форме налоговой полиции с проверкой. Остальное было делом техники. Все члены шайки оказались жителями Рязани.

Ликвидация этой группировки вызвала большой резонанс, и не только среди коломенских предпринимателей. История о том, как коломенские бандиты прикидывались налоговыми полицейскими, довольно живо обсуждался и в самой налоговой полиции. Это был, пожалуй, первый случай, когда преступники маскировались именно под сотрудников ФСНП. Под милицию — такое случалось и раньше. В 1942 году, например, в Москве появилась банда, члены которой занимались грабежами и разбойными нападениями, используя форму сотрудников НКВД. В конце 1970-х обыски под видом работников ОБХСС были излюбленным приемом Вячеслава Иванькова и его людей, специализировавшихся на рэкете и вымогательстве денег у воротил теневого бизнеса. В середине 1990-х подмосковные сыщики обезвредили шайку разбойников, которые, используя форму сотрудников ГАИ, останавливали на трассе большегрузные автомобили и грабили их. Список при желании можно продолжить. Но использование формы и документов налоговой полиции — до этого впервые додумались именно коломенские бандиты. Тем самым сотрудники налоговой полиции получили еще одно косвенное подтверждение того, что их служба «вписалась» в правоохранительную систему страны и заняла там достойное место.

Опыт подмосковной «Плотины» оказался настолько удачным, что аналогичные операции было решено проводить и в других регионах страны.

Куда улетели «Птицы Америки»?

Многие, очевидно, помнят скандальную историю о том, как из Эрмитажа исчезли экспонаты. Это выяснилось в ходе ревизии, которую проводили в конце 2005 года. Ревизоры недосчитались 221 единицы хранения: именно так на казенном языке именуются предметы искусства и антикварные вещи, находящиеся в музейных фондах. Исчезли эти «единицы хранения» не в одночасье: как выяснило следствие, на протяжении нескольких лет, с 1999 по 2004-й, антиквариат и произведения ювелирного искусства методично похищались не без участия самих сотрудников музея. Официальная комиссия Эрмитажа оценила стоимость похищенного в 130 миллионов рублей.

Этот инцидент стал шоком для российской общественности. О сохранности культурного наследия враз заговорили на всех уровнях государственной власти. Даже президент России не остался в стороне, поручив правительству в срочном порядке создать соответствующую комиссию для организации и проведения неотложной комплексной ревизии культурных ценностей, находящихся в музеях страны. А в Санкт-Петербурге собрался на внеочередное заседание президиум Союза музеев России. На него пригласили тогдашнего главу Федерального агентства по культуре и кинематографии Михаила Швыдкого. Выступая перед музейщиками, Швыдкой громогласно заявил, что «…всеобщая всероссийская ревизия культурных ценностей в музеях началась и сейчас идет полным ходом».

В ходе «всеобщей ревизии» выяснились любопытные вещи. Во-первых, бесценные экспонаты из российских музеев исчезали и раньше. А во-вторых, в России за пятнадцать лет демократии и рыночных реформ так и не удосужились создать единый государственный реестр музейных экспонатов и библиотечных фондов. Большинство исторических ценностей, хранящихся в запасниках российских музеев, можно было идентифицировать только по записям в амбарных книгах советских времен или в церковных книгах, как минимум, столетней давности. Иначе говоря, никто толком не знал, что именно хранится в российских музеях и библиотеках, — идеальные условия для воровства и махинаций!

Стоит ли удивляться, что время от времени из наших музеев и библиотек бесследно исчезали экспонаты и книги. Например, в 1995 году в России пропали бесценные полотна Айвазовского и Боголюбова, офорты из Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге, предметы старины из дворца Монплезир, уникальные иконы из церкви в Костромской области.

В том же году из частных коллекций Санкт-Петербурга были похищены и незаконно вывезены на рубеж четыре картины русских живописцев конца XIX — начала XX столетия. В декабре 1995 года эти произведения были выставлены на аукционе Сотбис в Лондоне. Российские правоохранительные органы незамедлительно сообщили устроителям торгов о том, что картины краденые. Реакция организаторов аукциона оказалась в лучших традициях дельцов от искусства: картины не только не были возвращены в Россию — их даже не сняли с торгов.

В конце 1990-х годов из Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге был похищен знаменитый альбом «Птицы Америки» Дж. Одюбона с авторскими литографиями. В 2000 году на торгах дома «Кристи» альбом был продан за восемь миллионов 800 тысяч долларов. Кроме «Птиц Америки», из той же библиотеки исчезли 150 килограммов бесценных манускриптов, которые иранские правители после гибели Грибоедова передали в качестве извинений российскому императору Николаю I.

Из музея Востока бесследно пропали 14 картин Николая Рериха и его сына Святослава. Эти произведения значатся в музейном каталоге 1984 года, однако в 2003 году в ходе проверки музейных фондов обнаружены не были. Более того, эксперты Международного центра Рерихов сравнили текст завещания Святослава Рериха, где художник перечисляет картины, переданные им в дар России, и реальное число произведений, хранящихся в музее Востока. И снова вскрылась «недостача»: вместо 288 картин, указанных в завещании, в экспозиции музея оказалось только 282 полотна. Куда подевались шесть картин, подаренных Рерихом России, никто из руководства музея Востока и надзирающего за ним Минкульта внятно объяснить не сумел.

В Москве из хранилищ Государственной общественно-политической библиотеки (бывшая библиотека института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС) средь бела дня пропала «Утопия» Томаса Мора. Уникальную книгу 1516 года издания вынес человек, который даже не являлся читателем библиотеки. Вместо читательского билета этот гражданин предъявил библиотекарю паспорт, который, как выяснилось позже, оказался фальшивым. Таких «Утопий», изданных еще при жизни автора, во всем мире сохранилось всего три экземпляра. Один из них до недавнего времени хранился в Москве в ГОПБ. Теперь его нет. По официальным данным, стоимость «Утопии» — 150 тысяч долларов. Однако знатоки уверяют, что эта цифра занижена в несколько раз.

Из той же библиотеки в конце 1990-х исчезли сотни других ценнейших изданий, в том числе книги из личного архива Сталина с пометками вождя. Как позже выяснилось, исчезли они не без активного участия Международного фонда российско-эллинского духовного единства. Этот загадочный фонд, основанный на заре демократии бывшим научным сотрудником Института марксизма-ленинизма Георгием Трапезниковым, арендовал, в числе прочих фирм, помещения по соседству с ГОПБ. Похищенные книги, разумеется, до сих пор не нашли.

Да и могло ли быть иначе при том бедламе, который в те годы царил в библиотеке! Как явствует из официального отчета Минкульта, по состоянию на 2000 год в фондах ГОПБ находилось примерно 2,3 миллиона единиц хранения. При Советской власти считали точнее. По данным за 1990 год, библиотечные фонды насчитывали 2 миллиона 223 тысячи единиц, в том числе 1 миллион 90 тысяч книг. Получается, что за десять лет, с 1990 по 2000-й, фонды библиотеки практически не увеличились. Хотя хорошо известно, что в начале 1990-х в ГОПБ свозились библиотеки партийных, профсоюзных и комсомольских организаций: победившие в августе 1991 года демократы активно чистили Москву от проклятого коммунистического прошлого. Очевидцы утверждают, что книги в ГОПБ привозили чуть ли не «КАМазами». И вопреки расхожему мнению, это были не только стенограммы партийных конференций и доклады генеральных секретарей на пленумах ЦК. Среди этой макулатуры частенько попадались и весьма ценные издания. Куда они затем подевались, непонятно.

Известно также, что каждый год ГОПБ, как и другие крупные библиотеки страны, получала так называемый обязательный экземпляр. За десять лет их должно было набраться несколько десятков тысяч. А фонды как насчитывали примерно 2,3 миллиона единиц хранения, так и насчитывают. Чудеса, да и только!

Ну а кроме столичных музейных собраний и книгохранилищ, существуют тысячи провинциальных библиотек, музеев и церквей. Сколько уникальных экспонатов исчезло оттуда за годы демократии — неизвестно даже приблизительно. По официальной милицейской статистике за 2003 год, в розыске тогда находилось свыше 35 тысяч одних только икон, похищенных из музеев и Божьих храмов. И многие из них представляют не меньшую ценность, чем пропавшие из Эрмитажа экспонаты. Всего же, по данным МВД РФ, в период с 1991 по 2006 год в стране было украдено 60 тысяч произведений искусства и предметов старины, в том числе 3,5 тысяч картин и 1,5 тысяч старинных манускриптов общей стоимостью миллиард долларов США.

Неудивительно, что уже к середине 1990-х годов, по наблюдениям российских таможенников, поток икон XVII–XVIII веков заметно сократился, а затем и вовсе почти иссяк. Начиная с 1996 года основной поток контрабанды — это иконы XIX — начала XX века, представляющие гораздо меньшую ценность. Это означает только одно: все самое ценное из иконописи, что можно было украсть и вывезти, к тому времени было украдено и вывезено. Вот российские жулики и вынуждены были переключиться на всякую «мелочевку».

В 1990-е годы в России появилось немало организованных преступных группировок, специализировавшихся на кражах антиквариата из музеев и частных коллекций. За один только 1995 год в центральных областях России стражи порядка ликвидировали 79 преступных групп, специализировавшихся на антиквариате. При этом существенно изменилась и тактика преступников. Если раньше кражи антиквариата носили случайный характер, то к середине 1990-х злоумышленники стали действовать исключительно на заказ, выбирая объектами преступных посягательств наиболее дорогостоящие произведения искусства и предметы старины.

Одно из самых резонансных антикварных дел середины 1990-х годов — кража уникальной коллекции орденов и медалей XVII–XX веков из частного собрания. Случилось это в августе 1996 года. Неизвестные злоумышленники, проникнув в квартиру известного московского коллекционера, утащили около восьмисот старинных наградных знаков, в том числе 48 орденов, более 200 медалей, а также 56 номерных Георгиевских крестов, девять наручных часов работы известных мастеров и ряд других уникальных реликвий. Среди них — семь наградных звезд из золота и драгоценных камней, приписываемых всемирно известному ювелиру Карлу Фаберже. Каждая из этих звезд оценивается в десятки тысяч долларов. Общая же стоимость коллекции потянула на два миллиона долларов США.

Почти полтора месяца понадобилось сыщикам, чтобы вычислить и задержать злоумышленников. Организатором кражи оказался 46-летний житель Тулы Александр Белолипецкий. Этот гражданин был хорошо известен сотрудникам правоохранительных органов, так как уже трижды попадался на кражах антиквариата. Правда, на сей раз Белолипецкий лично в жилище коллекционера не залезал. Это сделали другие. А гражданин Белолипецкий просто хранил украденные ордена у себя в тульской квартире. Очевидно, дожидался выгодного покупателя. Тем более что его подельник уже вел переговоры с зарубежными коллекционерами.

К счастью, ордена и медали из России не уехали. Вся коллекция была обнаружена и передана законному владельцу в целости и сохранности. Но это скорее исключение из правила. Огромное количество похищенных культурно-исторических ценностей бесследно исчезло, и, похоже, навсегда. Сами сотрудники МВД признавались, что найти удается не более трети украденных предметов старины.

А еще есть археологические памятники. Большинство из них вообще никем не охраняется и становится лакомым куском для подпольных любителей антиквариата. Эта проблема особенно остро встала в начале «нулевых», когда появились технические средства, позволяющие выявлять металлические предметы на большой глубине. Несмотря на то, что цена современного металлоискателя порой достигает 10 тысяч долларов, «черные археологи» не жалеют на них денег, потому что знают: доходы от продажи найденных ценностей с лихвой покроют все расходы.

Самое печальное заключается в том, что «черных археологов» интересуют лишь драгоценности, все остальное, не представляющее, по их мнению, большой коммерческой ценности, безжалостно уничтожается. В разряд ненужного хлама попадают, например, глиняная посуда, ложки, предметы утвари, детали одежды. В результате каждый год Россия безвозвратно теряла примерно тысячу памятников материальной культуры, многие из которых украсили бы экспозицию любого солидного музея. Вопиющий случай произошел в Адыгее. Там группа вандалов, вооружившись бульдозером, сравняла с землей скифский курган. Правда, вандалов быстро вычислили и поймали. Наказанием стал… штраф в размере 30 тысяч рублей.

Чрезмерно мягкие приговоры вандалам и ворам в те годы были в порядке вещей. По данным Верховного суда России, в 2002 году, например, лишь треть преступников, совершивших кражи церковных и исторических ценностей, были лишены свободы. Остальные отделались условными сроками и денежными штрафами. История на грани фола приключилась в конце 1990-х в Новгородской области. Там местные прохвосты стащили с постамента танк времен Великой Отечественной войны и пытались продать его за рубеж за полмиллиона долларов. Воришек удалось задержать. Никто из них не понес наказания, связанного с реальным лишением свободы.

Более того, несмотря на многочисленные просьбы, законодатели не только не приняли действенных мер к защите культовых учреждений и памятников истории от злоумышленников, но и, наоборот, значительно смягчили наказание за такого рода преступления. Удивительное дело, при Советской власти, которая, как считается, не испытывала особой симпатии к религии, кражи церковного имущества, тем не менее, считались тяжкими преступлениями со всеми вытекающими для преступников последствиями. В новой редакции Уголовного кодекса, принятой в 1996 году, кражи из церквей стали квалифицироваться как преступления средней тяжести. За такие деяния и наказания смехотворные, и сроки следствия по ним ограничены. Иначе говоря, религиозные учреждения были поставлены законодателями на уровень сараев и складских помещений: украсть барахло со склада и икону из храма, по мнению авторов этой юридической новации, — деяния одного порядка.

Такой ничем не мотивированный гуманизм привел к тому, что в конце 1990-х годов, по данным МВД России, число хищений из церквей увеличивалось на 15 процентов ежегодно. Всего же за годы демократии преступным посягательствам подверглись более тысячи православных храмов.

Какова же дальнейшая судьба бесследно исчезнувших национальных сокровищ? Вот лишь одна весьма характерная история, начавшаяся еще в конце прошлого столетия, но так и не получившая достойного завершения.

17 октября 1997 года Шереметьевской таможней было возбуждено уголовное дело по факту нелегального провоза ювелирных изделий через границу РФ. Контрабандисткой оказалась некая Анна Ефимович, уроженка Риги, получившая в начале 1990-х двойное гражданство: России и Израиля. При прохождении таможенного досмотра гражданка Ефимович «забыла» указать в декларации 13 ювелирных изделий, семь из которых эксперты признали произведениями ювелирного искусства. Общая их стоимость по ценам 1997 года составила 221 миллион 940 тысяч рублей.

Расследованием этой истории занялась Генеральная прокуратура РФ. Так вот, в ходе следствия было установлено, что гражданка Ефимович, используя личное знакомство с тогдашним заместителем министра культуры, а затем известным шоуменом Михаилом Швыдким, регулярно переправляла в Швейцарию произведения ювелирного искусства. Аферы были закамуфлированы под организацию выставок в одном из зарубежных музеев. Никаких выставок, разумеется, организовано не было, а переправленный через границу антиквариат благополучно исчезал в частных заграничных коллекциях. По самым скромным подсчетам, гражданкой Ефимович было вывезено из страны ценностей на общую сумму 400 тысяч долларов США.

В течение многих лет Анна Ефимович являлась и.о. директора антикварного магазина «Акция». На эту должность Анна Борисовна устроилась в ноябре 1991 года, хотя до этого никакого отношения к культуре и искусству не имела. В советские годы Ефимович трудилась на незначительных должностях в различных учреждениях: мыла посуду в ресторане, работала лаборантом, секретаршей, агентом Госстраха. И вдруг — такой стремительный поворот в карьере! Сначала Ефимович назначили заместителем директора, а через несколько месяцев — исполняющей обязанности директора ТОО «Акция Лтд.». В этом качестве она и трудилась вплоть до «залета» на Шереметьевской таможне.

Именно через этот магазинчик, где не велось должного учета поступающих ценностей, в течение нескольких лет перемещались за кордон предметы старины и крупные суммы в устойчивой заокеанской валюте. Схема проста. Сначала антиквариат похищался из музеев и библиотек, затем поступал в «Акцию», а оттуда с «липовыми» документами уходил за рубеж. Обычно это делалось под видом организации выставок за рубежом. Сопровождала «экспонаты» лично Ефимович. Причем, по несколько раз за год. И это несмотря на более чем скромный официальный доход: в среднем полтора-два миллиона неденоминированных рублей в год, как явствовало из бухгалтерской отчетности. В середине 1990-х простой торгаш в ларьке с шаурмой зарабатывал за месяц больше, чем директор антикварного магазина Ефимович за год. Тем не менее, скромный заработок не мешал Анне Борисовне по несколько раз в году кататься за границу, а также иметь счета в американских и израильских банках, переводить за рубеж десятки тысяч долларов, пользоваться золотой карточкой Международного клуба «Шератон», весьма популярного у нуворишей того времени, — словом, брать от жизни все.

При этом география поездок оказалась весьма широкой: Израиль, США, Германия, Швеция, Италия, Испания, Франция и другие страны. Иногда вместо Анны Борисовны за рубеж выезжал ее сын Андрей Владимиров, студент частного юридического колледжа при МГУ имени М. В. Ломоносова. Оформлялось все это как зарубежные поездки по линии культурного обмена между Россией и другими странами. Как выяснили следователи прокуратуры, обмен действительно был: предметов русской старины на зеленые бумажки с портретами американских президентов. В ходе обысков в «Акции» следователи обнаружили и изъяли документы, согласно которым гражданин Владимиров Андрей Витальевич являлся сотрудником ТОО «Акция».

Выяснилось также, что услугами гражданки Ефимович в деле сбыта произведений искусства и антикварных вещей регулярно пользовались супруга Михаила Швыдкого, а также некоторые другие «деятели» российской культуры, например, жена Леонида Ярмольника.

Выйти сухими из воды тогда, в начале 1999 года, всем участникам этой истории помогло назначение Швыдкого на должность председателя ВГТРК и показ по государственному телевидению «человека, похожего на генерального прокурора», то есть на Юрия Скуратова. Эти кадры оказались как нельзя кстати. Именно в тот период ведомство Юрия Скуратова инициировало ряд серьезных уголовных дел по фактам коррупции и хищения государственных средств в особо крупных размерах. За один только 1998 год к уголовной ответственности за получение взяток и разбазаривание казенных денег были привлечены около 20 региональных чиновников — губернаторов, мэров и их заместителей.

Параллельно Главная военная прокуратура возбудила уголовные дела в отношении высокопоставленных чиновников Министерства обороны РФ. Среди них — заместитель Главкома сухопутных войск генерал-полковник Антон Терентьев, заместитель командующего Военно-космическими силами генерал-лейтенант Владимир Власюк, бывший командующий Группой российских войск в Закавказье генерал-полковник Федор Реут и другие. Обвинения стандартные: злоупотребления должностным положением, растрата вверенного имущества, махинации в жилищной сфере.

В апреле 1998 года Генпрокуратура начала расследование злоупотреблений при проведении реставрационных работ в Московском кремле. Как выяснилось, должностные лица Управления делами Президента РФ получили несколько миллионов долларов США в виде взятки от фирмы «Мабетекс» за предоставление выгодного контракта. По материалам проверки было возбуждено уголовное дело.

Тогда же в поле зрения Генпрокуратуры попали российские олигархи Борис Березовский и Александр Смоленский. Первый проходил по громкому делу «Аэрофлота», второй — по делу о махинациях с подложными авизо. Но самое главное — после печально известного финансового кризиса августа 1998-го ведомство Юрия Скуратова инициировало расследование деятельности многих государственных чиновников, которые подозревались в махинациях на рынке ГКО. В числе подозреваемых оказались председатель РАО «ЕЭС России» Анатолий Чубайс, вице-премьер Валерий Серов, бывший министр иностранных дел Андрей Козырев, заместитель министра финансов Андрей Вавилов, а также дочери Бориса Ельцина Татьяна Дьяченко и Елена Окулова. Для многих из них запахло реальными уголовными делами и тюремными нарами.

И вот тогда по государственному телеканалу «РТР», в ночном выпуске программы «Вести», был продемонстрирован документальный фильм «Трое в постели». На кадрах черно-белой кинопленки обнаженный мужчина развлекается с двумя голыми девицами. Ангажированные СМИ тут же окрестили барышень проститутками, а мужика — «человеком, похожим на генерального прокурора». Кто конкретно мелькал в кадре — так и осталось невыясненным. Да никто особенно и не старался это выяснить. Зато Кремль, давно мечтавший отстранить неугодного Скуратова, получил отличный формальный предлог расправиться со своим заклятым врагом. Вскоре после показа скандального фильма Юрий Скуратов был отстранен от занимаемой должности по указу Президента РФ.

Разумеется, уголовное дело в отношении гражданки Ефимович и ее антикварного магазина, равно как и другие, еще более громкие дела, не получили дальнейшего развития. Сама Ефимович, отпущенная из СИЗО под подписку о невыезде, моментально скрылась в неизвестном направлении. А руководитель ВГТРК Михаил Швыдкой, оказавший неоценимую услугу ельцинскому окружению (и самому себе!), продолжил блестящую карьеру на государственном поприще и вскоре дослужился до поста министра культуры.

Правда, спустя три года, уже после ухода Ельцина с политической арены, Генпрокуратура попыталась реанимировать «антикварное» дело, в котором был замешан Швыдкой. Но снова безрезультатно. Говорят, как только над шоуменом в очередной раз сгустились тучи, Путину лично звонила Наина Иосифовна и умоляла «не трогать Мишеньку»…

Впрочем, в качестве руководителя Всероссийской государственной телевизионной и радиовещательной компании, Швыдкой тоже умудрился стать фигурантом крайне неприятной истории. Осенью 2002 года аудиторы Счетной палаты России проверили телекомпанию «Культура» — дочернее предприят

Особенно это касалось выплаты авторских гонораров. Например, договоры с физическими лицами на создание авторских программ заключались без каких-либо расчетов и обоснований. Гонорары зачастую выплачивались в полном объеме еще до того, как работа была закончена. При этом согласно контрактам предусматривался длительный срок исполнения работ — в некоторых случаях несколько лет. В числе тех, кто неплохо кормился в качестве телеведущего, оказался и сам Швыдкой. Размер его гонорара за участие в телепрограмме «После новостей», например, составил почти миллион рублей. Неплохая прибавка к скромной чиновничьей зарплате!

Понятно, почему Михаил Ефимович и в дальнейшем, даже будучи министром культуры РФ, большую часть времени проводил за лицедейством в телестудиях, а не в министерском кресле за выполнением своих служебных обязанностей. Как раз в этот период времени, с 1999 по 2002-й годы, Россия, напомним, навсегда потеряла «Утопию» Томаса Мора, альбом «Птицы Америки» и сотни других бесценных изданий и произведений искусства.

Битва за Москву. Православную

Более десяти лет в самом центре столицы, на Никольской улице, шла не видимая обывателю война. Камень преткновения — Заиконоспасский монастырь, занимающий не одну сотню квадратных метров дорогостоящей московской недвижимости. А воевали за монастырские кельи Патриаршее подворье и Российский государственный гуманитарный университет (РГГУ), основанный на заре рыночных реформ известным демократом Юрием Афанасьевым.

Впервые на этот район Китай-города любители гуманитарных наук (и московской недвижимости) положили глаз в начале 1990-х. Мотивация такова: поскольку РГГУ появился на базе Историко-архивного института, здание которого находится на Никольской, то и все близлежащие кварталы нужно отдать свежеиспеченному вузу. Гуманитариев-демократов во главе с академиком Афанасьевым поддержали и демократически настроенные московские чиновники во главе с тогдашним мэром Гавриилом Поповым. Уже в марте 1992 года появилось постановление Правительства Москвы за номером 155, согласно которому земельный участок по Никольской улице, д. 7-15 передавался в бессрочное и безвозмездное пользование РГГУ — на развитие материально-технической базы университета.

Таким образом, университетская «база» существенно расширилась — в основном за счет соседних Заиконоспасского и Никольского монастырей, а также здания Славяно-греко-латинской академии, Синодального печатного двора и других культурно-исторических памятников. И все тут же «забыли» о том, что всего несколько месяцев тому назад, летом 1991 года, Президиум Моссовета уже принял по этим строениям вполне однозначное решение: «О передаче зданий и сооружений религиозным организациям Московского Патриархата». Правда, утвердить это решение помешали события августа 1991-го. А потом наступила вожделенная демократия — и о решениях прежней, то бишь тоталитарной, власти сразу стало как-то неприлично вспоминать. Вот демократическая общественность и помалкивала…

Заполучив весомый кусок столичного пирога, Афанасьев и компания умудрились сдать в аренду все, что можно было сдать. В монастырских кельях в мгновение ока прописались многочисленные фирмы, кабаки и магазины. Например, первый этаж одного из зданий Заиконоспасского монастыря занял ресторан «Годунов». Одним из учредителей «Годунова» стал некто Нагапетян, большой друг академика Афанасьева, а также основатель ЗАО «Фонд развития внебюджетного финансирования гуманитарного университета». Именно эта организация и финансировала РГГУ путем тотальной сдачи в аренду не принадлежавших ей помещений.

Еще одна харчевня (вместе с торгово-развлекательным комплексом) появилась прямо под зданием Славяно-греко-латинской академии, той самой, где когда-то учился Михайло Ломоносов. Как выяснилось, строительство затеял некто Петросян, хозяин коммерческой фирмы «Старград». Этот уроженец далекой Армении приехал в Москву еще в 1980-е годы торговать фальшивыми галстуками. Говорят, эти самые галстуки, изготовленные в каком-то подпольном цеху, Петросян умело выдавал за импортный ширпотреб и загонял всем желающим прямо в подворотнях на Никольской улице (тогда она называлась улицей 25 октября). Покупателями липовых галстуков становились, как правило, доверчивые провинциалы, приезжавшие в Москву за покупками. Протолкавшись несколько часов в ГУМе и так и не купив вожделенной шмотки, люди выходили на улицу, где их поджидали ушлые фарцовщики, в том числе и Петросян. Товар улетал в считанные минуты.

Несколько раз Петросян попадал в поле зрения ОБХСС, но каким-то чудом ускользал от наказания. А в начале 1990-х бывший фарцовщик из солнечного Еревана стал солидным бизнесменом и завел дружбу с московскими чиновниками. Благодаря своим связям в тогдашнем московском правительстве, Петросян почувствовал себя хозяином Никольской улицы и даже открыл кабак в историческом центре города, являющемся объектом культурного наследия. Так что, любовь к московскому центру у Петросяна давняя и, видимо, неискоренимая.

Что же касается всевозможных ООО и ЗАО, им на территории монастыря не было числа. Говорят, в конце 1990-х Афанасьев со товарищи порывался сдать в аренду какой-то мусульманской организации колокольню Заиконоспасского монастыря. От такого коммерческого предложения растерялись даже мусульмане. Сделка не состоялась. Что, впрочем, не помешало предприимчивым «гуманитариям» тут же сдать колокольню в аренду какому-то медицинскому центру.

Бесконтрольное хозяйничанье РГГУ и его армянских друзей на монастырских территориях продолжалось почти десять лет. И только после того, как в ноябре 1999 года к мэру столицы обратился Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II, ситуация стала медленно меняться. Одно за другим в течение нескольких лет Правительство Москвы выпустило ряд постановлений, согласно которым Патриаршему подворью возвращались территории бывших Заиконоспасского и Никольского монастырей.

Однако от благих чиновничьих намерений до их воплощения в жизнь — дистанция огромного размера. Несмотря на многочисленные постановления и распоряжения, РГГУ и его субарендаторы не спешили уходить с Никольской улицы. Например, помещения, где находился ресторан «Годунов», по документам принадлежали Патриаршему подворью, начиная с 2001 года. Однако де-факто в течение последующих нескольких лет распоряжался ими все тот же Петросян со товарищи. Иначе говоря, за аренду и коммунальные услуги платило Патриаршее подворье, а купоны с ресторана стригли его учредители, никакого отношения к РПЦ не имевшие. И никому в Правительстве города до этого не было ровным счетом никакого дела.

Такое равнодушие к памятникам истории и культуры для мэрских чиновников вполне типично. Новые хозяева Москвы с самого начала демонстрировали на весь мир крайне пренебрежительное отношение к исторической застройке. За время правления Лужкова и его подельников столица России потеряла сотни исторических памятников. Некоторые из них были банально снесены, ибо мешали элитному строительству, а некоторые под видом реставрации перестроены так, что от истории и культуры ничего не осталось.

Но в случае с Заиконоспасским монастырем ситуация сложнее. Дело в том, что безудержное подземное строительство, которое развернули в районе монастыря Петросян и компания, угрожало не только памятнику истории, но и московскому метрополитену, то есть объекту стратегического значения. А заодно и столичному водопроводу, объекту не менее важному для жизни огромного города. Эксперты, обследовавшие территорию стройки, пришли в ужас от того, что увидели. По их мнению, стены Спасского собора, под который в буквальном смысле слова велся подкоп, могли в любой момент рухнуть на головы пассажиров метро. Только чудо спасло Москву от техногенной катастрофы с большим количеством жертв.

А потому выгонять петросянов из столичного центра надо было в любом случае, хотя бы для того, чтобы не допустить аварии с тяжелейшими последствиями. Однако все старания православной общественности, да и просто здравомыслящих москвичей долгое время ни к чему не приводили. Не помогло даже личное обращение Патриарха Алексия II к мэру столицы Юрию Лужкову с просьбой убрать ресторан с территории памятника. Юрий Михайлович, конечно, повозмущался для приличия и даже дал указание выгнать рестораторов из монастырских келий — но и только.

Не помог и наш самый справедливый в мире суд. Несмотря на принятое арбитражными судьями решение о выселении «Годунова», рестораторы и не подумали съезжать с насиженного места. Более того, будто в насмешку над правосудием кабак стал активно расширяться. Например, сразу после решения арбитражного суда начались подземные работы прямо под монастырскими зданиями. Обращения Патриаршего подворья в Росохранкультуру, Моском-наследие и прочие серьезные, казалось бы, ведомства, также ни к чему не привели.

Говорят, с «годуновцами» пытались трижды разобраться и судебные приставы, однако каждый раз безуспешно: Департамент имущества Москвы приостанавливал процедуру выселения по просьбе ресторана. Это как же нужно было «попросить», чтобы чиновники откровенно плевали и на решение суда, и на личное указание своего горячо любимого мэра!

Всего же ситуация вокруг монастырей более пятисот (!) раз рассматривалась в судах различной инстанции. И только в 2009 году наконец-то было возбуждено уголовное дело в отношении коммерческой фирмы «Старград» и ее хозяина Петросяна. Коммерсанта обвинили в умышленном разрушении здания Славяно-греко-латинской академии.

Возбуждение уголовного преследования по статье о вандализме в отношении культурно-исторического памятника — для демократической России большая редкость. Так что само по себе это дело уникально. Но еще большее удивление вызывает тот факт, что уголовное дело возбудили не в отношении какого-нибудь слесаря дяди Вани или уборщицы тети Клавы, а в отношении крупного столичного бизнесмена, который водил дружбу с мэрскими чиновниками и на полном серьезе считал себя хозяином Китай-города. Именно при молчаливом согласии высоких мэрских покровителей Петросян загадил Заиконоспасский монастырь и едва не угробил Славяно-греко-латинскую академию. Трудно себе представить, чтобы на такое отважился человек, не имевший серьезной «крыши» в городском правительстве. И вот, похоже, эта «крыша» дала течь…

Но самое главное — наконец, удалось остановить варварское разрушение Славяно-греко-латинской академии, которую Петросян превратил в общежитие для таджикских рабочих. Можно себе представить, что сделали гастарбайтеры с помещениями XVII века! Изрядно загаженные интерьеры в течение нескольких лет восстанавливали реставраторы Патриаршего подворья.

Вот так, шаг за шагом, приходилось отвоевывать у всяких проходимцев буквально каждую пядь православной Москвы.

Несостоявшийся арест

6 апреля 1999 года заместитель Генерального прокурора РФ Михаил Катышев выдал санкцию на арест Бориса Березовского. Известие о начале уголовного преследования всесильного олигарха, да еще особо приближенного к Кремлю, у многих вызвало реакцию, близкую к шоку. Да и сам Борис Абрамович, похоже, никак не ожидал такой прыти от вечно неуклюжей и медлительной (когда речь идет о сильных мира сего) российской Фемиды. В тот момент олигарх находился в Париже. Узнав о грозившем ему аресте, Березовский отменил запланированное возвращение в Москву, а на следующий день созвал в парижском отеле «Крийон» пресс-конференцию, на которой, не стесняясь в выражениях, обвинял Генпрокуратуру в беззаконии и симпатиях к коммунистам.

Судя по всему, решение арестовать Березовского вызревало в недрах Генпрокуратуры не один год. Основательно в поле зрения российских правоохранительных органов Березовский попал еще в 1996-м, когда в Генеральную прокуратуру РФ поступила информация о финансовых махинациях в компании «Аэрофлот», которую контролировал Борис Абрамович. Суть махинаций сводилась к следующему. В мае 1996 года генеральный директор «Аэрофлота» Евгений Шапошников распорядился перечислять 80 процентов валютной выручки заграничных представительств компании в швейцарский банк на счет некоей фирмы «Андава С. А.». А это немалые деньги. На тот момент у «Аэрофлота» была довольно широкая сеть представительств во многих странах мира. На их счетах аккумулировались десятки миллионов долларов. Так вот, в результате этой операции, совершенной без соответствующего разрешения Банка России, на счет «Андавы» поступила валюта, эквивалентная одному триллиону 737 миллиардам 142 миллионам неденоминированных рублей.

Разумеется, у сотрудников прокуратуры, начавших разбираться в этой схеме, возник вопрос, почему средства крупнейшей в России авиакомпании переводятся на счета никому неизвестной фирмы, зарегистрированной в швейцарском городе Лозанна. При более внимательном изучении вопроса выяснилось, что учредителями «Андавы», помимо нескольких граждан Швейцарии, выступили Борис Березовский и его ближайшие соратники по «Аэрофлоту», в частности первый заместитель генерального директора по финансово-экономической деятельности Николай Глушков и заместитель гендиректора по коммерческой части Александр Красненкер. Таким образом, странные, на первый взгляд, финансовые операции получили вполне логичное объяснение. Просто денежки «Аэрофлота» крутились под контролем одних и тех же лиц — Березовского и его команды.

Как выяснилось в ходе проверки, в период с мая 1996 по май 1997 года в Швейцарию ушли не менее 250 миллионов долларов. В качестве комиссионного вознаграждения главные участники этой аферы получили почти 11 миллионов долларов США.

Кроме того, выяснилось еще одно любопытное обстоятельство. Немалые средства были перечислены на счета «Андавы» как раз в тот период времени, когда у «Аэрофлота» не было лицензии на подобные операции. В этом следователи Генеральной прокуратуры усмотрели еще одно серьезное нарушение законодательства. Так что конечная формулировка обвинения, выдвинутого против Березовского, Глушкова и Красненкера, выглядела следующим образом: легализация незаконно полученных средств и работа без лицензии.

Как только олигарху и его компаньонам по «Аэрофлоту» было предъявлено обвинение, ангажированные журналисты и политики подняли истеричный вой, обвинив, в свою очередь, прокуратуру в предвзятости. Оказывается, перечисляя «Андаве» деньги «Аэрофлота», Березовский и компания заботились исключительно о сохранности государственных средств. Дескать, в швейцарском банке они целее будут. Впрочем, следствие оставило эти вопли без внимания.

— Я не думаю, что махинациями с «Андавой» Березовский и его сподвижники преследовали государственные интересы, — так прокомментировал ситуацию старший следователь по особо важным делам Генпрокуратуры России Николай Волков. — Не такие это люди, чтобы ударять даже пальцем о палец без выгоды для себя.

Николай Волков прекрасно знал, что говорил. К тому времени у следствия накопилось немало фактов, свидетельствовавших об авантюрных наклонностях Бориса Абрамовича. Вот лишь некоторые штрихи его довольно яркой биографии.

После окончания средней школы Березовский хотел учиться на физика, но в МГУ его не приняли якобы по причине еврейской национальности. Во всяком случае, сам Березовский впоследствии любил вспоминать о том, как он пострадал от режима. Впрочем, пресловутая пятая графа в паспорте не помешала будущему олигарху поступить в Московский лесотехнический институт, а затем на мехмат МГУ. Будучи студентом и аспирантом, Березовский активно занимался комсомольской работой и даже вступил в КПСС.

Свою карьеру на коммерческом поприще Березовский начал с Волжского автомобильного завода. Втершись в доверие к влиятельным людям, Березовский зарегистрировал АО «ЛогоВАЗ» и занялся торговлей автомобилями. В начале 1990-х торговала вся страна: кто-то потертыми штанами возле станции метро, а кто-то — новенькими «Жигулями». Брал их Березовский по заводской цене в 4,5 тысячи долларов за автомобиль, а продавал по 7 тысяч. В советские годы такими аферами моментально заинтересовались бы сотрудники ОБХСС. Но времена изменились. Теперь это стало называться предпринимательством и поощряться на самом высоком государственном уровне. А потому через несколько месяцев, в конце 1993 года, Березовский создал Автомобильный всероссийский альянс и начал со страшной силой, используя безграничные возможности рекламы, выманивать деньги у сограждан. Взамен Борис Абрамович обещал построить завод по производству легковых автомобилей и расплатиться со всеми вкладчиками надежными и дешевыми машинами наподобие немецкого «Фольксвагена».

Этот проект удался ровно наполовину: деньги с граждан Березовский собрал, а вот обещанные автомобили народу так и не дал. Никакой завод в России тоже не построил. Зато свой личный капитал Борис Абрамович увеличил, по самым скромным подсчетам, на 60 миллионов долларов.

После афер с машинами Березовский переключился на нефтяной бизнес, став совладельцем одной из ведущих российских компаний — «Сибнефти». А затем в поле зрения Березовского попал «Аэрофлот». В рекордно короткие сроки на руководящих постах в авиакомпании оказались исключительно люди Березовского. Опираясь на них, Борис Абрамович и начал прокручивать «аэрофлотовские» миллионы с таким расчетом, чтобы часть этих денег оседала в его собственных карманах.

Особое внимание Березовский всегда уделял дружбе с президентской командой: подолгу гостил в служебном кабинете начальника ельцинской охраны Александра Коржакова, подарил дочери президента Татьяне Дьяченко сначала «Ниву», а затем «Шевроле». Не без участия Березовского зять президента Валерий Окулов стал членом совета директоров «Аэрофлота». А самому Борису Николаевичу Борис Абрамович лично вручил доверенность на управление акциями телекомпании ОРТ.

Старания Березовского не остались незамеченными и неоцененными: в конце 1996 года олигарх, вопреки Конституции РФ, запрещавшей лицам с двойным гражданством занимать государственные посты, был назначен заместителем секретаря Совета безопасности, а затем — исполнительным секретарем СНГ.

Что касается финансовой «империи» Березовского, к концу 1990-х годов Борис Абрамович числился председателем совета директоров Объединенного банка, членом совета директоров «Сибнефти» и ОРТ, «Аэрофлота» и «ЛогоВАЗа», владельцем издательского дома «Коммерсант», десятка газет, журналов и радиостанций, а также Московской независимой вещательной корпорации.

За долгие годы так называемой предпринимательской деятельности Березовского не было ни одного случая, чтобы благодаря его талантам загибающееся предприятие вдруг оживало и  начинало успешно работать. И уж тем более нигде и никогда Березовский не создал с нуля что-то новое. Если, конечно, не считать новыми проектами финансовые пирамиды типа Автомобильного всероссийского альянса. Зато те лакомые куски бывшей общенародной собственности, которые Березовскому с такой легкостью доставались, под его чутким руководством быстро хирели и загибались.

Несмотря на это, а также явную нелюбовь со стороны большинства соотечественников, Березовский искренне считал себя спасителем Отечества, гением бизнеса и финансов, человеком, способным на большие дела. С последним утверждением, пожалуй, трудно не согласиться: дел Борис Абрамович наворочал столько, что расследовать их пришлось целой когорте высокопрофессиональных юристов и следователей, причем не только в России, но и за рубежом. В так называемые нулевые годы судебные иски и обвинения сыпались на Березовского как из рога изобилия. В одной только России против олигарха было возбуждено несколько уголовных дел, в том числе по фактам мошенничества и легализации денежных средств, приобретенных преступным путем. Серьезные претензии к Березовскому возникли также у правоохранительных органов Бразилии, Швейцарии, Франции и Нидерландов.

Но это будет позднее. А тогда, весной 1999-го, Березовский был почти уверен в собственной неуязвимости. И неспроста. Ровно через неделю после выдачи санкции на арест олигарха тот же Катышев отменил свое собственное решение. А еще через несколько месяцев с Березовского и вовсе сняли все обвинения. Будто и не было десятков миллионов долларов ущерба, причиненного российскому государству, спасителем которого Березовский себя искренне мнил…

Вопросы:

1. Существовала ли в России в 1990-е экономическая преступность?

2. Расскажите об особенностях коррупции в России во второй половине 1990-х.

3. Какие трудности испытывали службы борьбы с экономической преступностью в годы перманентного экономического кризиса?

4. Почему в 1990-е не удавалось эффективно бороться с экономической преступностью?

5. Какие особенности дикого капитализма проявились в России во второй половине 1990-х?

6. Почему в 1990-е преступный мир привлекал тысячи молодых людей?

7. Напишите реферат (8-10 стр.), посвященный экономической преступности 1990-х.